Лифт

Елена Ивановна, миловидная женщина среднего возраста, разъяснила всё очень просто:

– Ваш мальчик очень активен. Я просто направляю его активность в правильное русло. Иногда прошу помочь мне на раздаче компота, иногда придумать игру, чтобы занять всех ребят, или же понаблюдать, чтобы наказанный ребенок отстоял положенные десять минут в углу. Ему постоянно нужно быть очень занятым.

– Вы предлагаете мне занимать его еще чем - то по вечерам после сада?
– спросила мама.

– Часто мы с ребятами поем в музыкальном зале. Ваш сынок очень любит музыку, обратите на это внимание, - предложила Елена Ивановна.

– И я давно хотела вам сказать, - продолжила она.
– Я не просила мальчика следить за наказанными ребятами. Он придумал это сам и теперь это его любимая игра. Я, как педагог, не имею права промолчать. Я до вас донесла, а вы дальше думайте сами.

Откланявшись, добрая женщина вернулась в группу, а мама задумалась над тем, в какую из секций можно отдать своего активного сынишку.

Вэльчику же из детского сада запомнилось немногое. В свои восемнадцать он всё еще прекрасно помнил доброе лицо чудесной воспитательницы, мог вспомнить, как по вечерам они пели "Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам", расплывчато в памяти всплывали отрывки с тихого часа, когда ребята устраивали шалаш из одеял между кроватями. У них были очень удобные выдвижные кровати, которые он не видел больше никогда в своей жизни. По всему периметру спальни стояли высокие комоды, до верха которых ребята даже не могли дотянуться. После обеда Елена Ивановна выдвигала верхний ящик, а вместе с ним выкатывались и нижние два. Во всех них лежали подушки и одеяла, в которые и укладывались ребята. И если Вэльчику везло с соседями снизу, то он спускал сверху простынь, занавешивая все три ящика сразу. Снаружи получалась покатая горка, а изнутри полноценный шалаш, где можно было спрятаться ото всех и рассказывать смешные истории про шторы - убийцы, или про музыкальный гроб на колесиках, или про пирожок в холодильнике, на котором лежала записка "не ешь меня".

В старшей группе Вэльчику повезло. К ним пришла новенькая девочка. Она была очень красивая и нежная, огромные голубые глазки - озера и светлые блестящие волосы, в которых будто бы запуталось солнце. Девочка ему сразу же очень понравилась.

– Это моя невеста, и она будет теперь спать со мной!
– закричал Вэльчик.

Нянечка рассмеялась в умилении от маленького джентльмена, а вот Елене Ивановне было не до смеха. Она понимала, что Машеньку с первого этажа кровати придется куда - то перекладывать, потому что Вэльчик от своего не отступит. И чтобы не заработать нервный срыв себе и ребенку, она решила пойти навстречу мальчику и уложить на тихий час новенькую на место Машеньки, на первый этаж. Теперь Вэльчика и новенькую разделял только пухленький мальчишка, спящий на втором этаже. Но с ним Вэльчик очень хорошо общался и всегда слушался его, опасаясь получить в глаз от вспыльчивого друга.

Эти посиделки на тихом часу в шалаше ребята любили больше всего. Теперь оттуда их было не вытащить и к вечеру, когда нянечка накрывала столы и звала деток ужинать. Нехотя они выползали из своего укрытия и вяло ковыряли очередную порцию риса с изюмом. Новенькая терпеть не могла изюм, поэтому мальчишкам доставалось по полторы порции вместо одной. Вместе они придумывали игры, заводя в них всю группу, собираясь кружочком читали книжки, или же просили Елену Ивановну сыграть им "Мне однажды летом приснился Новый год". В эту песенку Вэльчик влюбился с первого прослушивания, после чего он неизменно вызывал новенькую на танец в центр круга. Вслед за ними начинала танцевать вся группа, и пожилая нянечка, сидя поодаль на стульчике, вытирала слезы умиления. За все годы она еще не встречала такой дружной группы.

Всё изменилось в школе. Из забавного мальчишки Вэльчика он превратился в Вэла. Внезапно он осознал, что все остальные ребята ниже него по статусу. Что ни у кого нет такого набора разноцветных ручек, как у него. Что никто не может позволить себе на каждой перемене закидывать в рот мятную жвачку. Ни у кого нет такого количества фишек, как у него. У Вэла была самая зачетная коллекция, собранная из пластиковых упаковок, находящихся внутри чипсов. Эти фишки были из пластмассы и переливались голубым цветом на свету. У него первого появился тетрис и тамагочи, которыми он играл на переменах.

– Блин, у меня вчера опять собака сдохла, сегодня кролика завел, - раскручивая маленький электронный брелочек на указательном пальце, говорил он развязно, медленно пережевывая очередную жевательную резинку.

– Серьезно, твой Бакс умер?
– спрашивали перепуганные ребята.

– Деревня!
– вздыхал он.
– Это называется тамагочи. У меня игрушка собака сдохла.

Одноклассники не понимали, о чем он говорит, но серьезно кивали, боясь показаться бедными друг перед другом. А когда тамагочи стал доступен, и его приобрели все ребята, Вэл снова театрально вздыхал:

– Вы какие - то тормозные. Весь мир уже наигрался, а наша школа вдруг надумала приобрести жалкие завалявшиеся китайские остатки.

Одноклассники его недолюбливали, но, тем не менее, относились к нему настороженно. Будучи в хорошем настроении, Вэл мог позвать к себе в гости, погонять в приставку. Или поделиться блестящими гелевыми ручками. Или угостить чипсами с лимонадом. Он вел себя как маленький барин, выделяя ребятам крохи со своего плеча. Тем не менее, так и не вызвав ни капли уважения ни у кого. Единственный, кому он продолжал беспрекословно подчиняться, был друг с детского сада со второй полки и новенькая девочка с глазами - озерами, в волосах которой спряталось солнце.

Она стала большой умничкой и прилежной ученицей. Вытягиваясь как струна, пытаясь дать верный ответ первой, она изо всех сил тянула ладонь вверх и шептала так, что слышно было только ему - её соседу по парте: "Я знаю, можно мне?". Его друга она вдруг стала раздражать, а ему было приятно видеть, насколько она прилежна и внимательна.

– Валерка, - строго выговаривала она, глядя на его тройку.
– Скажи, как можно было написать "медведь" без мягкого знака? У меня списать не мог?

Но он считал, что списывать у Солнышка недостойно его.

Солнышко.

С первой встречи он стал за глаза называть её так. Со временем прозвище вошло в привычку. И однажды он просто отвык от её имени, ведь светлая девочка всегда была такой нежной и приятной, будто первые лучи апрельского солнышка.

Весь класс знал, что Вэл неравнодушен к своей соседке по парте. Он выделил её в саду и не прекращал её выделять никогда. Солнышко купалась в лучах его слепого обожания. Все его рисунки, вышивки и поделки, сделанные на уроках труда посвящались ей одной. Не стесняясь одноклассников, он часто делал заявления о том, что его пятерка является достижением прекрасной соседки, которая стала источником его вдохновения. Самые вкусные шоколадки, привезенные папой из Бельгии, самые красивые куклы и сувениры с летнего отдыха во Франции и самые чудесные цветы из маминого флористического салона - всё это доставалось его Солнышку не только на день рождения и восьмое марта. Часто он делал подарки ей без повода. Иногда за хорошую учебу или правильные ответы. Иногда за красивые банты или собственное хорошее настроение. Но единственное правило дарения оставалось неизменным: подарок всегда делался так, чтобы обратил внимание весь класс. Чтобы все обернулись и пошептались. Чтобы все хихикнули и сморщились, услышав от неё ему в ответ стандартное: "Спасибо, конечно, но мне ничего от тебя не нужно!". А далее актеры театра спокойно смогли бы отойти на перекур, чтобы дать зрителю насладиться талантливейшей и гениальнейшей игрой сына самого Сергея Васильевича. Вэл падал на стул и хватался ладонью за грудь, словно ему не хватало кислорода. Он делал пару шумных глубоких вдохов и с помесью трагической грусти и печали на лице, отворачивался к окну.

– Если ты не желаешь принимать мои подарки, сделанные тебе от чистого сердца, то нам с тобой больше не стоит сидеть за одной партой, - произносил он так, что зритель, впервые увидевший эту сцену, мог бы утереть скатившуюся слезу. Но ребята видели эту сцену стандартно раз - два в месяц, поэтому кроме насмешек она уже давно ничего не вызывала.

Солнышко удивленно вскидывала брови и неловко протягивала руку, чтобы взять очередной подарок. Ей было стыдно принимать от него подарки, поэтому она раздаривала их младшим сестрам подруг, чтобы те могли поиграть тем, что покроется у неё слоем пыли. Она была слишком хорошо воспитана, чтобы пользоваться щедростью Вэла. И слишком молода и наивна, чтобы не верить в серьезность его намерений и в блестящую актерскую игру.

Откуда в маленьком мальчике взялось столько взрослости в отношениях с понравившейся девочкой?

Вэл часто наблюдал за отношениями мамы и папы. Вспыльчивый и нетерпимый на работе, дома отец трансформировался в нежного и любящего мужчину. Он играл с детьми и буквально не выпускал маму из объятий. Помогая ей с тяжестями, с приготовлением ужина, с мытьем полов, никто и подумать бы не смог, что это тот самый Сергей Васильевич, при упоминании имени которого все фирмы автоматически бросаются пересчитывать баланс по накладным.