Ленька-гимназист

За столом, заваленным какими-то картами и телефоном странного вида, сидел тот самый комендант Костенко, которого я только что видел на митинге. Он поднял на нас усталые глаза.

— Что еще, Николай?

— Товарищ Костенко! Да вот, разрешите представить, тот самый паренек, Лёня, что нам вчера так помог с разведкой на станции. Дюже поспособствовал нашему успеху! Ведь вся их оборона на станции основывалась на нескольких огневых точках. Особливо этот пулемет на башне — очень много крови бы нам попил! Ценнейшие сведения доставил нам товарищ Лёнька!

Костенко смерил меня быстрым, цепким взглядом. Встал, подошел и положил тяжелую руку мне на плечо.

— Так это ты, значит, Лёня из плавней? Слыхал, слыхал… Молодец! Наш человек, настоящий помощник Рабоче-Крестьянской Красной Армии! Смелый парень! Без тебя потерь было бы много больше.

Он добродушно хлопнул меня по спине.

— Вот такие хлопцы нам нужны! Молодые, красивые, пролетарского происхождения, преданные делу Революции! Подрастешь немного — в комсомол вступишь! Ух, какие дела делать будешь на благо Советской Республики!

От такой похвалы у меня даже щеки загорелись. Костик рядом смотрел на меня с восхищением и легкой завистью. Полевой усмехнулся в усы:

— Товарищ Костенко, а не стоит ли нам наградить героя?

— Стоит! А ну говори быстро, чего хошь?

— Наган наградной можно? — на автомате выдохнул я.

— Э, не! Молод еще. Сам себя и подстрелишь с того нагану, — осадил меня Полевой.

— Так, а чего там со штаниной-то у тебя? — вдруг спросил комендант.

— Да, в плавнях порвал, пока туда-сюда телепался! — пояснил я, не желая отнимать время рассказом о нашем неудачном визите в особняк инженера.

— А давай-ка ему выпишем мануфактуры! — дружески хлопнув Полевого по груди, предложил комендант. — А то что у нас хлопец будет в рванье ходить? Григорьевцы, — пояснил он мне, доверительно понижая голос, — в Одессе склады Антанты разграбили, да нагнали все в Екатеринослав. Уж там ткани разной — страсть! Так что мы теперь на мануфактуру бохатые, всю Первую Конную Армию приоденем, будет в чем Деникина встретить… Так, товарищ Полевой, садись-ка вон туда за стол, и пиши-ка распоряжение на интендантский склад, товарищу Вахрушеву!

Полевой присел, пододвинул к себе чернильницу-непроливашку, достал перо; недовольно осмотрел его носик, слегка нахмурился и взял другое: затем, подвергнув и его такому же пристальному изучению, со вздохом вернулся к первому перу и приготовился записывать.

— Подателю сего приказываю выдать… Как думаешь, в пять аршин оденут его?

— Давай уж лучше шесть, чтоб с запасом!

— Ну, пиши дальше:…выдать семь аршин костюмного габардина! Комендант города Каменское Костенко. Написал? Вон печать, и давай мне — подпишу.

Наконец священнодействие с бумагой было окончено. Полевой вверх-вниз помахал листочком, чтобы чернила быстрее подсохли, и вручил его мне.

— На, и лучше с получением не затягивай: сегодня все есть, а завтра Москва мож прикажет все в тыл выслать. Деникин наступает, всяко может случиться! И если будут на складе впаривать саржу, али сукно, не соглашайся, стой на своём: габардин, и точка!

Я взял листок, чувствуя его шершавость под пальцами. Отрез ткани! Это же связано с богатством сейчас!

— Спасибо, товарищ комендант!

Мы вышли в коридор.

— Ну вот, теперь ты у нас герой, — усмехнулся Полевой. — Я дальше с войсками пойду, а ты, ежели что — обращайся к товарищу Костенко.

— А про детей тех… помните? — решился напомнить я Полевому. — Эрлиха… Им бы родных найти!

— Помню, помню, — кивнул Полевой. — Не до них сейчас немного, но займемся. Мы их, конечно, не бросим, но и возиться некогда. Родителей надо искать.

— Та ни, их порубали! — авторитетным тоном вклинился в разговор Коська. — Я сам видал.

Матрос нахмурился.

— Может, кто из родни остался?

— Вот этого не знаем! — развел я руками

— Родню ихнюю разыщем, если живы. В крайнем случае, в Екатеринославе детдом есть.

От такого предположения сердце мое дрогнуло.

— Не хотелось бы их в детдом!

— Понятно, — помрачнел Полевой. — Ну, родственников найти — дело непростое. Сейчас знаешь, сколько их, беспризорных-то? Тут два пути. Либо в детдоме их определить, в Екатеринослав отправить. Либо… тут у вас община еврейская есть. Старший у них — некий товарищ Розенблат, кажется. Лавку держал где-то тут, на Торговой, номер дома не помню, но найдешь, спросишь. Попробуй с этим что-нибудь перетереть. Все-таки, дети ихнего роду-племени, может, пристроит как-нибудь сирот.

Он дружески хлопнул меня по плечу.

— Ладно, бывай, Лёнька. Дела. Я пока здесь. Если что — ищи меня тут или в штабе, он пока в вагоне на станции. Нам такие парни нужны. Ну и к Костенко обращайся, поможем, чем сможем. Советская власть своих не бросает!

И Полевой быстро зашагал по коридору, а мы с Костиком остались стоять, оглядываясь по сторонам.

— Отрез ткани… Здорово! — восхищенно прошептал Костик. — Вот мамка твоя обрадуется!

— Ага, — рассеянно заметил я. Мысли мои были уже далеко. Дети… Розенблат… Это все важно. Но прежде всего — дед. Что с ним? Жив ли после той мясорубки на станции? Искать его сейчас? Но где? Да и по правде, возиться со мной никому некогда. А еще…

Руки сами потянулись к карману, где лежал тяжелый, угловатый предмет. Браунинг. Трофей, добытый у окочурившегося сотника. Несмотря на скромные размеры, он здорово оттягивал карман и, пожалуй, мог быть замечен и конфискован каким-нибудь бдительным патрулем. И Костенко не поможет — он явно против того, чтобы по его городу расхаживали вооруженные двенадцатилетние подростки. К тому же, не терпелось его осмотреть, почистить, привести в порядок.

— Пошли к тебе, Костик, — подумав, произнёс я.

— Пошли! — охотно согласился Костик. — Заодно хабар поделим по-честному! И сапоги примерим!

Мы быстро дошли до его дома на косогоре. Убедившись, что Коськиных родителей нет дома (отец, видимо, еще не вернулся с завода), мы пробрались в сарайчик, где были свалены наши трофеи — хромовые сапоги, пустая фляжка и тугой бумажник. Пистолет я так и держал в кармане. Незачем Коське про него знать. Мал еще.

— Так, деньги давай сюда, — сказал я деловито, забирая у Костика бумажник. Отсчитал несколько купюр — керенок и карбованцев, протянул ему, остальное, включая экзотические франки, забрал себе. — Сделаем так: это мне, сапоги тебе, раз уж ты их снимал. Фляжка мне пригодится. Идет?