Ленька-гимназист

— Можешь совсем не возвращаться, щенок!

Ухо горело огнём и стремительно распухало. Сердце бешено колотилось — от обиды, несправедливости и боли. Он выгнал меня, а теперь обвиняет… Куда мне идти? Где живут Костик и Гнатка, я толком не знал — наши пути обычно сходились где-то на улице. Решил идти к центру, к «проспекту», может, встречу их там.

Центральные улицы уже жили другой жизнью. То тут, то там встречались группы вооруженных людей в потертых гимнастерках и бушлатах, некоторые — с красными повязками на рукавах. Красноармейцы. Они деловито рассылали патрули по два-три человека. Патрули решительно заходили во дворы, стучали прикладами в двери, вытаскивали перепуганных жителей, допрашивали их. Впрочем, понять суть происходящего было несложно: наверняка они искали спрятавшихся григорьевцев. Ну то есть в Каменском сейчас происходило то, что через 100 лет назовут коротким и емким словом «зачистка».

В одном месте я стал свидетелем короткой, но яростной перестрелки. Патруль наткнулся на затаившегося за сараем григорьевца. Тот отчаянно отстреливался из нагана. Пули засвистели совсем рядом, одна чиркнула по стене буквально в шаге от меня, осыпав кирпичной крошкой. Я плашмя рухнул на землю, вжимаясь в пыль, пока все не стихло. Бандит, отстреляв барабан, сбежал; красноармейцы бросились за ним.

Стараясь держаться подальше от таких сцен, я направился к зданию городской управы, которое виднелось в конце проспекта. И тут, почти сразу нос к носу столкнулся с Гнаткой. Вид у него был потрепанный, лицо бледное, правая рука неестественно висела вдоль тела, поддерживаемая левой.

— Гнашка! Ты живой! А где Костик? Что с тобой?

— Лёнька! — он поморщился от боли. — Попали мы… Григорьевцы отступали, а мы на них нарвались у рынка… Хотели за нами укрыться… Я вырвался, а Костик… не знаю, он в другую сторону побежал… Мне руку вроде вывихнули, гады!

— Я же говорил — не лезьте! — не удержался я от нравоучений

— Та ну тебя! — зло огрызнулся Гнашка. — Зато я видел все! А не сидел в плавнях, как ты! Мне вон патруль красный сказал — иди к больнице, там раненым помогают. Пойду, может, руку вправят…

И он, хромая и морщась, побрел куда-то по дороге, оставив меня одного посреди улицы, полной победивших красноармейцев, битого стекла и других следов недавней бойни. На мой запоздалый вопрос, где же все-таки Костик, он лишь неопределенно махнул здоровой рукой куда-то в сторону железной дороги, мол, ищи сам.

Делать нечего. Я пошел в указанном направлении, внимательно оглядывая улицы. Следы недавнего боя были повсюду: разбитые окна, воронки от снарядов, брошенное оружие, а главное — тела убитых, которые еще не успели убрать.

Вскоре, несмотря на то и дело вспыхивающую на улицах пальбу, я все же добрался до станции. Хотелось узнать, что сталось с дедом Мазалёвым, да и вообще — здесь явно был центр недавнего боя.

* * *

Страшная картина открылась передо мною. Пути и площадка перед станцией были усеяны трупами вперемешку — григорьевцы, красноармейцы, имелось и несколько гражданских, попавших под раздачу. Из двух окон станции вырывался густой светлый дым, угол здания был поврежден снарядами. Водонапорная башня была пробита в нескольких местах, и потоки воды водопадом хлестали сквозь проломы в кирпиче. Воздух был тяжелым от запаха крови и пороховой гари. Санитары, теперь уже с красными повязками, споро убирали убитых, оттаскивали в сторону стонущих раненых, грузили их на подводы. На меня, мечущегося по перрону, шикнули несколько раз:

— А ну, малец, не мешайся под ногами! Брысь отсюда!

— У меня тут дед работал! Грузчиком! Не видели его? — попытался спросить я у одного из санитаров.

— Дед? — тот не глядя отмахнулся от меня как он назойливой мухи. — Всех потом отыщешь. Не до тебя сейчас! Иди отсюда, пока цел!

Поняв, что здесь я ничего не добьюсь, я отошел в сторону. Дед… Жив ли он? И где может быть этот Полевой? Он обещал помочь. Надо бы показаться ему на глаза, напомнить, что я выполнил их задание, рискуя собственной шкурой. Может быть, он сейчас в управе — там обычно устраивают свой центр власти победители?

И тут я увидел Костика. Он, поблескивая своими кругленькими очечками, крутился около красноармейцев, деловито стаскивавших с путей в общую кучу тела убитых григорьевцев. Увидев меня, он ничуть не смутился, а наоборот, приветливо махнул рукой:

— Лёнька! А я уж думал, где ты! Иди сюда, дело есть!

Я подошел. Зрелище было не из приятных, но после всего увиденного за последние дни я, кажется, уже начал привыкать к ужасам войны. Красноармейцы понесли очередную жертву боя, а мы с Коськой встали возле трупа молодого парня с пустыми, невидящими глазами, уставившимися в небо.

— Ух, и страху я натерпелся! — возбужденно затарабанил Костик, пока мы тащили свою ношу. — Как рванули мы с Гнаткой, так почти сразу на патруль ихний нарвались! Мы — в рассыпную! Я — в какой-то двор, там сараи, дрова… Забился под поленницу, сижу, не дышу! А они рядом ходят, шарят! Потом стрельба началась, пули над головой — вжик, вжик! Думал, все, конец! Ты прав был, Лёнька, зря мы полезли… Гнатку потом видел? Живой?

Я коротко рассказал про встречу с Игнатом и его ранение. Костик сочувственно покачал головой, но тут же снова загорелся:

— А я потом, как стрельба поутихла, вылез! Вижу — наши бегут! С красными звездами! Кричат: «Ура! Смерть бандитам!». Я им кричу: «Тут я! Свои!». Они сначала ружье наставили, а потом один говорит: «А ну, хлопец, помогай порядок наводить!». Вот, помогаю…

Я недоуменно осмотрелся по сторонам, пытаясь понять, что Коська подразумевает под словами «наводить порядок»

— Слышь, Лёнь, — зашептал приятель, подмигивая и изображая на лице многозначительные гримасы, — тут ежели в карманах у убитых пошарить, можно всякого найти! Я вот портсигар подрезал. Серебряный! Вон того пойдём, обшмонаем! — и Коська кивнул на лежавшее в стороне тело.

Подойдя к нему, я обомлел: это был тот самый вислоусый «пан сотник». Только по этим усам я его и узнал: некогда красное как редис лицо его было теперь покрыто восковой бледностью, мутные глаза закатились. Папаха с желто-сине-черной ленточкой валялась в станционной пыли, обнажая плешивую голову.

— Ось куда ему влетело! — гордо указал Коська на пулевое отверстие в виске. — Красные тут их просто порубили в капусту. Подогнали по путям бронепоезд, а спереди подцепили теплушку, заваленную мешками с песком. Эти стали из гаубицы шмалять, да бестолку — не смогли пробить. И тут наши Верхнюю колонию взяли, да с косогора трехдюймовки спустили, и как пошли шмалять — григорьевские-то и ну тикать, кто куды! Вишь, станция по сю пору горит?

Тут только я осознал, сколь сильно помогли мои сведения наступавшей Красной армии.

— И где тот бронепоезд?

— Поихав дальше, громить врага. Им тут застаиваться некогда! Ладно, — продолжил Коська, — давай смотри шо у него в карманах. И сапоги можно стащить, покуда никто не видит.

Брезгуя залезать прямо в карманы, мы похлопали снаружи по бокам и груди «пана сотника». В одном нагрудном кармане оказалась жестяная фляжка.

— Тю! Горилка! — понюхав, сообщил Коська. — Ладно, заховай куда-нибудь себе, небось пригодится.