Лилия для Шмеля

— У Вейре приступ, — и сам упал в кресло, в котором еще недавно сидела я.

Я даже остановилась. Оглянулась и заметила, что гость действительно выглядит уставшим. В комнате воцарилась тишина, и чтобы не мешать им беседовать, двинулась к выходу — и услышала досадливое:

— Останьтесь! Я приехал за вами!

«Это он мне? — опешила. Если да, то меня не ожидает ничего хорошего. Вот прям чувствую, как он злится на меня, только теперь-то за что?! Опять будет незаслуженно оскорблять?»

Обернулась и поймала тяжелый взгляд.

— Не знаю, чем вы заняли разум Вейре, но он грезит крысами! — с горечью и досадой выплюнул герцог, и я поняла, что он, кажется, в болезни Вейре винит меня. — Собирайтесь! — повернулся к графине и более мягко спросил: — Вы позволите?

— Конечно! — с жаром закивала Ильнора.

— Собирайтесь. Скорее! — герцог даже не спросил: согласна ли я поехать с ним? А я не служанка и не нипойми кто. Я все-таки баронесса! Так и подначивало гордо ответить, но стоило представить Вейре больным — проснулась жалость, и я поняла: да пусть герцог хоть всю дорогу изводит меня недовольством и подозрениями, стерплю.

— Я готова, — ответила сразу же, чем удивила герцога. Видимо, он ожидал, что я должна буду сменить домашнее платье на более приличное, но я не хочу и не буду. Ради этого красавца не буду, а Вейре все равно, в чем я.

— Идемте, — он сразу же встал. — Прощайте, тетушка! — Крикнул уходя Ильноре и торопливо вышел из гостиной.

Он шагал так быстро, что я не успевала за ним. Герцог злился, вынужденно замедлял шаг и бросал гневные взгляды. В такой спешке я, выходя из дома, успела лишь наспех накинуть пальто, совершенно позабыв о шали и о ботинках. Но это не страшно. Пройдя от парадного подъезда пять шагов до кареты, оказалась в теплом экипаже, так что вполне можно ехать и так.

Внутри карета герцога оказалась роскошнее, чем у графини, но шикарность меня не впечатлила. Расстроенная из-за Вейре, я просто сидела, сцепив пальцы замком, и смотрела в окно, хотя кожей ощущала мужской обжигающий взгляд. Тишина становилась напряженной.

— Зачем вы вообще пугали его крысами?! — не выдержав, взорвался герцог. Не знаю, или характер у него истеричный, или за сына переживает, но я все больше чувствовала растущее разочарование. Увы, оказалось, что, кроме красивой внешности и показной мужественности, в герцоге более нет ничего, что бы вызывало уважение.

Если прежде он вызывал у меня невольный восторг, то теперь лишь досаду. А поскольку я больше его не смущалась — то и не испытывала робости, поэтому смело ответила, выдерживая холодные взгляд:

— Это добрейшая детская история про упрямого, но хорошего мальчика.

— Добрая?! — прошипел герцог, грозно сводя брови. Вот-вот взорвется и начнет мне угрожать.

— Можете остаться и слушать ее с Вейре, — добавила выдержанно. — Мне нечего скрывать.

— А вот и останусь! Останусь и послушаю! И если она мне не понравится…!

— Придумаете сами интересное завершение, где Нильс-Вейре побеждает хитрых крыс, спасает замок и всех его жителей и становится героем, — я знала, что нельзя показывать страх, нельзя скандалить со взбешенными людьми, но как же тяжело дается выдержка!

Герцог сомкнул губы и отвернулся. Так мы и приехали в его особняк.

Карета еще не проехала ворота, к нам уже спешили слуги. И едва я спустилась, меня сразу же повели в дом, без всяких этикетских штучек, от чего я все больше переживала о Вейре. Пусть папаша у него истеричный выскочка, но мальчишка же хороший! Даже как будто бы и не родной герцогу.

На второй этаж особняка мы взлетели. Я так спешила, что лишь мельком отметила роскошное убранство дома. Вот свернула и оказались перед красивой дверью с позолотой.

Слуга, дежуривший у нее, уже хотел открыть ее, как я спохватилась:

— Прежде чем входить — следует помыть руки!

— Вам не все ли равно?! — зашипел герцог, следовавший прямо за мной. Я не выдержала — развернулась и едко выпалила:

— Мне все равно, а Вейре нет! Он слаб, и к нему следует заходить с чистыми руками. Еще желательно поверх одежды накинуть чистую простыню, чтобы не принести с собой чего-то болезнетворного!

— Да вы сумасшедшая! — выплюнул хозяин дома с такой ненавистью, что его красивое, благородное лицо некрасиво скривилось. Не знаю, чем бы закончилась наша перепалка, но в наш разговор вмешался полный, лысоватый мужчина, выглянувший из комнаты:

— И все-таки в словах миледи есть правда, — незнакомец подошел ближе, чтобы рассмотреть на меня. — Однако удивлен, что юные леди об этом знают.

— Я много читаю, — ответила я.

Герцог злился, даже покраснел от гнева, но кивнул слуге, и тот убежал. И почти сразу же вернулся с простыней, которую на меня этот мужчина и намотал. После чего махнул рукой, приглашая:

— Пойдемте.

Подняла на него глаза, и он представился:

— Доктор Кратье.

Я кивнула и вошла в комнату Вейре. За мной вошел доктор, а следом герцог.

В детской было душно, темно. Окно занавешивала плотная штора, и большую комнату освещала лишь приглушенная лампа. Ее жемчужный белый свет падал на бледного Вейре, многочисленные игрушки, в изобилии сиротливо стоявшие у огромной кровати, от чего мне стало страшно.

Худой, изнеможенный ребенок лежал с закрытыми глазами. Пряди его темных волос разметались по подушке. И на этой огромной постели он казался таким маленьким, беззащитным, одиноким, что мое сердце сжалось от жалости. Я позабыла о зрителях, следивших за мной, и шагнула к малышу.

У кровати стоял стул, но от него до Вейре далеко, просто так не дотянуться, и я, плевав на все, осторожно, стараясь не всколыхнуть ребенка, села на край постели.

Медленно нагнулась, вздохнула и приложила руку к детскому лбу. Вейре не шелохнулся. Но что самое удивительное — у него не было температуры. Я испугалась. А вдруг воспаление, которое проходит незаметно?! А вдруг еще что-то! А вдруг…! Множество страшных предположений взметнулось в голове.

Я не знала, что делать, как помочь — а малыша так жаль! Он лежал такой невероятно грустный, что мне захотелось обнять его, согреть его. Именно поэтому я осмелилась нагнуться к нему и тихо-тихо, со всей жалостью и нежностью в голосе, позвала:

— Вейре!

Он не отозвался. Я поджала губы, чтобы не расплакаться, и принялась просто перебирать темные прядки. И тогда Вейре неожиданно вздохнул, его веки чуть дернулись, и я услышала тихий, щемящий грудь, шепот:

— Мама?

И за спиной где-то совсем рядом что-то громко хрустнуло.

— Герцог! — с укоризной прошептал доктор.

Тот не ответил. Зато стремительно вылетел из комнаты.

Как только он ушел, мне стало легче дышать. Я перестала быть натянутой струной, наклонилась ниже и почти в самое детское ушко прошептала.