Лилия для Шмеля

— И что же вас не устроило? — спросил, нарушая тягостное молчание.

— Не следует смешивать работу и… чувства, — признаваться тяжело. Но лучше сказать правду.

— И только? — не поверил герцог. Ему, красавчику, сложно понять, что только по этой причине я отказалась от его щедрейшего контракта.

— Да.

— Неужели я настолько вам противен?

— Нет. Вы обаятельны, умны, остроумны, щедры. Но разве не вы учили меня держаться с достоинством?

— Не совсем понимаю, — однако по его сверкнувшим глазам, я прочитала иное. Он все понимает.

— Простите, Ваша Светлость, я пойду, — хотелось многое сказать. Хотя бы, что у меня есть гордость. Что я, не смотря на симпатию, не готова быть любовницей. Но надо ли? Стоит заикнуться — он растянет губы в надменной ухмылке и напомнит, что я не в его вкусе. Лучше просто уйти с гордо поднятой головой. — Надеюсь, вы не против, если я буду навещать Вейре. Или он меня?

— Вас?! В жуткой тесноте?!

— Если Вейре пожелает, я всегда буду рада его видеть.

— Можете приходить в любое время. Удачи, Корфина.

Уходя, мне мерещился пристальный взгляд Веспверка. Но это только кажется. Сдалась я ему, чтобы он смотрел, как я бодро иду по аллее. Если только посмеяться надо мной. Ну и пусть.

Глава 40

Да, я живу отдельно, но… ничего в моей жизни не изменилось. Если только комфорта стало в разы меньше, еда хуже и замаячили проблемы будущего.

Почти каждый день начинался с того, что я приходила к Веспверкам и по своей воле до полудня занималась всем тем же, чем занималась по контракту: играла с Вейре, читала, писала, гуляла… — только без жалования.

Освальда сия ситуация веселила.

— И каков был ваш план? — ехидно спросил он как-то за обедом, смакуя пятислойный фигурный рулет, залитый алым желе, по стоимости равного сумме моего недельного питания.

— Зато мне дышится вольно, — ответила сдержанно.

— Ах, ну да. Веская причина, — он улыбнулся, положил в рот кусочек и посмаковал.

Новый повар Веспверков каждый раз превосходил себя, творя нечто изумительное, тающее во рту. У себя по утрам и вечерам я питалась исключительно скромно, но и не голодала. Однако Освальд уверен: живу я ужасно, и на все уговоры Вейре, отпустить его ко мне в гости, морщился. А еще пытался подкармливать меня. Я же изо всех сил сдерживалась, чтобы не съесть больше, чем пристало культурной баронессе.

— Ешьте, ешьте! — иной раз Освальд складывал руки домиком, опускал на них подбородок и наблюдал, как я ем.

Цирк, где я — клоунесса. Наверно, ждет, когда взмолюсь, но я все сильнее хотела доказать, что он ошибается во мне. Тем не менее, его отношение, завуалированные полунамеки, что могу повиниться, не давали мне впасть в отчаяние, потому что я знала: в самом печальном случае могу просить герцога о помощи. Конечно, уши у меня свернутся в трубочки и завянут от его нотаций и нравоучений, зато трущоб избегу.

Однако, осознание, что Освальд может быть великодушным, червяком изводило, грызло. Ну, е-мое! Впервые встретила человека, почти соответствующего моему мужскому идеалу, с достоинством, великодушного, а… он мне не светит! От слова совсем!

Да лучше бы он показал себя мелочным негодяем, скотом, самодуром — я бы сказала, что кроме денег и смазливой мордахи в Веспверке ничего нет. Но это не так — и я страдаю, потому что хочу, как наивная дурочка всей душой, чтобы свершилось невозможное чудо и…

Нет, прочь глупые надежды. Допишу книгу и займусь личной жизнью.

Когда я собираюсь домой, Освальд любезно провожает меня. Сегодня тоже.

Увидев мои новые, очень простые и дешевые по его барским меркам сапожки, покосился и хмыкнул:

— Корфина, не обессудьте. Но если вы еще смените пальто — помощник Сантье, что приступит к работе на днях, укажет вам на черный вход.

— Благодарю за предупреждение, — ответила сдержанно. К сожалению, по здешним меркам, это, правда, возможно. Но расхаживать в роскошной одежде пешком — чревато ограблением.

— Я дам распоряжение, но… все может быть.

— Я поняла ваш намек. Однако в них, — демонстративно выставила изящную ножку, которая и у меня в прошлой жизни была тридцать девятого, а то и сорокового размера. — Удобно ходить по лужам и наледи. Можете язвить, только я предпочитаю комфорт и безопасность риску упасть и сломать чего-нибудь. — Чтобы не болеть, я стала одеваться тепло. Теперь-то Кратье ко мне не придет, а приглашать другого доктора — дорого.

— Мудрое решение, однако не стоит так экономить. В конце концов, на вашем счете есть некоторые средства.

— Благодарю за заботу, — ответила со льдинкой.

— Можете сердиться, но бумаги я отдам вам не раньше, чем уверюсь, что вы вполне рассудительны. А пока каждый визит в банк будет проходить в моем присутствии.

«Не дождешься!» — во взгляд я вложила все чувства, все эмоции, бушевавшие в душе.

— Не злитесь. Это забота о вас. Некоторые доверчивые люди готовы вложить все средства в сомнительные доходные бумаги, и я…

— Да-да, — выдохнула. — Решили стать моим попечителем и спасителем.

«Раз уж не довелось стать соблазнителем», — закончила про себя.

— Считаю это своим долгом.

«Ну, конечно», — хмыкнула.

Вот по идее он прав. Я понимала намерения герцога, только я не обычная девятнадцатилетняя наивняшка! Однако с тех пор, как стала жить одна, более независимо, успокоилась, стала сдержаннее, поэтому улыбнулась Освальду вопреки раздражению.

— Понимаю, — накинув на шею шарф, попрощалась. Шагнула к двери — и услышала вслед:

— Скоро Впросонье. Вейре хочет, чтобы вы провели праздник с нами.

— Хорошо, — согласилась.

— Возможно, мы посетим ярмарку.

— Хорошо, оденусь празднично, — я поняла намек. — Что-нибудь еще? — Повернулась к герцогу.

— Я пришлю за вами карету.

— Я могу нанять извозчика.

— Пока поймаете — измараете подол. Или забыли, что на Впросонье предпочитают светлые наряды?

«Точно! В таком по слякоти не походишь!» — покосилась на него, подтверждая, что на самом деле совершенно ничего «не помню».

— Если ваша память еще не восстановилась, обращайтесь, — прищурился Освальд. — С любым вопросами.