Кухарки и горничные

— Какъ? Уволиться? Что-же это такъ? Съ чего? Разв ты мстомъ недовольна? — спросила Марья Петровна.

— Мстомъ-то я довольна, вы господа спокойные… но… Я, сударыня, женщина честная. Если позволите быть откровенной и напрямки говорить, я вамъ по чистой совсти скажу.

— Ну? Какая-же причина?

— Языкъ-съ.

— Какой языкъ?

— Копченый языкъ, который баринъ самъ въ колбасной купилъ.

— Ну? Что-же изъ этого? Въ колбасной языки копченые и соленые лучше. Колбасники спеціалисты по этой части.

— Все это мы понимаемъ-съ, да намъ-то это не съ руки.

— Не могу понять.

— Помилуйте… Что-же это такое? Если господа по колбаснымъ языки будутъ для стряпни покупать, то посл этого кухарк ужъ никакой халтуры не будетъ.

— ???

Марья Петровна широко открыла глаза и молчала.

Кухарка продолжала:

— Я, сударыня, женщина честная, я хозяйскимъ добромъ никогда вотъ на эстолько не попользовалась (она протянула руку и показала кончикъ пальца), я получаю только то положеніе, которое даютъ мн мясникъ, рыбакъ, зеленщикъ и мелочной лавочникъ. Керосиномъ, мыломъ и булочной горничная завдуетъ. Это ея статья. Но мясникъ — это главный доходъ. Что-же мн можетъ дать мясникъ посл итого, если у насъ даже соленые языки будетъ покупать самъ баринъ по колбаснымъ лавкамъ!

— Послушай… Баринъ все лто покупалъ въ колбасной не одни языки, а даже и солонину, и привозилъ на дачу, — сказала Марья Петровна.

— Лто, сударыня, въ составъ не входитъ. Лтомъ вс кухарки страдаютъ. Плачутся и молчатъ. А тутъ ужъ, извольте видть, баринъ и на зимней квартир… Да и не одни языки, а на прошлой недл и рябчиковъ привезъ со стороны. Потомъ я слышала стороной, что вы ужъ и свжимъ мясомъ недовольны отъ здшняго мясника и хотите покупать на Снномъ рынк изъ какихъ-то первыхъ рукъ.

— Откуда ты это узнала?

— Я, сударыня, женщина честная, а потому должна объявить: горничная мн это сказала, потому что за столомъ у васъ съ бариномъ былъ разговоръ. Что-жъ, я говорю прямо. Мн съ ней не дтей крестить.

— Говорили мы объ этомъ, дйствительно, говорили, — задумчиво произнесла Марья Петровна. — Но что-жъ изъ этого?

— А то, что вотъ вамъ и причина. Вы себя бережете, а я должна себя оберегать. Какъ хотите, обидно.

— Намъ еще боле обидно. Вотъ видишь-ли, въ лавк, гд ты берешь говядину, ставятъ за первый сортъ восемнадцать копекъ за фунтъ, а на Снномъ рынк такое-же мясо стоитъ пятнадцать копекъ фунтъ. Баринъ справлялся

— Такое, да не такое. Мясо мясу рознь. Потомъ сами будете жаловаться, что наваръ плохъ, а вдь это все отъ мяса. На Снной за пятнадцать копекъ мясо лимонское, а здсь у нашего мясника мясо черкасское.

— Черкасское, черкасское и тамъ.

— Ну, да что объ этомъ говорить! Богъ съ нимъ, съ мясомъ, сударыня. Но дло, сударыня, не въ этомъ. Дло въ обид. Дло въ томъ, что я дохода лишаюсь. Я женщина честная и потому передъ вами не виляю, а говорю вамъ напрямки. Съ кого-же я тогда возьму свое кухарочное положеніе! Вы женщина вразумительная и должны все это понять.

Произошла пауза. Марья Петровна что-то обдумывала и, сидя около обденнаго стола, крутила бахрому красной съ блымъ чайной скатерти.

— Мн жалко тебя, Варвара, — произнесла она наконецъ. — Ты хорошо стряпаешь, привыкла къ нашимъ вкусамъ. Не могу-ли я возмстить теб то, что теб можетъ дать мясникъ? То-есть, прибавить къ твоему жалованью. Что даетъ теб мясникъ? Вдь не уйму же онъ даетъ теб денегъ. Такъ… что-нибудь на кофей даетъ.

— Тутъ, сударыня, не въ одномъ мясник сила, — отвчала кухарка, улыбнувшись. — Мясникъ мясникомъ, а, кром того, баринъ обижаетъ меня и насчетъ дичи. Не господское это дло дичь покупать. Зеленщикъ тотъ, у котораго мы и дичь забираемъ, тоже обижается, что рябчики на сторон берутъ, и черезъ это тснитъ меня. Если всякую дичь въ постороннемъ мст баринъ будутъ брать, то что-же въ зеленой-то нашей будемъ мы брать? Какія такія закупки? Корешки для супу да капусту для щей, а этотъ товаръ пустяковъ стоитъ, отъ него кухарк не много дашь.

— Милая, ты стсняешь свободу, стсняешь свободу хозяевъ, — замтила Марья Петровна кухарк.

— А вы стсняете свободу мою, такъ ужъ лучше честь честью разойтиться, — отвчала кухарка. — Я женщина честная, чужого никогда не брала, и прямо напрямки вамъ все докладываю. Не угодно вамъ — разойдемся.

— Правомъ покупать провизію самимъ мы не можемъ поступиться, это должно остаться за нами, а потому ты мн скажи — сколько-же теб давали мясникъ и зеленщикъ?

Кухарка опять улыбнулась.

— Тутъ не токма что мясникъ да зеленщикъ, а и рыбакъ, сударыня. И это мн обидно, что баринъ въ прошлую субботу захали сами на садокъ и купили судака и красной икры. Зачмъ это? Разв я не могла-бы такой-же красной икры и такого-же судака купить у нашего рыбака? Я заплатила-бы ему т-же самыя деньги, никакого-бы вамъ убытка не было, а мн отъ рыбака была-бы халтура, — сказала кухарка.

— Ахъ, ужъ теперь и рыбакъ!

— А то какъ-же… Изъ-за этого живемъ… Жалованья моего, сударыня, я вамъ прямо говорю, мн еле-еле на моего изверга хватаетъ. Вдь, вотъ онъ теперь который мсяцъ безъ дла! Все ищетъ мста швейцара, чтобы полегче работа была, отъ другихъ мстовъ отказывается, потому набалованъ онъ, и ему трудно на тяжелую работу. И вотъ все теребитъ, теребитъ меня. А ему жалованье отдамъ такъ что-же мн себ-то?.. Только халтура отъ лавочниковъ и остается, а ея-то и нтъ.

— Ну, это ужъ дло исключительное. Сама виновата, что даешь, — отвчала Марья Петровна.

— Нельзя не дать-съ. Онъ вышибетъ, силой вышибетъ.

— Такъ мн хочется знать, сколько-же теб даютъ мясникъ, зеленщикъ и рыбакъ?

— Да вдь это, сударыня, трудно сказать… Какъ званые гости у васъ — сейчасъ халтура и прибавляется. Но, вотъ, вдь ужъ и со столовымъ масломъ тоже баринъ вздумалъ меня обижать…

— Позволь, позволь… Здшній лавочникъ ужасъ что деретъ за масло и, кром того, прогорклое даетъ, оттого баринъ и купилъ полъ-пуда масла въ склад. И лучше, и дешевле…

— Въ такомъ раз вотъ изъ-за всего этого и увольте меня, сударыня, — проговорила кухарка. — Мсто у меня есть, найдено мсто. Такое мсто, гд господа ни во что не входятъ. Тамъ барыня молодая, живетъ на чужія деньги. Что ей рубль, два, если она отъ одного купца заводчика десять тысячъ въ годъ получаетъ, а мало будетъ, такъ купецъ этотъ и еще ей десять прибавитъ, потому, души въ ней, какъ говорится, не чаетъ…

— Ну, это дло другое, — сказала Марья Петровна. — Такъ завтра уходишь?

— Могу и до послзавтра подождать. Я женщина честная. Зачмъ мн васъ притснять? Два дня я вамъ еще постряпаю, а вы себ другую кухарку ищите. Даже сама могу вамъ кухарку изъ своихъ знакомыхъ предоставить. Можетъ быть, та и уживется при вашихъ порядкахъ. А я, сударыня, не могу, извините. Такъ что-же сегодня стряпать?

Начинается заказываніе обда.

IV

Утро. Господа сидятъ на террас дачи и пьютъ чай. Горничная докладываетъ, что пришла наниматься новая кухарка. Кухарку требуютъ на террасу. Входитъ среднихъ лтъ женщина въ пальто со стеклярусной бахромой, въ яркомъ шелковомъ платк на голов и съ зонтикомъ.

— Здравствуйте… — говоритъ она, кланяясь. — Вашей милости кухарка требовалась.

— Да, намъ нужна кухарка, — отвчаетъ хозяйка. — Вы отъ кого? Тебя кто прислалъ?