Лилия для Шмеля

— Не надо думать и чего-то надумывать, — спокойно перебила его. — Вино не лучший советник и вдохновению не помощник.

Освальд внимательно посмотрел на меня, убеждаясь, что со мной и вправду все хорошо, и только потом продолжил есть.

— Вы будете сегодня читать приключения Нильсе? — просил Вейре, разряжая обстановку. Пока история писалась, я не зачитывала ее, желая показать сразу в хорошем варианте.

— Скоро узнаешь, — успокоила малыша.

— Не узнаю. В этот раз я остаюсь дома, — Вейре тяжко вздохнул и обиженно посмотрел на отца.

— Тогда я вернусь и почитаю тебе, — улыбнулась Вейре.

— Только недолго там, ладно?

— Как закончится — сразу к тебе.

Когда мы уезжали, малыш по привычке стоял у окна и махал ручкой, а я в ответ махала ему. Не понимаю, в какого он такой замечательный? Наверно, в Филию… И даже внешне на нее больше похож…

— Вижу, вы переживаете, из-за случившегося… — первым заговорил Освальд, вырывая из размышлений. В его глазах читалась забота, однако на влюбленного он совершенно не походит, и я сочла, что утешения и объяснения выйдут для меня унизительными, поэтому улыбнулась и как можно безразличнее ответила:

— Не о чем. Повторюсь, вино не лучший советник. Благодарю вас, герцог, за еще один урок. Я его усвоила, — и улыбнулась, выдерживая взгляд его внимательных глаз — омутов.

Скорее всего, он ожидал другой реакции, хотя бы слез, оправданий или истерики, но не дождется.

— Хорошо, — согласился он, подсознательно чувствуя, что не так уж я и спокойна. — Тогда обсудим предстоящий визит?

Сейчас я пребывала в таком состоянии, что пусть хоть фрейлины хором смеются надо мной — мне безразлично, поэтому повертела головой и отвернулась к окну. Жила же без Освальда и его советов тридцать лет — и дальше проживу. Но спиртного ни капли больше в рот не возьму! Боком оно мне выходит.

Поднимаясь по лестницам дворца, я подмечала за спиной смешки, перешептывания, ехидные взгляды, однако шла гордо, прижимая к груди сумочку. Освальд предлагал идти с ним под руку, только я отказалась. Пора привыкать к самостоятельности в новом мире.

В этот раз в изумрудном кабинете собралось больше десятка дам и несколько мужчин. Едва мы вошли, поклонились, они сразу любезно заулыбались Освальду.

— Герцог, вы уже слышали новую историю? — кокетливо спросила моложавая дамочка, игнорируя меня. — И как она вам?

— Не хочу портить сюрприз, маркиза, — с убийственной вежливостью улыбнулся Освальд, но даму это не остановило.

— Жаль. У вас хороший вкус, и я бы прислушалась… — она продолжила приставать с глупыми вопросами, жеманно играя глазками. Другие дамы обмахивались веерами и обсуждали мое платье, редкого пурпурного цвета, и прочие слухи, пока в зал не вошла королева-мать с фрейлинами.

Сразу стало тихо, все выстроились по струнке.

Прошествовав к любимому креслу, она царственно села. Ее внук, избалованный мальчик двенадцати лет, расположился рядом. За ним высокая рыжеволосая девочка. Она явно старше принца, не красавица, но что-то в ней есть. Затем сели фрейлины и дамы, я. Освальд и другие мужчины преклонных лет остались стоять.

— Ах, надеюсь, про крыс будет лишь упоминание, — напыщенно произнесла черноволосая фрейлина, брезгливо поджав губы. Все, как Освальд и говорил.

— Сегодня о них не будет ни слова, потому что я поведаю историю, — начала я, стараясь говорить тихо и плавно, — о Русалочке…

Фрейлины зашептались, но я их не замечала, только внимательные глаза Освальда и снисходительную улыбку, словно он догадывался, что я все сделаю по-своему.

— … Далеко-далеко, в безбрежном море с прозрачной, как самое чистое стекло, водой, растут сады из невиданных деревьев и цветов с гибкими стеблями и листьями. Они шевелятся от малейшего движения воды, а между ними, как птички, снуют рыбки, большие и маленькие. Там во дворце морского владыки со стенами из кораллов, стрельчатых окон из чистого янтаря… жила Русалочка.

Ее сестры любили украшать себя разными разностями из трюмов утонувших кораблей, а она ярко-красными цветами, как солнце там, наверху, да еще мраморную статую — прекрасного мальчика…

Когда ей исполнилось пятнадцать — она впервые поднялась наверх и увидела закат, облака, отсвечивающие алым и золотым, и корабль. Его палубу освещали сотнями разноцветных фонарей, играла музыка… Очарованная Русалочка подплыла ближе, заглянула в окно и увидела множество нарядно одетых людей, но красивее всех был молодой принц с большими черными глазами… До утра она оставалась у корабля, не в силах глаз оторвать от прекрасного принца…

Боковым зрением я замечала, как дамы вслушиваются, представляя подводный мир; как рыженькая Килька мечтательно водит пухлым пальцем по подлокотнику креслица… А еще ощущала взгляд Освальда. Да-да, принц кареглазый.

Когда дошли до момента, как влюбленная Русалочка согласилась отказаться от моря, дома и родных, да еще обменять дивный голос на ноги, мужчины довольно хмыкнули, за что получили возмущенные взгляды дам. Приободренная их интересом, я перестала трястись, как осинка, и погрузилась в рассказ.

Я неспешно описывала, как Принц нашел Русалочку, привел во дворец, как относился к ней по-братски. На что придворные дамы, не понаслышке знавшие, каково это, ухмыльнулись. Зато Кильрика, видевшая себя на месте сказочной Русалочки, улыбалась, но ровно до тех пор, пока Принц не женился на другой. Зато королева-мать растянула губы в полуулыбке. Она явно не из романтичных особ, верящих в счастливые истории.

Когда Русалочка отказалась убить принца, в глаза некоторых дам застыли непередаваемые чувства.

«Дура какая!» — читалось на их лицах возмущение, но при королеве им только и оставалось помалкивать, разглядывая резной паркет. А когда русалочка обернулась пеной, дамы удивленно заморгали. Некоторые пытались скрыть всхлипы и набегавшие слезы.

— Я как-то настроилась на крыс, — призналась темноволосая фрейлина, еще недавно поглядывавшая на меня свысока.

— Тем интереснее история баронессы, — улыбнулась королева-мать, оглядывая рыжую подружку внука, сидевшую в расстроенных чувствах. — Если книга будет издана, мы желает приобрести ее.

Я кивнула.

— Ждем следующих ваших историй, — королева встала, уводя за собой фрейлин, и оставляя дам, пришедших развлечься, насмехаясь надо мной.

— А крысы? — подал голос раздраженный толстяк.

— Специально для вас, Енвере, баронесса напишет, — надменно ответил герцог, давая мне знак, что пора уходить.

Когда мы вышли из изумрудного кабинета, я выдохнула с облегчением, но не расслаблялась, ожидая от Освальда гневной отповеди, однако он молчал. И оно давило.

— И вы даже не укорите, что я поступила глупо? — не выдержав, спросила его.