Лебединая песня

Телефон зазвонил снова.

– Ох, прости, – спохватилась Аделаида, – я же должна была подготовить бумаги для профсоюзного комитета, еще вчера. Это они, наверное, и звонят.

Карл кивнул.

– У тебя есть два часа, – сказал он, направляясь к двери.

– А потом? – сразу же спросила Аделаида.

Карл обернулся.

– Потом мы уедем, – сказал он.

Аделаида хотела еще спросить «куда», но он уже ушел, и вопрос достался невидимому собеседнику в телефонной трубке, которую Аделаида машинально подняла и поднесла к уху.

* * *

Вторая попытка оказалась удачной – директриса была одна, хотя и разговаривала по телефону, присев на краешек Манечкиного стола. Несмотря на телефонный разговор, она сделала приглашающий жест, и Мария Александровна вместе с завучем старших классов зашли в приемную. Делая вид, что совершенно не замечают ни ее более короткую, чем обычно, юбку (всего лишь на пару сантиметров ниже колена), ни легкомысленный шарфик на шее, ни тем более ее сияющую физиономию, завучи открыли шкаф с личными делами учащихся и принялись там шуршать.

Но ушей они заткнуть не могли, и услышанное повергло их в изумление, скрыть которое было гораздо труднее.

– Я вот думаю, – своим спокойным, доброжелательным тоном говорила в трубку Аделаида Максимовна, – а нужно ли это нам? Нам – я имею в виду школе, учителям. Мы исправно платим членские взносы, мы участвуем во всех ваших мероприятиях, мы составляем требуемые вами бумаги. И ничего не получаем взамен. Где давно обещанные бесплатные путевки – для педагогов в санатории, а для их детей – в летние лагеря? Где был профсоюзный комитет, когда нам по шесть месяцев не платили зарплату? И что делает комитет сейчас, когда зарплату, правда, начали выдавать, но нерегулярно и не всем? Молчите? Ну что же, мы продолжим наш разговор, когда вы сможете дать мне ответ на эти вопросы. До свидания!

И директриса повесила трубку.

– Аделаида Максимовна, вы ли это? – потрясенно спросила Мария Александровна, высунувшись из шкафа.

– Вы считаете, что я не права? – мягко улыбнулась директриса.

Завуч старших классов и Мария Александровна переглянулись.

– Правы. На все сто. Но...

– Кто-то же должен сказать им вслух то, о чем мы все говорим вполголоса, – заявила неузнаваемая Аделаида Максимовна.

Завуч старших классов опомнилась первая.

– Значит, мы тоже можем сказать вслух то, о чем говорим вполголоса? – вкрадчиво улыбаясь, спросила она. Мария Александровна сделала страшные глаза и пихнула ее в бок.

– Дорогие мои, в этот чудесный весенний день вы можете говорить все, что захотите, – заявила лучезарная Аделаида Максимовна.

– Вы за последние дни так помолодели и похорошели, что мы... просто теряемся в догадках, – начала было завуч старших классов, но Мария Александровна решительно перебила ее:

– Мы хотели спросить вас о субботе. Что, если мы закончим четверть завтра, а субботу сделаем выходным днем – и для учеников, и для педагогов?

Несмотря на непривычно-радужное настроение директрисы, Мария Александровна все же не вполне была уверена в успехе – ведь прежняя Аделаида Максимовна очень серьезно относилась к трудовой дисциплине. Но Аделаида Максимовна нынешняя не заставила ее волноваться; улыбнулась, кивнула в знак согласия и, поправляя перед зеркалом длинные, густые, подвитые на концах волосы, сказала:

– Кажется, я и в самом деле неплохо выгляжу...

– Изумительно! – хором отозвались завучи.

* * *

Свобода! В субботу – не учимся! Завтра – последний день! Эта новость мгновенно облетела всю школу (все же удивительно, до чего быстро в школе распространяется информация – по стенам передается, что ли...) и вызвала радостное возбуждение не только в средних и старших классах, но и в младших. Младшие классы по субботам не учатся, поэтому мелюзга веселилась просто так, бескорыстно, за компанию.

Вася Мухин, музицировавший с гостем в пустом классе и освобожденный по этому поводу от урока пения, поднял голову и прислушался. За стеной, в кабинете музыки, радостно зашумел и запрыгал 3-й «А». Вася поддержал товарищей, взяв на своей домре несколько широких, мощных аккордов.

В класс заглянула учительница пения, кокетливо улыбнулась немцу, а Васе сделала строгое лицо – смотри, мол, у меня! Вася сконфуженно заморгал и протянул инструмент немцу – «теперь вы попробуйте!».

Немец попробовал.

– Уже лучше, – сдержанно одобрил его Вася, – но пальцы вы все же неправильно ставите. Надо вот так…

– А это не так просто, как я думал, – дружелюбно усмехнулся иностранец.

– Не так, – согласился Вася, – я вот три года уже учусь.

Учительница, вместо того чтобы вернуться в кабинет музыки, к беспечно веселящемуся 3-му «А», зашла в класс, уселась за учительский стол и, сдвинув брови, принялась изучать классный журнал.

– Учиться в школе тоже не так просто, – тихо сказал Вася, косясь на учительницу, – вот когда дети приходят учиться, от них хотят, чтобы они сразу же вели себя, как школьники. А им, может, нужно время, чтобы научиться быть школьниками.

– Ты прав, – признал немец, – мы, учителя, иногда об этом забываем. Спасибо тебе, ты мне очень помог.

Учительница, напряженно прислушивавшаяся к разговору, уловила лишь эти, последние слова и облегченно вздохнула; в глубине души она опасалась, как бы Вася не сболтнул иностранцу какую-нибудь ненужную глупость. Вообще-то Вася – мальчик хороший, спокойный, почти отличник, и в музыкальной школе учится. Но кто их разберет, этих детей, даже хороших и спокойных, о чем они там думают?

В дверь просунулась взлохмаченная мальчишечья голова. Шестиклассник Лешка Морозов, такой же непутевый, как и его мамаша; у него уроки во вторую смену, а он, глядите-ка, приперся сейчас. Учительница пения уже раскрыла рот, чтобы велеть ему закрыть дверь с той стороны, но тут немец извинился и сказал, что это за ним и что ему, к сожалению, пора идти.

Он очень тепло и уважительно попрощался с Васей и сделал комплимент учительнице по поводу ее педагогического мастерства, позволяющего выращивать таких умных, способных и воспитанных учеников. Лешка, нетерпеливо переминавшийся с ноги на ногу, распахнул перед немцем дверь и на прощание скорчил Васе рожу. Вася, которого только что вслух обозвали умным и воспитанным, хотел было с достоинством отвернуться, но не удержался и швырнул в Лешку почерневшим огрызком яблока, найденным в парте.

Мастерский по точности бросок, к сожалению, пропал зря – Лешка успел закрыть дверь. Они с немцем подошли к спортзалу, у которого слонялись с рюкзаками и сумками еще несколько мальчишек Лешкиного возраста. При виде Карла они замерли и уставились на него выжидательными взглядами. Лешка смущенно откашлялся.

– Карл Генрихович, – тихо попросил он, – а можно, ребята посмотрят, как вы будете меня учить? Им очень хочется...

– Можно, – сказал Карл. – Идите переодевайтесь.