Лицо с обложки
Шрифт:
Они проехали имеете два этажа, прежде чем Шарль помял: у девушки. что поднимается рядом с ним в чугунной клети довоенного лифта в Доме Шанель, не просто еще один запоминающийся look, как щебечут на своем жутком жаргоне все эти девицы с мускулистыми треугольными торсами. У этой девочки было свое лицо — редчайшая драгоценность! И в этом лице читалось гордое равнодушие варварки, для которой имя Дома и имя Шарля — пустые звуки, терра инкогнита, которую она намерена покорить.
Шарль залюбовался этим лицом. Он уже видел в своем воображении яростную всадницу на рыжей лошади без седла, босоногую, в мехе лисицы, с тяжелым кольцом золота вокруг шеи, в широких браслетах…
Отсутствие рабочей визы? Формальность, которая его не волнует. Это проблемы адвокатов. а он — фотограф, стилист и человек моды — все для себя решил. Ему нужна именно эта девушка, именно это лицо!..
Модели Шарля никогда не выглядели глянцевыми красавицами. Забавно было наблюдать, с каким трепетом этот эксцентрик, высокомерно обращавшийся со знаменитыми топ-моделями, получавшими многомиллионные гонорары, относился к своим работам. Ради одного эффектного кадра он заставлял девушку зимой на улице вылить на голову ведро ледяной воды. Мог набрать в рот томатного сока и выплюнуть ей в лицо… Однажды (Зоя обедала с ним в саду) с дерева упала гусеница, тутовый шелкопряд, и поползла по краю стола. Она забавно перебирала ножками, словно исполняла танец живота. На ее пути оказался журнал «ELLE» с фотографией Зои на обложке. Гусеница ткнулась вправо, влево, приподнялась на задние лапки (казалось, она принюхивается) и изготовилась к покорению «ELLE», но… Шарль неожиданным брезгливым жестом смахнул ее салфеткой в траву. Ему казалось кощунством прикосновение холодных пупырышек к лицу на обложке!
Шарль шутя, создавал легенды. Это он посоветовал Зое взять бабушкину фамилию — Гедройц, он научил Зою относиться творчески к деталям своей биографии.
— Действительность никого не волнует! — говорил он. — Толпе плевать на действительность. Ей нужна красивая сказка.
Он был вдохновенным лгуном и таким же вдохновенным фотографом. Жизнелюбом, обожавшим комплименты и сладости. Он до смерти ругался с владельцами знаменитых Домов, посмевших диктовать ему, как снимать коллекцию: в цвете или черно-белом. Ревниво следил за карьерой девушек, которых «открыл». Обижался, когда они долго не звонили. Шарль смотрел на мир странными глазами. Познакомившись с бабушкой Гедройц, он пришел в полный восторг и настоял, чтобы Зоя всюду таскала ее с собой. Она пыталась перечить.
— Ты не понимаешь! — восклицал Шарль. — Пользуйся своим капиталом. Пользуйся тем, что у тебя есть! Пользуйся тем, чего нет у других. Создавай себя! А правда — это лучшая пряность, который приправляют легенду.
И бабушка Гедройц монументально дремала в креслах, пока шел кастинг или работа в примерочных. Глядя на ее неподвижную черную фигуру. Зоя подозревала, что смысл событий ускользает от бабушкиного стенания. Она не понимала, что происходит на подиуме, зачем и кому рукоплещет зал, но все сомнения Зои бабушка отметала тоном человека, пребывающего в здравом уме и твердой памяти:
— Я всегда в тебя верила! Ты и в детстве была реалисткой. Я всегда твердо знала, что ты добьешься успеха.
Зоя так и не поняла, кого бабушка имеет в виду: ее или ту, другую, настоящую Зою? А может, бабушка Гедройц благополучно забыла, что когда-то у нес были две внучки с пальчиками-лебедушками, и соединила их черты в один знакомый образ? Только дети и старики умеют так смотреть на жизнь: все принимая как должное.
Зоя многое стерла из своей памяти, но примирить обе свои половины так и не смогла…Когда бабушке Гедройц суждено было увидеть внучку из партера зрительного зала, она уже ступила за черту того блаженного периода жизни, в котором человек ничему не удивляется. Артрит мешал ей поднимать голову, поэтому Зоя обычно усаживала бабушку подальше от подиума, в середину престижного седьмого ряда. Там, за спинами фотографов, занимали места бесполые ведьмы, пишущие о высокой моде, сказочно богатые клиенты знаменитых кутюрье и байеры влиятельных торговых домов, от которых зависела коммерческая судьба коллекций.
На Неделе парижской моды бабушка Гедройц, вся в черном, как грузинская княжна или прованская вдова, восседала между юной предстательницей клана Бушей и импозантным господином европейской наружности. Весь вечер бабушка то неодобрительно косилась вправо, на туповатый профиль блондинки в лисьем воротнике, то более благосклонно влево, на идеально подобранный к жемчужной булавке галстук соседа. К концу дефиле бабушка Гедройц, наклонившись влево, вполголоса поделилась с своим соседом своим геополитическим открытием. Она сказала: по-немецки (французского языка не знала):
— Неприятная девица, сидящая рядом со мной справа, весь вечер не вынимает резинки изо рта. Неужели не ясно, что вид жующего человека вызывает у окружающих рефлекторное слюноотделение?
Слюна разъедает стенки желудка. Теперь я понимаю, почему американцы захватили весь мир.
Сначала белозубая американская улыбка, затем отбеливающая американская жвачка, затем их быстрая еда, а потом — их лекарства. Это заговор. — И, безо всякого логического перехода (в бабушкины годы дамам позволено не озадачивать себя излишней логикой), сообщила: — Видите вон ту девушку на сцене, первую в ряду? Это моя внучка. Я всегда знала, что она добьется успеха.
Сосед слева с любопытством посмотрел в указанном направлении, улыбнулся и ответил бабушке по-немецки изысканным комплиментом. Так Зоя познакомилась со своим будущим мужем…
Борис отважился заговорить с ней на следующий день, во время коктейля на презентации нового аромата от Кристиана Лакруа. Зоя пришла на вечеринку с подругой.
— Ваше лицо так знакомо, что кажется, вы — единственный человек здесь, кого я по-настоящему хорошо знаю, — смущенно улыбнувшись, обратился к ней Борис. — Вам очень идет ваше имя. По-гречески оно означает…
— Жизнь. Я знаю.
Зоя перебила собеседника, может быть, излишне резко, но это был ее излюбленный прием: сразу выясняешь, с кем имеешь дело. Она старалась избегать скользких типов, всего этого плейбоистого сброда, отирающегося вокруг подиумов… Зоя никогда не считала себя красавицей. Красавицей была ее сестра, она — всего лишь ее бледная тень. Когда она входила в комнату, далеко не все мужчины оборачивались и ее сторону. Зои предпочитала тех, что не оборачиваются…
Нo собеседник не скорчил оскорбленную мину, не замкнулся в ракушке уязвленного самолюбия.
— Совершенно верно, — подтвердил он, — ваше имя означает «жизнь». Я хотел спросить у вас. Зоя… могу я так вас называть?
Она кивнула.
— Как вы считаете, у коллекции Терри Мюглер есть рыночное будущее в России?
Если бы собеседник пожелал узнать ее мнение о котировке нефтяных акций или видах на урожай зерновых в Ставропольском крае, вряд ли он повеселил бы ее больше. Подобный вопрос (да еще самым серьезным тоном!) мог задать только мужчина, напрочь лишенный талантов обольстителя.