Курган
Шрифт:
…Меркулов сидел на скамейке в своем дворе и курил, устало щурясь от холодного утреннего солнца. Пора было идти отдыхать после долгой бессонной ночи. Он сидел, не спеша затягиваясь и наслаждаясь усталостью, бездумно глядя под ноги, и уже стал задремывать, как услышал прямо над головой мальчишеский голос:
— Гражданин, ты случаем не знаешь, где-то тут живет Меркулов Семен Игнатьевич?
Перед Меркуловым стоял худой рыженький паренек в фуфайке нараспашку, картузе-восьмиклинке и ссохшихся кирзовых сапогах с загнутыми вверх носками. Плечи оттягивал туго набитый вещмешок.
Паренек с минуту смело разглядывал Семена большими желтыми
— Постой! Да ты сам-то не дядя Семен?
— Сергей?! Разогреев?! Здорово живешь! — удивился Меркулов.
Сергей засмеялся. Сбросил вещмешок и сел рядом с Семеном. Шутливо толкнул его в бок:
— Борода!
Меркулов знал, что Сергей должен приехать, ждал его, но все же растерялся и даже разволновался. И только после первых неловких минут встречи стал расспрашивать:
— Что ж вы там? Как на хуторе? Мать как? Сестра?
Сергей стал рассказывать про колхоз, про хутор, про мать. В колхоз трактора новые пришли, три трехтонки. Строят много. Председатель новый, отставной майор. Дорогу стали булыжником мостить. Он, Сергей, закончил семилетку, и МТС направила его в город на курсы агрономов. Сестра Маша закончила школу и вместе с матерью работает дояркой, дома хозяйство держат, сад. Живут хорошо.
— А я к тебе надолго, дядь Сём, — сказал Сергей весело, как о деле решенном. — На все курсы.
— Как же ты нашел меня?
— Э! Я, дядь Сём, кого хошь найду! — прихвастнул Сергей. — Я и в городе смогу…
Меркулов подхватил вещмешок, неловко притиснул рыжую голову к плечу и шумно, во всю грудь вздохнул:
— Земляк, гость дорогой…
Гостем он оказался беспокойным. В первый же день ревизовал хозяйство Меркулова, облазил все углы, позаглядывал во все ящики, проверил все узлы и коробки. Внимательно обследовал он и запасы провианта, привел в порядок кульки, сумочки, переложил газетами сало. Он насвистывал под нос и не то чтобы стесняться Меркулова, а наоборот, отчитывал его.
— Что ж у тебя рубахи-то в дырках? Одну новую купи, а эти подлатать надо.
На кухне навел порядок. Кое-что из приправ принес с базара и стал варить борщ.
Меркулов в первый раз съел сразу две тарелки.
— Это где ж ты так наловчился? — спросил он уважительно и даже заискивающе.
— Где?! — Сергей присвистнул и засмеялся. — Мать с темна до темна на ферме. Маша тоже. Раз сварил похлебку — и собака есть не стала. Я — к бабке Моте, через плетень спрашиваю: как борщ варить? Она пришла, показала. Раз-другой попробовал и стал кухарить. Мать и та завидует. Я такой — только раз покажи!
Вечером они вместе ужинали, пили чай, долго разговаривали. Семен все больше расспрашивал о хуторе. Сергей, сведя остренькие брови к переносице, часто моргая желтыми, по-птичьи быстрыми глазами, жестикулировал и, словно в споре, горячась, частил скороговоркой:
— На хуторе теперь жизнь наладится. — Он явно подражал кому-то из начальства МТС. — Колхоз наш геройский. Техника пошла какая! Счас только людей подучить малость. А то ведь зазря сколько добра пропадает! Я вот тебе по агрономической линии скажу: правильно мы пашем ай нет? Нет! И мелко, и не в сроки. Под осень пахать надо да навозец запахивать. А пары? Пары сорняк вытягивает, у нас руки не доходят. Вот тебе и собираем на круг по десять центнеров. А нам по двадцать мало! Конечно, силенок у колхоза пока маловато…
Морщинка у него между бровей разгладилась,
желтые глаза азартно заблестели.— Дай срок! — продолжал он, словно угрожая кому-то. — Вот получу диплом! Наведу порядок в колхозе…
— Молодой ишо, — осторожно усомнился Меркулов. — Как бы осечки не вышло.
— Что ты, дядь Семен! Да я буду на бригадном стане ночевать! Днем и ночью работать! Пахоту наладим да семена заведем элитные, и тогда… Эх, засыпем пшеничкой все тока! Успевай только отвозить на элеватор.
Меркулов глядел на Сергея с какой-то удивленной завистью: «В чем там душа держится, мослы одни, пацан, а туда же… порядок в колхозе наводить. Петушок задиристый. Ишь, глазенки-то горят. Такой поблажки себе не даст. Настрадался, болезный. На пацанах да на бабах держался колхоз… Землицу пощупал своими руками, понюхал, она ведь и в тылу тоже порохом пахла, а теперь душа болит о колхозе. Он ведь, как телок необлизанный, стоит на ногах врастопырку и качается. Ему сейчас вот такие Сергеи позарез нужны…»
— Дядь Сем, а я бы тебя трактористом в бригаду взял!
Семен хмыкнул разочарованно, постукал себя по протезу:
— Я, Серега, отпахал свое.
— Да такой, как ты, Буханцев Андрей, заворачивает на ДТ — двоим не угнаться.
— Вернулся Андрей-то?
— Вернулся. Тоже с протезом. Попросился на трактор. Сперва помучился, а счас ничего. Привет тебе передавал.
— Спасибо. Ну, а Макар Пантелеевич живой?
— О, ишо как живой! Зимой кузнечит, а летом пацанов наберет прицепщиками — и на комбайн. Он у нас профессор, всем ума вставляет.
— Я сам у Макара учился. Золотой человек… Ну, а Степанов Костя? Гришка Бондаренко? Крамсков Петро?
Сергей бойко рассказывал со всеми подробностями, даже в лицах изображал. Семену все было интересно: кто женился, кто построился, много ли на трудодень получают, какой урожай собрали? Работает ли колхозная мельница? Провели ли свет в хутор от местной электростанции? Ловят ли рыбу в речке? Он расспрашивал о хуторе с такой жадностью, точно век там не был.
10
С приездом Сергея изменилась жизнь Меркулова. Нарушилась долгая, тоскующая, как червоточина, тишина, привычный порядок в квартире. Сергей подключил радио, и теперь с утра до вечера звучала музыка, бодрый дикторский голос сообщал о новостройках страны, о новостях науки, о международных событиях. На подоконнике лежала стопка газет, местных и московских. Сергей любил читать вслух «Комсомольскую правду».
Сергей понял, что Меркулову трудно живется в одиночестве. И он по-своему опекал его. Распоряжался по хозяйству, покупал провизию, готовил. Все хозяйственные мелочи теперь были разложены по полочкам. От Меркулова он требовал во всем беспрекословного подчинения, и Семен добродушно уступил ему первенство.
В тщедушном теле будущего агронома крылись неукротимые силы, ощущался безудержный напор энергии. Сергей поздно ложился и рано вставал. Бегал в городской парк на зарядку, возвращался розовый и возбужденный, рассказывал Меркулову: там-то собираются любители-собаководы, там-то болельщики футбола, там-то шахматисты, в другом месте — голубятники. Все ему было интересно, всему он радовался и удивлялся. На лице его было постоянное острое и жадное, какое-то зверушечье любопытство. Он и вставал чуть свет, кажется, затем, чтобы пораньше начать смотреть на город, на людей.