Лицо с обложки
Шрифт:
— Зачем?
— Говорю, вылезай.
Я вышла и огляделась по сторонам, но получила толчок в спину.
— Не оглядывайся!
— Мешок бы ей на голову, — посоветовал кто-то.
— Ребенка уронит.
— Смотри в землю, ты!
Меня зажали с трех сторон и буквально поволокли под руки к крыльцу. Я успела заметить, что это снова дача, но уже чужая, гораздо скромнее Дашиной. Обычный дом-скворечник, окна закрыты ставнями, три ступеньки под козырьком крыльца, темные сени. Из сеней меня втолкнули в комнату. Зажегся тусклый верхним свет. Я увидела старую мебель. Рядом была
Я обернулась к Герману, единственному человеку, которого знала и уже поэтому нс могла бояться.
— Гера, что это значит? Почему мы приехали сюда?
— Потому. Все остаются на своих местах.
— Что случилось? Даша звонила?
Герман оглянулся на своих приятелем и кивком предложил мне подняться наверх. С Димочкой на руках я с трудом вскарабкалась следом за ним в единственную комнату на втором этаже. Вошли. Герман плотно прикрыл за собой дверь. Обернулся и посмотрел на меня.
И тут вдруг я поняла, что именно появилось во взгляде Германа в тот вечер, когда мы держали военный совет в Дашиной спальне и я вошла с подносом… Я почувствовала в Германе перемену, но не могла найти для нее нужное слово. Он смотрел на меня озадаченно, задумчиво, с интересом, с уважением — да, все это так… Но было в его взгляде еще что-то, чего я не могла угадать.
Теперь я поняла!
Он смотрел на меня с сожалением!
Сожаление! Вот нужное слово.
У меня упало сердце. Я поняла, что попала в беду, в очень, очень большую беду. Прижимая Димочку к груди, прошептала:
— Гера, что ты задумал?
Почему-то я сразу поняла, что он здесь главный и это его решение…
Герман подошел, присел на кровать. Сказал:
— Ты, детка, дура, хоть и умная. Попадаются среди женщин такие экземпляры. Странные вы, женщины. С мужиками в этом смысле все гораздо конкретнее, сразу видно: этот умный, этот дуб дубом. А женщины — не пойми что. Вроде вот только что была дура дурой, хоть в лоб стреляй. А вдруг брякнет что-нибудь, так и упадешь — гений, бриллиант чистой воды! Да за такую идею, как ты подкинула, хочется вот что с тобой сделать!
Он привлек меня к себе и поцеловал. Димочка на моих руках недовольно заерзал. Герман забрал его у меня, поднял под мышки, комично пропищал голосом Пети-Петушка:
— Несет меня лиса-а за темные леса-а, за синие горы!.. — и, обернувшись ко мне, добавил: — Кто сказал, что выкупа не будет? — подмигнул, совсем как в тот вечер у Даши, словно между нами была общая тайна.
Я молча смотрела на Германа, боясь поверить своим ушам.
Он сунул ребенка в манеж, стоявший в углу комнаты и наверняка заранее припасенный. Бросил ему для развлечения резиновую игрушку:
— Сиди тихо, пацан, не мешай дяде с тетей разговаривать!
Присел рядом со мной на кровать, взял меня за руки повыше локтя, сказал:
— Не бойся. Тебе мы ничего не сделаем.
— А я и не боюсь, — совершенно спокойным голосом ответила я, глядя Герману прямо в глаза.
Больше всего мне не хотелось, чтобы он заметил, как мне страшно!
Герман взял меня за подбородок, словно хотел рассмотреть повнимательнее.
— Другая на твоем
месте стала бы визжать, плакать. А ты ничего, держишься.— А мне поможет, если я заплачу?
Он криво усмехнулся:
— Вряд ли.
— Тогда зачем?
Он признался:
— Всегда считал, что женщин надо употреблять только по прямому назначению, но ты…
Я перебила его:
— Пожалуйста, без биологии. Даша уже знает? О том, что ты затеял?
— Ее муж знает, — ответил Герман. — Меня в данный момент больше интересует он.
— Но ведь Даше известно, что ты в этом участвуешь. Неужели ты думаешь, что она не догадается? Ведь это же глупо…
Герман широко улыбнулся. Доверчиво сообщил:
— Долли просто глупая кошка. Знаешь, каким местом кошки думают?… Долли будет молчать, я уверен. Она побоится пикнуть. Думаю, она уже все свалила на тебя. Собственно, почему я и согласился участвовать: когда ты ходила за дринком, Долли сказала, что в случае чего она выкрутится, свалит все на тебя. Вот так вот. Жизнь груба, девочка!
Двусмысленность своего положения я давно поняла, но еще не до конца осознала его безнадежность. Потому и спросила почти вызывающе:
— И все же не понимаю, почему ты так уверен, что муж Даши не заявит в милицию?
— Послушай, ты мне нравишься?
Герман неожиданно привлек меня к себе, и… Не знаю, чем бы все кончилось, но тут заплакал малыш. Как в сказке: пропел в полночь петух, и нечистая сила рассыпалась в прах. Я прошептала:
— Нужно идти, — и высвободилась из объятий Германа.
Он задержал мою ладонь и своей.
— Слушай, детка! Мы с тобой одной крови. Ты — то, что надо! Хочешь, десять процентов с прибыли твои? Я готов. Отпустить тебя мы не можем, сама понимаешь. Ты должна смотреть за ребенком, чтобы все с ним было в порядке, я обещал его папаше. С ментами Ханьян связываться не станет, он мужик с понятием. Проблему решит сам, нужные деньги у него есть, а я лишнего не прошу. Долли сидит тихо, как мышь. Слушай, детка, что я предлагаю: ты можешь войти в долю и разделил, деньги с нами, а можешь отказаться.
— И что потом со мной будет?
— А вот это хороший вопрос, — сказал Герман уже без улыбки. И вышел из комнаты.
Третий день после дня «Икс»
Ночью у Димочки поднялась температура. Он проплакал всю ночь. Я измучилась носить его на руках. Порой малыш затихал, устав от слез, забывался тревожным сном, но и во сне продолжал всхлипывать. В аптечке напьюсь детское жаропонижающее, по ребенку лучше не становилось.
— Ему нужен врач!
Герман отмалчивался.
В пять утра малыша забрали у меня и куда-то повезли. Мне приказали сидеть в комнате и даже не приближаться к лестнице. Со мной оставили одного охранника.
— Извини, девочка, но он получил приказ стрелять, — предупредил Герман.
Приоткрыв дверь и встав на стул в своей комнате, я видела внизу угол освещенного холла, журнальный стол, на столе — пистолет и нога охранника, сидящего на диване. Оставалось сесть на кровать и ждать. Спать я не могла, хоть и провела ночь на ногах.