Лексикон света и тьмы

К как Крик на улице под окном спальни, с которого для Риннана начинается война. Он открывает глаза, садится. Видит, что Клара стоит у окна голая, наполовину завернувшись в занавеску, и тоже кидается к окну и выглядывает наружу. Он проснулся, как у него часто бывает, с полной эрекцией, причиндал торчит наискось вверх. Риннан наконец разбирает, что именно кричат. Нападение на Норвегию. Война пришла к ним.

Наконец-то, думает Хенри, натягивая подвернувшуюся под руку одежду. Наконец-то! Он выскакивает из дому, даже не позавтракав. Уж в этот-то раз они не будут вякать, что он не вышел ростом. Теперь они возьмут его как миленькие, а если начнут задавать вопросы, то он расскажет про свой огромный шофёрский стаж. Кто ещё во всём городе умеет ездить так же быстро и безопасно? Кто ещё в этой части Норвегии знает наперечёт каждый ухаб и каждый поворот так же, как знает их Хенри Оливер Риннан, сперва разъезжавший с приятелями по всем окрестностям в поисках танцулек, а теперь изъездивший вдоль и поперёк весь Северный Трёнделаг с товарами на продажу?

Никто!

Никто, никто, никто, вот правильный ответ, один только Риннан, и они – все! – ответ знают, и в этот раз им без Риннана не обойтись.

Хенри получает форму. Их просят по возможности брать старые комплекты, но хрена лысого он на это согласится. Особенно когда новенькая форма громоздится тут ящиками. Хенри находит свой размер – никаких проблем с этим нет, его размера есть даже несколько комплектов, – начинает переодеваться и сразу чувствует, как меняется, потому что военная форма как раз и создаёт настоящего мужчину. Хенри надевает брюки, застёгивает позолоченные пуговицы кителя, зашнуровывает ботинки и с первого взгляда на своё новое отражение в зеркале знает, что сможет сделать что угодно, решиться на всё, что только от него потребуется.

Его назначают в норвежское подразделение в Санднесмуен, в секретную группу, которая прячется на хуторе. Он ведёт грузовик на аэродром, сперва вместе со всеми заталкивает в кузов оружие, ящик за ящиком, а потом садится за руль, жёсткий пластик, шофёрские перчатки вцепляются в руки, и он чувствует опасность, исходящую от ящиков со взрывчаткой в кузове. Которая только и ждёт, чтобы ей дали развернуться: подожгли и помогли добраться до немецких солдат и убить их.

Как же ему нравится такая жизнь! Спать, как равному, рядом с другими. Рассказывать солдатам истории, слушать радио, обсуждать последние новости с фронта.

Так проходит неделя. Потом вторая.

Затем они получают известие, что Норвегия капитулировала. Что трусы-южане сложили оружие, теперь всё кончено, их просят сдаться.

Они получают ПРИКАЗ так сделать. Хенри пытается убедить остальных продолжать борьбу, говорит, что они могут создать партизанский отряд, но поздно, внезапно повсюду немецкие солдаты в мышиного цвета шинелях и с пламенным взглядом голубых глаз.

Капитуляция обескуражила всех его друзей. Они деморализованы, сломлены, пали духом и ни к чему не годны. Подразделение в одночасье расформировывают, всех солдат доставляют в лагерь для военнопленных, устроенный немцами в Сносе.

Хенри стоит у холодной металлической решётки, уперевшись в неё лбом и руками, и ждёт. Ждёт в грязи и скуке. В огромной общей спальне. На протяжении нескончаемых, тягучих и пустопорожних дней и ночей. Но через какое-то время его фантазия просыпается и начинает работать.

Меняет происходящее.

Он представляет, как они с товарищем обезвреживают охранника ударом камня по голове. Проползают под решёткой, добираются в потёмках, прячась за деревьями, до стоянки немецких грузовиков, которые перевозят партию оружия. То что надо! Никем не замеченные, залезают в кузов и берут по автомату. Сидят тихо, прижав подбородок к коленям. Грузовик едет в Тронхейм. Как только он первый раз останавливается, они выпрыгивают. Но шофёр замечает их в боковое зеркало и кидается в погоню, в руке у него револьвер. Тогда Хенри поднимает автомат, даёт очередь, немец падает, а Хенри бежит, петляя между деревьями.

– Эй! Аллё!

Хенри резко вырывают из его сна наяву. Видение побега развеивается, он снова стоит в лагере, увязая в глине.

– Отойди от решётки! – кричит солдат по-немецки, и Хенри плетётся к толпе пленных. Додумывать историю о побеге во всей красе, в мельчайших деталях.

Две недели страха и неизвестности. Две недели скуки и ожидания. Но наконец им приказывают собрать рюкзаки и выйти строиться на плац. Там уже ждут вместительные грузовики, они выкрашены в зелёный цвет и затянуты брезентом. Хенри грузится вместе со всеми, их отвозят в город.

На этом война могла бы для Хенри закончиться. Он снова выходит на работу, продолжает жить как прежде, и если Клара не шибко рада его возвращению, то хозяин его транспортной компании искренне благодарен, что он вернулся, он же, считай, спасает его, а то кто бы ещё ему помогал? Остаток весны Хенри развозит товары по городам и хуторам. Многие семьи он знает по прежним временам, но теперь все разговоры касаются войны, и Хенри быстро узнаёт, кто симпатизирует немцам, а кто нет, а потом едет дальше, к следующим разговорам, следующей сделке… деньги и похвалы текут рекой. Шеф настолько доволен, что приглашает Хенри на званый обед вместе с немецкими офицерами. Это самый настоящий приём – важные люди и офицеры. И он, Хенри, приглашён! За один стол с офицерами!

Хенри намывается и укладывает волосы, примеряет одну рубашку за другой и всё никак не выберет. Клара не может взять в толк, чего он так суетится, но Хенри её игнорирует. Гасит в себе ярость, когда она спрашивает, чего он так раздёргался из-за дурацкого обеда. Заткнись, говорит он, ни слова. НИ СЛОВА!

Хенри застёгивает последнюю пуговицу на рубашке, колдует над манжетами, чтобы они чуть виднелись из-под рукавов сшитого дедушкой пиджака, и ногой открывает дверь. Слышит, что на кухне заплакала новорождённая дочь – вопль бессловесного ещё существа, разочарованного отказом дать ей, что она хотела. Ну, Клара с этим разберётся, ему не до того, он идёт на обед. И он уходит. Хенри читает уважение во взглядах прохожих, а те, кто не обращает на меня внимания, те просто не в курсе, куда я иду, думает Хенри.

Радость и гордость, которые переполняли его, когда он звонил в звонок, разбиваются о нежелание немецких офицеров с ним общаться, они вообще его не замечают, едва снисходят до того, чтобы поздороваться, и продолжают свою немецкую беседу, которую Хенри почти не понимает. Нимало о том не заботясь, они знай себе веселятся, блистают униформой, смеются и хохочут, а Хенри сидит тихо и чувствует себя не в своей тарелке.

Но вот третий гость из вежливости проявляет к Хенри некоторый интерес. Герхард Штюбс. К счастью, норвежский он знает и светски спрашивает Хенри, кем тот работает. Хенри напряжённо улыбается и рассказывает о своей работе коммивояжёра. Что он на грузовике развозит товары по домам во всей округе, причём уже давно.

– Вы, наверное, довольно хорошо знаете местное население? – спрашивает собеседник с внезапно проснувшимся интересом. Теперь он настолько увлечён разговором с Хенри, что даже не реагирует, когда к нему обращается кто-то из немцев.

– Так а как же мне их не знать? – отвечает Хенри. – Само собой. Я знаю каждый хутор и все сёла и посёлки. Думаю, во всём Трёнделаге никто лучше меня его жителей не знает, – добавляет он, пригубливая вино из бокала. Штюбс на миг задумывается, глядя на тарелку, промакивает губы белой салфеткой, а потом поднимает глаза на Хенри.

– Тогда, быть может, вам известно и то, кто нам симпатизирует, а кто не очень?

– Ещё бы, – кивает Хенри. – Конечно же, известно. Я уж десять лет тут езжу, в самых богом забытых местах бываю. И все последние месяцы тоже езжу и отлично знаю, кто за оккупацию, а кто против. Больше скажу, я ещё знаю, кто и где закопал оружие, а кто прячет на чердаке радиоприёмник, если это интересно.

Теперь и два других офицера поворачиваются к ним, беззаботность с их лиц исчезает. Штюбс перегибается через стол, протягивает Хенри открытый портсигар и велит кому-то дать ему огня. Вдруг он, Хенри, оказывается в центре всего – и компании, и внимания, прямо как бывало в удачный день в кафе трезвенников, только сейчас всё лучше, весомее, важнее, потому что у него есть то, что им нужно.