Лифт

– Ян, если ты еще раз подойдешь ко мне, я тебе втащу. Мы больше не друзья, - эти слова стали последними, которые Егор произнес своей бывшей лучшей подруге.

Яна не знала, что Козлов сказал заветную фразу, которая прострелила Егора насквозь.

– Она сказала, что знает о тебе всё и поделится с нами информацией за определенную сумму.

Эта фраза убила его на месте. Эта ложь разрушила остатки чего - то светлого, что было между ними. Разрушила воспоминания, окрасив их однотонным серым карандашом. Всё стало призрачно и глупо. Глупо было ожидать доброго отношения от девушки, над которой он издевался столько лет. Логично было предположить, что когда - то она выберет момент и отомстит. Только Егор никогда не думал об этом раньше. А теперь было поздно.

Он был стопроцентно уверен, что она его предала, зная, как болезненно он относится к предательству. Он рассказывал ей правду о самом тяжелом периоде его жизни. Яна знала о нем всё. Знала то, чего не знал ни один человек в его жизни. Она знала его мысли, его чувства, перед ней он не стесняясь обнажал душу. Конечно, тогда он еще не задумывался обо всем этом. Тогда, в 2006, он просто делился с ней, потому что Яна производила впечатление надежного человека, который никогда не бросит и не предаст. А теперь он часто думал о ней. Даже непозволительно часто. И только теперь, спустя десять лет, вспоминая их разговоры, он мог признаться себе, что ближе Янки у него не было никого и никогда в жизни. Никто не понимал его так, как понимала она. Никто не чувствовал его так, как чувствовала она. Никто не поддерживал его так, как поддерживала она. Никому он не был интересен так, как был интересен ей.

Но предательство Егор простить не мог. Он не простил его отцу. Не простит и Яне.

Яна отвлекла его от всех мыслей и воспоминаний, которые, снося все преграды на своем пути, заполнили буквально каждый миллиметр его черепной коробки.

– Егор, у нас была физика тогда, помнишь?
– прозвучал её по - детски звонкий голосок у него из - за спины. Её голос нисколько не изменился. Он узнал бы его даже через тысячи километров, услышав в телефонной трубке.

Он кивнул не оборачиваясь. Егор был рад тому, что сейчас она не видит его лица, которое предательски отражало все его чувства от нахлынувших воспоминаний. Он не сомневался, что она поняла бы всё без слов, только заглянув в его глаза. Ведь она всегда умела чувствовать его на расстоянии. Ей всегда было доступно то, что он не доверил больше никому и никогда. Ни до неё, ни после. И больше всего он боялся, что она сделает то, чего так и не сделала десять лет назад. Он мечтал тогда поцеловать её. Сегодня его мечта снова перешла из разряда несбыточных в разряд "всё возможно". Яна была его мечтой. Такая волшебная и недосягаемая...теперь она снова стояла у него за спиной, готовая обеспечить ему надежный тыл в любое мгновение. Он ощущал её близость каждой клеточкой своего тела.

И он вновь был вынужден отталкивать её от себя, чтобы оградиться от того, что она будила в нем.

– Полагаю, нам с тобой стоит остановиться на третьем этаже и немного подождать, чтобы ты сам убедился в том, что ты ошибался во мне все эти годы.

Они беспрепятственно вошли в школу и поднялись в физико - химическую рекреацию. В 2006 году еще не было контрольно - пропускной системы и за взрослыми строго не следили. В школу мог войти кто угодно, просто представившись родителем одного из детей.

– Я отец Егора Литвинова, а это моя новая жена, - неприветливо кивнул Егор техничкам, которые пристально следили за вошедшими.

Десять лет назад в одной из школ Ульяновска Егора Литвинова знали все от учеников первых классов до поваров, работающих на кухне и не контактирующих с детьми. Егор Литвинов был звездой. Поэтому технички, оглядев двадцатишестилетнего парня с чертами грозы школы с головы до ног, понимающе закивали. Он выглядел старше своих лет и легко сошел за отца девятиклассника - самого себя. Егор развернулся спиной к обслуживающему персоналу прежде, чем они начали жаловаться на исчерченные стены и испорченные окна в спортивном зале. Яна неловко улыбнувшись, засеменила за ним наверх по ступеням.

– Я и забыла, что ты был местной достопримечательностью, - засмеялась она, глядя на его широкие плечи.

До сих пор он не разговаривал с ней и даже не оборачивался.

Яне начинало казаться, что лифт ошибся, отправив их именно в этот день. Быть может отсутствие друг друга в их жизнях - лучший подарок, который могла преподнести им судьба.

Они успели вовремя.

Наблюдая за обнимающимися ребятами - девятиклассниками, Егор сам убедился в том, что Козлов видел эту сцену, развернувшуюся десять лет назад. Он видел его злобную ухмылку и хитрый прищур. Видел, сколько ненависти было во взгляде этого человека, который был влюблен в Яну с детского сада. Сама Яна не знала об этом. Но Егор видел людей насквозь. На лбу Козлова семьдесят вторым курсивом ползла строка о том, что он жаждет мести.

– Теперь ты веришь мне или хочешь посмотреть, как этот ненормальный стащит из моей сумку твою записку, адресованную мне?

– Теперь я думаю, что Козлов полностью оправдывает свою фамилию, - прорычал Егор.

* * *

Скрипучие качели действовали Егору на нервы. Он осознанно избегал Яниных глаз, глядя себе под ноги и сидя чуть поодаль на раскрашенных и наполовину закопанных в песок тракторных колесах. Он зря избегал её. Она сейчас не обращала на него ни малейшего внимания. Она раскачивалась всё выше и выше, чувствуя себя так легко, словно заново научилась дышать. Запрокинув голову, широко раскрытыми глазами Яна смотрела в небо цвета индиго по которому плыли редкие облаках. Её волосами играл ветер. Ей было так легко, что хотелось лететь. И она летела, не замечая скрипа, который так сильно раздражал Егора. Она не видела его. Не видела никого вокруг. Сейчас перед ней были только бесконечное небо, весенний ветер и величественные крылья за спиной, которые колыхались в такт раскачивающейся качели. По спине бежали приятные мурашки. Яна вдруг поняла, что безумно скучала по своему внезапно оборвавшемуся детству, что была безмерно благодарна судьбе за шанс снова вернуться туда, куда вернуться невозможно.

– Прости, - услышала она через скрип качелей и подняла голову. Перед ней стоял Егор.

Затормозив двумя ногами, девушка подняла облако пыли, которое осело на лаковые туфли, которые она сбросила возле качели. Она еще не успела переключиться с собственных мыслей на реальность, поэтому непонимающе посмотрела на парня, угрюмо уткнувшегося лбом в качели. Он выглядел таким беспомощным, что она едва удержалась, чтобы не прижать его к себе.

– Янк, прости меня, дурака. Я понимаю, что уже поздно что - либо менять. Но если бы у нас был шанс помириться здесь и сейчас, я бы его использовал.

– Каролина вернулась в своё прошлое, чтобы спасти родителей от смерти, - ответила Яна.

– И что?
– не понял её Егор.

– Судьба дает только один шанс. Но он кардинален. Нет смысла отправлять нас в прошлое, чтобы ты всё осознал. Есть смысл помирить нас - подростков, чтобы жизнь сложилась иначе у нас - взрослых.

– Я не хотел тебя видеть тогда. Во мне бурлил юношеский максимализм. Мне казалось, что есть только моё мнение. Сейчас я признаю, как сильно ошибался. Но сейчас слишком поздно.

– Егор, сегодня тот самый день, когда можно начать с начала. Сегодня наши с тобой пути разошлись. Сегодня, а не десять лет назад. Я напомню, если ты забыл: мы в прошлом!

– Что это меняет? Тот я не станет тебя слушать. Он еще мал и глуп. А этот я опоздал ровно на десять лет.

– Значит, надо поставить того тебя в безвыходное положение. Хочешь ты или нет, тому тебе необходимо просто перестать бегать от меня и выслушать.

Егор задумался. Его идея казалась ему безумной, но от этого еще более действенной.

– Янк, я предложу тебе в порядке бреда одну вещь, - сказал он после минутного раздумья.

– Мы в прошлом. Егор, здесь не существует ненормальных идей. Здесь можно всё, потому что так или иначе скоро мы вернемся в свой 2016, а всё, что мы натворим здесь, останется здесь. Кроме обмена рублей в валюту, я полагаю, - добавила она с улыбкой.
– Это единственная бредовая идея.

– Нам нужно похитить нас и запереть на одной территории. Подойдет гараж. Или сарай. Пока мы будем дожидаться спасения - успеем помириться, - предложил он.