Лилия для Шмеля

— Я не влюбчивая дурочка, — всеми силами скрывая нахлынувший стыд, ответила ему. — И разве мое пребывание в доме одинокого вдовца не менее убийственно для репутации?

Освальд откинул голову, но наш зрительный контакт не разорвал. Раздумывая, постучал пальцем по резному подлокотнику, и лишь после тягостного молчания, спросил:

— Хотите циничную правду?

— Правда всегда цинична, — я отвернулась, закусила губу, и хорошо, что держала в руках расческу, иначе бы начала комкать подол, выдав свое состояние с потрохами.

Освальд вытянул ноги, сложив одну на другую, и небрежно произнес:

— Разница в том, Корфина, что прослыть пассией королевского родственника, с годовым доходом в четыреста тысяч саммерсов — это честь, а прослыть любовницей нищего торгаша — несмываемый позор.

— Да не собиралась я быть любовницей! — вскипела я. — И целоваться тоже!

— Возможно, — пожал он плечом. — Однако достаточно было увидеть вас прогуливающейся с ним — и даже я был бы не в силах помочь вам. Вы можете злиться, ненавидеть меня, но я должен был вмешаться.

— Вы могли бы сказать мне. Зачем бить его! У меня на лбу не написан титул!

— На вас был фасон платья, утвержденный королевой матерью с десяток лет назад. Каждый торгаш его знает назубок, сходу определяя ранг покупателя. Так что не надо считать мерзавца невиновным. Он прекрасно знал, с кем имеет дело! Однако знаете, что я подумал? Если вас так тянет якшаться с ним — следует отпустить вас!

Я замерла.

— Все мои наставления вы принимаете в штыки. Во всем видите ущемление своих прав. Это сказывается на Вейре. Так может разорвать контракт и отпуститься вас?

— А вот это низко, — тихо ответила я и отвернулась.

— Рад, что все-таки в вас есть здравомыслие. Поэтому возьмите себя в руки и идите к Вейре. Он всю ночь плохо спал — разговаривал во сне, переживая из-за вас.

Я гневно посмотрела на Освальда, и он с усмешкой добавил:

— Я, кстати, тоже плохо спал. Обидно спасать репутацию девы и получать взоры, полные ненависти, — герцог встал. — Удачного дня, Корфина. Жду вас за завтраком.

Глава 37

— И каковы ваши успехи? — полюбопытствовал Освальд, намазывая ароматное масло на булку. — На вас лица нет.

Еще бы. Я, как сайгак, носилась со своими книгами по столичным книжным магазинам и лавкам и втолковывала продавцам, что за каждый проданный экземпляр, кроме положенной комиссии, они получат дополнительный процент.

— Скромные, — ответила лаконично. Дела и в самом деле шли потихоньку, книга бестселлером, увы, не стала, но я не собираюсь сдаваться. На полученное недавно жалование попробую издать историю про Нильса, а еще дешевенькую книжицу с разными рецептами, которые начинаются со слов: «Если к вам пришли гости, а у вас в холоднике лежит кусочек ветчины, старого сыра и черствая булка, вы можете сделать пиццу…»

В затеях не уверена, ночами мучаюсь от сомнений, однако после скептичных взглядов Веспверка готова копытами землю рыть, лишь бы доказать, что я не легкомысленная девица, а умная и целеустремленная особа, способная распоряжаться своей жизнью с умом.

— Я верю в вас, Корфина, — промурлыкал горделивый засранец, смакуя мясной медальон в сливовой подливе со специями.

— Я тоже верю! — чистосердечно поддакнул Вейре, не понимая ерничанье отца.

«Издевайся-издевайся! Чтобы заработать, я даже шокирующие порнороманы напишу в стиле 50 ОС!» — представив, как героя, очень похожего на Освальда порет домина, улыбнулась. В печенках сидит уверенность Веспверка, что он самый умный, мудрый и все-все о жизни знает. Хотя по настоящему возрасту я его ровесница.

— Может, вам, Корфина, написать историю про милую принцессу. Дамам нравятся подобные истории, — намекая на заботу, протянул мне булочку. Пришлось взять.

— Про каркающего ворона напишу, — пообещала мстительно и откусила приличный кусок. Надоело изображать леди, кушающую по чайной ложечке.

— Да, уже заметил, вы тяготеете к крысам, воронам… — не унимался герцог. Казалось, чем сильнее я защищаюсь, тем интереснее ему доводить меня.

— Не люблю истории про принцесс. Если у вас, Ваша Светлость, много идей — напишите свою историю. Хоть про принцессу, хоть про двух, — и не менее ехидно улыбнулась, намекая на взрослую тему. — Благо, опыт вам позволяет.

— Правда? Вам интересен мой опыт?

Я красноречиво вздохнула, закатила глаза, как прежде делал он, и далее весь обед отмалчивалась, чтобы на пределе терпения не наговорить лишнего.

Пообедав, встала из-за стола и хотела пойти с Вейре в сад, как Освальд огорошил:

— Вам хватило занятий с мадам Элегной, чтобы усвоить правила придворного этикета?

— Наизусть помним, — поморщились мы с Вейре. До тошноты надоело на каждом занятии кланяться привередливой старухе, изображавшую то короля, то королеву, то знатную даму. Из-за поклонов и приседаний каждое занятие походило на урок физкультуры.

— Замечательно! — широко улыбнулся герцог. — Тогда собирайтесь: едем во дворец!

— Что? Прямо сейчас? А… а… я хотела… — да блин, у меня свои планы! Я как раз придумала, где можно успешно продавать книжки с рецептами.

— Корфина! — прорычал Освальд, и я отправилась собираться.

Мадам Элегна и в правду отработала с нами сцену встречи с королевой до автоматизма, но я все равно боялась. И пока служанка завивала волосы, нервно перебирала в памяти правила.

Потом Освальд вручил платье для приема, которое на удивление мне очень понравилось. Светло-стальное, шелковое, с рукавом в три четверти и небольшим шлейфом, строгое и нарядное одновременно. Надев его, я почувствовала себя принцессой. Что ни говори, однако у герцога вкус и впрямь отменный.

— Хорошо, — оглядев меня, стоящую напротив зеркала, он остался доволен. — Не хватает лишь украшения. — И достал из кармана коробочку. — Примерьте.

Я осторожно взяла ее, открыла и ахнула, увидев подвеску из прозрачного, голубоватого камня с цепочкой.

— Она ваша. Считайте, это мое извинение за некоторую грубость. Иногда я бываю суров.

Удивленная и подарком, и подобием признания вины, я стояла в оцепенении и не знала, что сказать. На миг мне даже почудилось, что это неспроста, но тут же взяла себя в руки.

«Лиляфина! Фу! Романтичные бредни на пустом месте испортили жизнь не одной наивной девочке, так что держи сердце холодным, а голову светлой», — осадила себя.

— Очень красивая подвеска, но мне неловко принимать ее, — вернула Освальду коробочку.

Он обошел меня, встал со спины и без лишней суеты, ловко застегнул застежку цепочки на моей шее.

— Вам к лицу, — прошептал чувственно. От его теплого дыхания волоски защекотали шею, и по коже прошел озноб, оставивший свидетельства моего смущения — мурашки.