Лилия для Шмеля

Освальд продолжал стоять совсем рядом, у плеча, и явно наслаждался моей реакцией. В его глазах даже появились озорные огоньки. Я же закусила губу, судорожно гадая: как быть и что сказать? Впервые получаю дорогой, просто роскошный подарок. И осложняется все тем, что герцог мне не родственник, не жених, не друг…

— Спасибо, — только и смогла произнести, краснея под пристальным мужским вниманием.

— Пора, — Освальд подставил локоть, дождался, когда приму его руку, и повел меня вниз, где нас уже ждал Вейре.

Путь от особняка до дворца короткий. Вот только сели в экипаж — и уже миновали второй кордон дворцовой стражи. От волнения меня бросало то в жар, то в холод, и я едва не запнулась на одной из многочисленных лестниц.

— Спокойнее, — покровительственно улыбнулся Освальд. — Вам всего-то придется поклониться, помолчать, а потом спиной выйти из зала. Неужели не справитесь?

— А я не боюсь! — Вейре шел с отцом за руку, согласно статусу, впереди меня. — И вы не бойтесь. Мы же с вами!

Ну как не улыбнуться?

— Уже не боюсь, — успокоила малыша, хотя сердце по-прежнему билось гулко, отдаваясь легкой болью в висках.

Скрываясь за широкой спиной Освальда, я мельком рассматривала золоченую лепнину, резные панели, монаршие портреты и вычурные вазы с огромными букетами, заполнявшие нескончаемые переходы и галереи. Готова идти хоть два часа, только бы оттянуть момент аудиенции. Пусть выгляжу не хуже остальных, однако не привыкла к рангам, титулам, поклонам, заискиванию… А тут все пропахло этим.

— Королева-мать предпочитает чинность и степенность. Двигайтесь без спешки, выдерживая поклоны. С уважением, но не пресмыкаясь, — тихо предупредил герцог, даже спиной чувствовавший мое напряжение.

Неужели так видно, что я нервничаю?

Выпрямила спину и постаралась взять себя в руки.

— А можно я подожду вас за дверью?! — шепнула Освальду на повороте.

Он остановился, обернулся, оглядел меня с ног до головы и припечатал:

— Стоит оставить вас без присмотра — кто-нибудь попытается втереться в доверие.

— Так и будете попрекать?

— Вдобавок у вас язычок острый, что с вашим нравом и доверчивостью может плохо закончиться.

— Тогда зачем взяли с собой? Вы бы и без меня справились с Вейре.

— Чтобы посмотреть, как вы растерянно хлопаете ресницами. Мило смотритесь.

— Ну, конечно! — фыркнула я. — «Быть подлизой» — ваш девиз?

— А ваш: «Быть нестерпимой врединой»?

Чтобы не стоять посреди галереи с зеркальными арками и окнами во всю стену, по которой прогуливались придворные, мы пошли дальше. Но я прошипела ему в спину:

— Не выдержу я двенадцать лет плясать под вашу дудку!

Герцог рассмеялся красивым грудным голосом.

— А знаете ли вы, что от ненависти до чувств лишь шаг? — напомнил игриво.

— Упаси Видий!

Освальд никогда по-настоящему не заигрывал со мной. Если только поддевал за симпатию к нему, о которой несомненно догадывался. Но даже эти полушутки доводили меня до исступления. С языка рвался едкий ответ, но сейчас не время и не место для ссоры.

Наконец мы остановились у двойных дверей.

Зычный голос огласил наши имена — слуги в парадных ливреях распахнули створки, и я увидела просторный зеленый кабинет, наполненный светом.

В его центре, в роскошном кресле с позолотой, напоминавшем трон, в окружении двух фрейлин сидела пожилая, темноволосая женщина. Если бы не диадема, я бы ни в жизнь не поняла, кому кланяться — настолько все дамы спесивы и богато одеты.

— Ваше Светлейшество! — изящно поклонился Освальд. Он будто знал, что встреча состоится в изумрудной комнате, и выбрал себя и Вейре темно-серые костюмы, а мне нейтрального цвета наряд.

— Герцог! — королева улыбнулась, изучая Веспверков, и в зале сразу же стало теплее. — Вот мы и увиделись. — Как твое здоровье? — Обратилась она к малышу.

— Хорошо, благодаря баронессе Мальбуер… — он не обращал внимания на красноречивый взгляд королевы и ее фрейлин, продолжая рассказывать обо мне. — Она самая добрая и замечательная!

До этого я стояла за Освальдом, как за ширмой, а теперь взоры трех властных женщин сверлили меня, пугая до одури.

— Вот как? — усмехнулась королева. — А, расскажи-ка, дружочек, как твои дела. Герцог рассказывал, ты любишь рисовать.

— Люблю! — оживился малыш и чистосердечно рассказал, что рисует он много, особенно благодаря баронессе, которая рассказывает чудесные истории. А уж как он их любит, особенно одну…

Вейре рассказывал искренне, и в сравнении с его чистотой улыбкой, гаденькие ухмылки фрейлины выглядели омерзительно. Освальд почти скрипел зубами, я очень хотела остановить Вейре, но мне слова не давали, поэтому я не смела что-либо возразить.

— Ты, Вейре, так представил баронессу, что мне стало любопытно послушать одну из историй, — королева одарила меня тяжелым взглядом.

— А у баронессы книжка с картинками есть! Про храброго Щелкунчика и крысиного вожака! Думаю, она, Ваше Светлейшество, вам понравится! — мой милый малыш не глупенький, однако упрямый как отец, поэтому несмотря на насмешки продолжал рассказывать обо мне.

— Как любопытно, — королева не сводила с меня глаз. — Если история столь увлекательная, баронесса может как-нибудь рассказать ее Агольму.

Понятия не имею, кто это, однако фрейлины королевы посмеиваться перестали.

Далее последовала небольшая вежливая беседа с герцогом, затем мы откланялись и, пятясь спиной, покинула комнату.

Герцог пребывал в бешенстве. Быстрыми шагами он несся через галереи, чтобы в укромном месте, без лишних, любопытных глаз, придушить нас и прикопать. На собственную расправу мы не спешили, поэтому чуть приотстали. А когда нагнали его на повороте — увидели, что перед ним стоит улыбающаяся Вильдия.

Стоило приблизиться, с ее ярко накрашенных губ сползла кокетливая улыбка.

— И ты променял меня на эту уродину? — резким движением руки она влепила Освальду оглушительную пощечину и прошипела: — Еще пожалеешь!