Ленька-гимназист

— Клюнуло! — заорал Гнашка. — Тяни! Ого, сильное какое!

Мы бросились ему на помощь. Леска натянулась, как струна, уходя в вестибюле. Тащили втроем, упираясь ногами в скользкий берег. Наконец на поверхности показался огромный рыбий хвост, и вскоре мы выволокли на мелководье усатого речного гиганта — сома. Рыбина была добрых полметра длины, судорожно глотала пастью воздух и шевелила усами.

— Вот это зверюга! — восхищенно присвистнул Гнашка, не зная, как подступиться к скользкому трофею. — На неделю хватит!

Мы с трудом выволокли сома подальше от воды. Гордость так и распирала нас: теперь-то мы точно не пропадем!

— Дети, смотрите, какого сома поймали! — позвал Костик.

Нюся и Дора подошли, с любопытством разглядывая огромную рыбу.

— Его тоже нельзя, — наконец произнесла Дора тихо, но твердо.

— Почему это? — удивилась Гнашка. — Рыба же, не рак!

— У него нет чешуи, — объяснила девочка, глядя на нас своими крупными, как маслины, глазами. — А рыбу без чешуи нам есть нельзя. Это некошерное.

Мы снова переглянулись. Вот оно что… Чешуи у сома действительно не было. Очередное правило из их непонятного мира, который в наших обстоятельствах выглядел странным, но спорить мы не стали, памятуя — это бесполезно. Значит, сом — тоже только для нас троих.

Тем временем мы с Гнатиком решили приготовить уху из той рыбы, которую наловили в морды — окуней, плотвы, подлещиков. Гнатик взялся за дело всерьез. Он бросил в ведро с водой самую мелкую рыбешку, почищенную, но не потрошеную. Когда она разварилась, он осторожно выловил ее и выбросил, а в кипящий мутноватый бульон опустил рыбу покрупнее. Добавил соль и цибулю. Через некоторое время по плавням поплыл густой, аппетитный запах настоящей ухи.

— Дора! — строго сказал я девочке. — Или вы сейчас едите уху, или я не знаю, чем вы будете харчеваться!

Дело уже к вечеру идет, а они кочевряжатся!

Пока все готовилось, мы уже снова успели проголодаться. Уха получилась наваристой и ароматной. На этот раз Нюся и Дора кушали с аппетитом — чешуйчатая рыба не запрещалась кашрутом.

После позднего обеда или раннего ужина, тут как посмотреть, снова пошел проверять морды. И тут нас ждал настоящий сюрприз! В двух ловушках рыбы набилось столько, что мы еле вытащили их на берег. Окуни, плотва, подлещики, даже пара маленьких линей — казалось, всякая речная мелочь решила посетить наши снасти.

— Ого! — присвистнул Гнашка. — Ход пошел, не иначе!

— Только сохранить надо, — практично заметил Костик. — Пропадет. Надо солить и вялить.

Хоть и умаялись за день, но пропасть улову жадность нам не позволила. Как я понял, для друзей наша вынужденная рыбалка, прятки от григорьевцев и некая «робинзонада» — это целое приключение. Что сказать — они еще дети, да и некий дух свободы охватил нас. Ну и то, что в нас нуждаются Дора с Нюсей тоже давило, а их кашрут — заставлял искать разные виды еды.

Снова закипела работа, и откуда только силы взялись? Мы выпотрошили весь улов, щедро пересыпали рыбу солью. Костик нашел в камышах старую веревку, мы натянули ее между двумя деревьями возле норы и развесили на ней связки подсоленной рыбы — хвостами вверх, чтобы стекала влага.

— Вот, будет вяленая рыба, — удовлетворенно сказал Костик, оглядывая наше рыбное богатство. — Продержимся теперь!

Гнашка тем временем решил снова попробовать счастье с большой рыбой. Он взял самую маленькую крупную плотвичку из улова, насадил ее на свой самодельный крючок и забросил снасть в омут под обрывом. Долго ждать не пришлось. Поплавок из камышинки резко ушел под воду, бечевка натянулась струной.

— Есть! Попалась! — заорал Гнашка, изо всех сил пытаясь удержать удочку. — Ого, здоровая какая! Помогите!

Действительно, в воде яростно била хвостом какая-то крупная рыбина. Мы с Костиком кинулись на помощь. И вскоре, скользя по глине, мы выволокли на берег приличных размеров щуку, злобно извивающуюся на воздухе.

— Вот это да! — восхищенно выдохнул Гнашка, коршуном бросаясь на свою добычу.

— Ее бы закоптить, — мечтательно сказал Костик. — Балык был бы знатный!

— А как? — спросил я.

Костик задумался, оглядываясь.

— Надо мне вырыть на обрыве норку, навроде печки. И дымом ее, дымом… Сырыми ветками топить. Мы с батькой на рыбалке так много раз делали!

Найти подходящий небольшой обрывчик не составило труда. Мы выкопали в нем небольшую нишу, сверху проделали отверстие для дыма. Получилось нечто вроде примитивной коптильни. Развели внутри небольшой огонёк, забросали его сырыми ольховыми ветками и травой. Вскоре из верхнего отверстия повалил густой белый дым. Щуку, выпотрошенную и слегка подсоленную, Гнатик подвесил внутри на палочке. Вход в «печку» прикрыли комьями глины.

— Ну, теперь подождём, — сказал Гнатик. — Может, и получится что.

— Да ты что! Обязательно получится! — обиделся Костик.

Вечерело. Мы сидели у входа в наш шалаш, ставший почти домом. Над головой, на веревках, покачивались связки вяленой рыбы. Неподалеку дымила наша импровизированная коптильня. Дети, согретые и накормленные, под присмотром Гнатика возились с удочками у воды. Я смотрел на приятелей, и странное чувство охватывало меня. Современные мне подростки умеют строить дома и готовить рыбу только в каком-нибудь «Майнкрафте», эти же крепко стоят на ногах. Кажется, закинь их с вертолета в тайгу — они не пропадут, выживут, отмашутся от волков, убегут от медведя и смогут выйти к людям. И откуда у них столько практических навыков? Может, от отцов, простых работящих русских мужиков; а может быть, сама жизнь в это суровое время научила их быть находчивым. Я же, инженер из будущего, пока мог предложить только свои идеи, которые неспособны воплотить в жизнь мои не слишком умелые руки. Ну ничего, научусь. Иначе в этом мире не выжить.

Окончательно стемнело. Костя и Игнат разошлись по домам, а мы с Нюсей и Дорой снова забрались в шалаш, укрылись дерюгой и остатками простыни. Снаружи доносились обычные звуки реки — шум ветра в ветвях вязов, крик цапли, уханье филина, ночной лягушачий концерт и отдаленные, неясные шумы со стороны города. Дети быстро уснули. Я лежу, прислушиваясь в темноте, тревожусь за будущее и пытаюсь представить какой-то план на завтра. Усталость и напряжение дня брали свое, и я сам не заметил, как начал проваливаться в сон, как вдруг…

Резкая боль и невозможность вздохнуть вырвали меня из дремы. Чья-то сильная, пропахшая махоркой и порохом ладонь намертво зажимала мне рот! Я попытался было дернуться, но рука неизвестного была будто бы выкована из железа. В темноте я различил неясный силуэт человека, склонившегося надо мной, и услышал его напряженный шепот прямо в ухо:

— Тихо, пацан! Не дергайся, а то хуже будет!

Глава 5

Я замер. Холодный, всепроникающий ужас сковал все тело. Жесткая, мозолистая ладонь давила на рот и нос, полностью перекрывая воздух. В слабом предутреннем свете, пробивавшемся сквозь висевшую на входе в шалаш дерюгу, блеснуло лезвие ножа.