Лилия для Шмеля
Шрифт:
— Нет, милый, это Корфина. Корфина Мальбуер. Та что с Жужем. Вредным маленьким Жужем.
На бледных сухих губах Вейре появилась едва заметная полуулыбка.
— Я… ждал… вас.
И от таких простых слов я едва не разрыдалась. Вот же истеричка. Понадобилось время, что взять себя в руки.
— Хочешь, я расскажу окончание истории?
Малыш едва заметно кивнул головой.
— Сначала микстура… — спохватился доктор, и Вейре тут же скривился.
— А, может быть, лучше свежей воды? — посмотрела на Кратье с надеждой, и он кивнул.
— Хорошо. Сейчас принесут.
— И серебряную ложечку! — напомнила
Уже скоро я поила Вейре с ложечки. И лишь когда вдосталь напоила, спохватилась, что у него может быть какая-то инфекция. Но было уже поздно.
«Как Видий рассудит…» — вздохнула и принялась нашептывать на детское ушко продолжение истории про Нильса…
Конечно, слабенький Вейре то и дело засыпал, потом тревожно просыпался, и я снова начинала рассказывать то, что только что рассказывала. Успокоенный моим присутствием, малыш успокаивался и снова засыпал, но как только я попыталась слезть с постели, донесся тихий голосок:
— Не уходите!
— Не уйду, Вейре. Только сяду на стул.
— Не хочу, — прошептал он, и я так и осталась полулежать с ним на постели. Спасибо доктору — подложил подушку под спину, и я смогла удобно расположиться, иначе бы бедная моя шея.
Вейре снова заснул, но он так жаждал узнать окончание истории, что разговаривал во сне.
В таком состоянии я не рискнула рассказывать волнительных моментов и наспех придумала хороший конец. Однако Вейре просил рассказать его снова и снова, особенно про то, как Мартин подхватил Нильса у кромки воды, а филин подал упавшую в воду дудочку.
Сама не заметила, как задремала тоже. А когда очнулась, поймала на себе неприязненный взгляд герцога, сидевшего в кресле и не спускавшего с меня глаз.
Лежать при нем было неудобно, но Вейре спал и во сне держался за мою руку. Герцог это видел и именно за это ненавидел меня. Понимаю его досаду, но разве я в этом виновата?
Так я и лежала в помпезной детской, окруженная ненавистью герида, теплом Вейре и невольно думала, какие же они разные.
Герцог сложный человек. Честолюбивый, здоровый, полный сил, бодрости. Он даже двигается ловко и грациозно, хотя смешно так говорить о мужчине. И по сравнению с ним Вейре, как сломанная игрушка — одинокий, болезненный мальчик, без матери, мачехой которого станет та самая красавица. Только нужен ли ей чужой больной ребенок? Или я наговариваю на нее из зависти, и она станет хорошей мачехой?
Когда Вейре очнулся, я снова принялась гладить его, рассказывать какие-то сущие глупости. Вспоминала потешки про мышек, лошадок и кошечек. Щекотала ему носик. От щекотки Вейре смешно фыркал и просил рассказать что-нибудь еще. А я и рада стараться. Какая же я сентиментальная дура, честное слово.
Мы с Вейре перешептывались, но стоило герцогу зайти, Вейре замыкался. Он меньше смущался при докторе, при няньке, однако при отце и гувернере упрямо, как отец, поджимал губы и молчал.
Герцог это отчетливо чувствовал, психовал, и в его глазах я отчетливо читала ярость, направленную против меня.
— Вейре, — позже обратился герцог к сыну. — Гостья устала. Ей следует ехать домой.
Малыш тут же закусил губу и повернулся ко мне.
— А вы еще приедете? — смотрел на меня такими глазами, что я улыбнулась и кивнула:
— Конечно.
— Когда?
— Когда придумаю новую историю.
— А мне понравилась про Нильсе!
— Хорошо,
тогда я расскажу придумаю продолжение.Он улыбнулся.
— А я все думал-думал: как же он тогда справился.
— И что же ты придумал?
— Ничего, — грустно ответил Вейре. — Я просил у гувернера найти такую книжку, но он сказал, что вся история — вздор.
— Не грусти, — я с нежностью провела ладонью по его шелковым волосам. — Я расскажу тебе историю вновь, ты ее запомнишь и запишешь, а потом будешь перечитывать. — Поцеловала бы его в макушку, но боюсь, тогда герцог схватит меня за руку и выволочет из детской силком.
— Мне нравится, как вы рассказываете!
Покидать Вейре тяжело.
— Выздоравливай, и я расскажу снова, — уходя, я еще раз улыбнулась и вышла.
Когда дверь детской закрылась, ожидала, что услышу много грубостей в свой адрес, но герцог молчал.
Лишь когда села в карету, и она двинулась с места, я смогла выдохнуть с облегчением.
Уже можно не изображать даму, а просто лечь на сидение и помечтать, как бы здорово было принять ванну и поесть чего-нибудь горячего.
Герцогу я настолько не нравлюсь, что он позабыл о гостеприимстве. Но да Бог с ним. Я бы отказалась все равно. В его присутствии у меня бы кусок застрял в горле.
Глава 15
Вернулась я выжатая, как лимон.
— Как Вейре! — встретила меня Ильнора вопросом, едва вошла в ее любимую изумрудную гостиную.
— Бедный малыш, — вздохнула я и с удовольствием плюхнулась в кресло, еще хранившее приятный запах герцога.
— Устала? Ава к твоему возвращению приготовила пряный травель, он придаст сил, — она лично налила его мне в тончайшую, полупрозрачную чашечку. — Я благодарна вам, Корфина, за помощь, что вы добры к Вейре!
— Совершенно не за что. Если бы я могла ему хоть как-то помочь, — помолчала, крутя в руках горячую чашку, и все-таки осмелилась спросить: — Простите за дерзость, но могу я узнать, что с ним?
Теперь уже Ильнора тяжко вздохнула.
— Если бы мы знали, — задумчиво заговорила она. — Эту непонятную болезнь Вейре унаследовал от матери. Когда племянник женился, Филия была здоровой, бодрой. Первый приступ случился, когда она носила Вейре. В первые разы мы думали, что обмороки и слабость из-за этого. Врачи, а Освальд нанимал лучших, твердили, что ничего страшного, это пройдет. Но Филия таяла на глазах. И уже не нужно было быть доктором, чтобы понять, что она болеет.
А ведь у них все так хорошо начиналось. До сих пор помню их свадьбу. Редко увидишь такую счастливую пару. Казалось, у них вся жизнь впереди, — Ильнора тоже налила себе травеля, однако поглощенная воспоминаниями так и не сделала ни глотка. — Филия умерла почти сразу после родов. Мы боялись, что ребенок тоже умрет, но Слава Видию, обошлось. Однако болезнь не обошла Вейре.
— И неужели нет никаких подозрений? — изумилась я.
— Их было много. Думали, что это наследственная болезнь Кроберов, но просмотрели все бумаги — и не нашли ни одного упоминания о недуге среди их предков и родственников. Доктора считают, что это редчайший случай несовместимости крови. Впервые о таком слышу, но докторам виднее.
— И часто бывают приступы?
— Летом чаще, особенно в присутствии людей, поэтому племянник оберегает сына, как может, — Ильнора нахмурилась, замолчала.