Лилия для Шмеля

— С дороги! — прорычал хмурый Освальд. Схватил одной рукой Вейре, другой меня и поспешил скорее уйти. Но теперь я была вне себя от ярости.

— Не могли избавить меня от визгов вашей любовницы?! — выдернула руку.

— Она никогда не была ею, — прорычал он, обжигая меня зелеными глазищами. — Довольны?! Что еще хотите узнать?

— Сдалась она мне!

— Сдалась, если после ее истеричного визита на вас лица нет. Вы же видели тогда ее карету!

— Да чихать мне на нее! Но вы мне все мозги прокочкали моралью о гордости аристократки, в то время как она…

— Не достойный пример для подражания!

От таких простых слов я растерялась и заморгала.

— Но вы…

— Корфина, я общался с ней как с лучшей подругой жены, никогда не давая намеков на что-то большее. Потому что это было бы предательством по отношению к памяти Филии. К тому же не люблю взбалмошных особ. Если удовлетворил ваше любопытство, и вы закончили истерить — идемте. На нас смотрят. Не следует давать новых поводов для сплетен.

— Их и так полно!

— Конечно! Благодаря заступничеству одного помощника, — Освальд гневно посмотрел на сына, — только и будут говорить, как в отчем доме баронессы крысы галопом скачут, в банды сбиваются и атакуют в Просонье пряничное деревце! — Он приложил руку ко лбу и тяжело вздохнул. — Идемте! На сегодня достаточно.

Дальше до кареты мы шли в тягостном молчании.

— Я опозорил баронессу? — шепотом, с блестящими от слез глазами, спросил Вейре, и мне стало так жаль его, что я обняла малыша.

— Ерунда это, Вейре. Пусть смеются! — но он уже рыдал.

Герцог слушал всхлипы, пока рев не стал переходить в истерику. Только потом сурово произнес:

— Впредь, Вейре, думай головой! Повезло, что королева настолько опешила от твоей глупости и беспардонности, что захотела развлечься и посмаковать нелепую историю. Во всяком случае, у баронессы есть шанс изменить о себе мнение.

— Правда?

— Да, Вейре, нам повезло. А ведь все могло завершиться иначе, — он потянул сына к себе и обнял.

Я прислонилась к мягкой, бархатной панели и закрыла глаза. Как же ненавижу все аристократическое.

— Не волнуйтесь, Корфина. По крайней мере, уже завтра все ваши книги раскупят, и ваша мечта сбудется.

Я вздохнула.

— Настоятельно рекомендую сделать героем истории принца.

— Он и так принц, — просветила всезнайку.

— Надеюсь, хоть вы не будете заниматься сумасбродством, иначе я поседею раньше времени, — Освальд пригладил смолянистые волосы, и я невольно улыбнулась.

— Да будет вам! — успокоила герцога-«кокетку». — Вам седина не страшна.

Глава 38

К следующему визиту во дворец мы готовились вместе с Освальдом.

Он критично вчитывался в текст и правил места, к которым могли придраться чванливые слушатели.

— Впишу: противокрысиный артефакт убрали, чтобы заменить на новый, но кухарка отвлеклась на подготовку к празднику и забыла активировать новый. Дальше…

— Но тираж уже напечатан! — отчаянно взмолилась я.

Освальд поднял на меня серьезные глаза.

— Перепечатаете!

Ага! Стоило подумать, что вложенные деньги пойдут прахом, глаза защипало.

— Ладно, давайте черновик про Нильсе! — он протянул ладонь. — Переделаем эту историю.

— А его еще нет, — пролепетала я.

Освальд нахмурился, застучал пальцем по столу, разрывая тишину библиотеки дробью, и громко крикнул:

— Верен! — когда тот появился, потребовал: — Стопку листов, дополнительный набор, арского и два фужера!

— Зачем? — удивилась я.

— Аудиенция через три дня, а значит, времени в обрез.

— Будете писать со мной?

— Верно. Должен же Вейре гордиться отцом! — он обаятельно улыбнулся. — Итак, Нильсе — принц! Блондин, картавит и зелеными глазами, — склонился над листом и заскрипел пером.

— Почему зеленоглазый?

— Это не намек на меня, — хитро щурясь улыбнулся Освальд, демонстрируя обаятельные ямочки на щеках с легкой щетиной. — У принца Агольма тоже зеленые глаза, правда, не ближе к карему, и он картавит. А девочку будут звать Кильрика!

— Какая девочка?! — не поняла я. — Нет в «Нильсе» никаких девочек. Да и имя дурацкое!

— Понятия не имею, какая девочка, но Агольму нравится Кильрика Вилетен — рыжеволосая толстушка, с румяными щечками и конопушками из очень влиятельной семьи. Кстати, она предпочитает голубые наряды. Поэтому куда хотите, туда и вписывайте красотку.

— А у Кильрики есть брат?

— Наконец-то, верно мыслите, Корфина! Целых два. Ну, есть идеи?

Когда Верен принес вина, я первая схватила фужер и отхлебнула махом половину, чем поразила герцога.

— Вино крепкое, — задумчиво произнес он, переводя взгляд с меня на мои губы, на фужер с рубиновой жидкостью, снова на меня…

— Да?! Не заметила, — поставила злополучный фужер обратно на поднос и, сложив руки за спиной, начала расхаживать по библиотеке, придумывая совершенно новую, свою историю про трех — четверых подростков, обязательно с принцем, спасающим Кильку… из крысиных лап… Но что-то в голову ничего подходящего не приходило.

— Крысами могут быть злые герои, которых ведьма обратила в тварей за подлости, — неожиданно пришла мысль.

— Пусть будет ферейцами, — кивнул герцог. — Еще вина? Оно хорошо влияет на вдохновение.

— Нет, — смерила его осуждающим взглядом и снова погрузилась в обдумывание сюжета.

Придумывать сложно, особенно если надо делать это срочно, в авральном режиме, под заказ, при этом избегая явного подхалимажа. Да еще под критикой Освальда.

Он требовал больше героического экшена, с кровищей, смелыми до безрассудства героями и щедрыми на подарки феями. Я пыталась вплести в детскую историю романтичные чувства юных подростков в моем, а не герцогском понимании. И в итоге от сказки про приключения Нильса ничего не осталось, даже гусей.

— Говорю же, Корфина! Бабочкины крылья не поднимут Кильрику! Нужен другой поворот!

— Это сказка! В них и стулья летают!

Мы спорили до хрипоты, растрачивая силы на пререкания. Я нервничала, не в силах придумать ничего дельного, но отступать не собиралась. И в итоге мы сели за разные стороны стола и принялись писать каждый свое творение.

Зачем ему это — понятия не имею. Но, несмотря на усталость, Освальд продолжал что-то карябать пером. Он так быстро писал, поскрипывая пером, что я откровенно завидовала ему.