Кровные связи

Может, оно таким не было, когда эта Коринна Лукаста родилась.

– Спасибо, док.
– Гаррет направился к двери.

В приемной Фаулер, облокотившись на стойку, флиртовал с дежурной. Как только Гаррет появился, Фаулер тут же прервал свое занятие.

– Хорошо поболтали?

– Увидим. Пошли.

– Спасибо, - обратился Фаулер к девушке.

На свежем воздухе Гаррет облегченно вздохнул и про себя засмеялся. Даже ясный день предпочтительней морга? Иерархии.

– Куда теперь?
– спросил Фаулер.

– В архив.

Он обратился к знакомой девушке, но та спросила:

– У вас есть разрешение на просмотр этих дел?

Гаррет нахмурился. Она помогает не так охотно, как Турлов.

– Разрешение?

– Конечно. Мы не можем выдавать дела кому попало.

Внутренне бранясь, Гаррет изобразил негодование.

– Что? Беллфлауэр, вы ведь меня знаете.

– Я знаю, что вы здесь больше не работаете.
– Тут она улыбнулась. Вот что я вам скажу. Вы ведь сейчас ездите с сержантом Таканандой? Я позвоню ему или лейтенанту Серрато и спрошу разрешения.
– И она протянула руку к телефону.

Самоконтроль сдержал его: он не схватил девушку за руку. Это только привлечет внимание.

– Беллфлауэр.
– Гаррет снял очки и поймал ее взгляд.
– Это не...
– Он смолк. Что за глупость он делает на глазах у Фаулера?

Она отвела взгляд, но прежде чем ее рука коснулась трубки, Фаулер закончил:

– ...не поможет. Лейтенант ничего не знает, а сержант Такананда сейчас отсутствует. Я уверен, он дал бы нам записку, но он не подумал, что будет задержка.
– Он перегнулся через стойку и улыбнулся дежурной. Послушайте, милая, мы только помогаем сержанту, Микаэлян как бывший партнер, а я одновременно собираю материал для новой книги.

Глаза девушки расширились.

– Вы Грэм Фаулер?

Он улыбнулся.

– Виновен. Ну... что скажете?

Она нахмурилась.

– Ну...

– Мне не понадобится выносить дела, - торопливо сказал Гаррет. Просмотрю здесь же, это все, что мне нужно.

– Я буду очень признателен, - сказал Фаулер.

Беллфлауэр улыбнулась ему.

– Ну, хорошо.

И ушла.

Надевая очки, Гаррет облегченно вздохнул.

– Хорошее представление.

Фаулер сухо улыбнулся.

– Мы ведь не можем допустить, чтобы расследование задержалось из-за бюрократизма?

Вскоре Беллфлауэр вернулась с тремя папками. Гаррет просмотрел все документы, выискивая имена, адреса и телефонные номера людей, связанных с жертвами. Он не удивился, найдя очень немного.

Обнаружив, что Боденхаузен был черным, он поднял брови, хотя почему это удивительней, чем имена родителей, братьев и сестер Кристофера Строды? В деле Строды содержался также текст его предсмертной магнитофонной записи, оставленной на Золотом мосту вместе с обувью, пальто и защитными очками. Гаррет смотрел следующие документы, а текст этот продолжал кричать об отчаянии в его памяти.

– Могу я чем-нибудь помочь?
– спросил Фаулер.

– Спасибо, нет.

– Не возражаете, если я взгляну?

Особого вреда в том, что он удовлетворит свое любопытство, не будет.

– Пожалуйста.

Фаулер принялся листать страницы.

– Можно ли спросить, кто эти люди? Это все старые дела, и убийств среди них нет. Какое отношение они имеют к мисс Барбер?

Неизбежный вопрос. Можно ли как-нибудь ответить?

– Может, никакого. Всего лишь предположение. Не просите меня сейчас объяснять.

Брови Фаулера дрогнули, но он не стал настаивать.

Гаррет про себя довольно улыбнулся. Но мгновение спустя в голове его прозвучал сигнал тревоги. В отчете о деле Коринны Барлоу сообщалось, что она работала в фонде "Фило".

На машине Холла была табличка с надписью "Фило".

Фонд "Фило"! Это название прозвенело в сознании Гаррета. Он готов был пнуть себя за то, что не подумал о нем сразу, как только увидел табличку на машине Холла. Некоммерческая организация, о которой мало что известно, но ее центры по сбору крови имеются в каждом городском районе, а в каждой больнице на видном месте номера: 555-жизнь - доступ к банку крови, 1-800-555-стат - сведения о имеющихся в наличии органах для трансплантации в центральном хранилище в Чикаго. Он много раз видел эти таблички, когда навещал Марти на работе в травматологическом центре Сан-Франциско. А 555-жизнь - он подтвердил свою догадку, взглянув на телефон на стойке, этот телефон [phone], тот самый номер, по которому звонила экономка Холла.

– Нашли что-то интересное?
– спросил Фаулер.

Гаррет быстро соображал.

– Я думал о транспорте. Моя машина у дома Гарри. У вас есть?

Фаулер изогнул бровь.

– Да, конечно. В Америке человек без машины - калека. Вы собираетесь навестить людей из этого списка?

– Возьмите конфетку.
– Гаррет вернул дежурной папки.
– Спасибо, Беллфлауэр. Я кончил. Я у вас в долгу.

5

Родители Строды по-прежнему жили в округе Марин. Гаррет почти хотел, чтобы это было не так, чтобы он не смог их найти.

При упоминании о сыне на лице миссис Сары Строды отразилась боль.

– Вы хотите поговорить о Кристофере?

Только что Гаррет восхищался ее моложавостью, блестевшим в глазах юмором. Она вернула ему удостоверение и выслушала объяснение, что он временно прикомандирован к полиции Сан-Франциско и проходит курс обучения для полицейских маленьких городов. Теперь юмор исчез, прожитые годы тяжело отразились на лице.

– Нет.
– Она покачала головой.
– Я не хочу говорить о нем. Я читала ваши книги, мистер Фаулер. Они мне нравятся, только ваш герой пользуется людьми, как дешевыми и легко заменимыми орудиями. Я не хочу, чтобы мой сын появился в одной из ваших книг.

– Он не появится, - сказал Гаррет.
– Это не имеет отношения к вашему сыну, нас интересуют люди, которых он знал.

Миссис Строда прикусила губу.

– Входите.
– Она вошла в неоиспанский дом, шире раскрыла резную дверь, хотя по ее выражению было видно, что она с радостью захлопнула бы дверь перед ними.
– Я предпочитаю свежий воздух.
– И она провела их на выходящий на залив балкон, облокотилась на перила, стоя спиной к ним, пальцы ее, сжимающие чугун перил, побелели.

Гаррет сел на стул красного дерева.

– Простите за беспокойство. Я не стал бы вас тревожить, но у нас важное дело.

Не оборачиваясь, она ответила:

– Прошло десять лет. Вы можете подумать, что я кончила горевать или по крайней мере привыкла. Ничего подобного, все как будто произошло вчера, и я по-прежнему не понимаю, почему! Ему было двадцать четыре года, вся жизнь впереди, а он...
– Она резко повернулась.
– Что вы хотите узнать?

Он ненавидел себя за то, что открывает старые раны.