Ловушка для птички

— Причем здесь это? У меня ни одного нарушения не было! Это первое, и оно из-за тебя! — тычет пальцем мне в грудь.

— Я предлагал, чтобы штраф выписывали на моё имя, но ты ж уперлась!

— Потому что ты иностранец! Штраф будет в два раза выше! — почти кричит.

— Да какая разница?! Копейки! — тоже перехожу на крик.

Птичка обнимает себя за плечи и отворачивается. Не хочет разговаривать.

— Давно женаты? — на инглише спрашивает меня полицейский, протягивая квитанцию на оплату.

— Не женаты мы, — отвечаю и добавляю, — пока ещё.

— Ссоритесь уже по-семейному, — смеётся и уезжает.

Я открываю пассажирскую дверь и кивком показываю Соне сесть. На удивление, она не спорит. Запрыгивает и демонстративно отворачивается.

Глава 12

Моя птичка всегда со мной

Никита

Мы медленно едем вдоль моря по нескончаемой набережной и молчим. Тишина неприятная. Вечерок не задался. Впрочем, как и вчерашний. Но исправить ситуацию еще не поздно.

— Ладно, Сонь. Мой косяк, признаю, — приглушено выдыхаю. — Только понять не могу, из-за чего ты так расстроилась? Ну штраф и штраф. Ерунда ведь! Все живы-здоровы, машина целая…

Ноль реакции. Уткнулась в боковое окно, руки сцеплены в замке, колени сжаты и напряжены.

Сворачиваю в ближайший карман и торможу. Поворачиваюсь, кладу ладонь поверх ее, слегка поглаживаю. Кожа тонкая, прохладная и такая нежная. Только насладиться её не успеваю — София выдергивает руку и прижимает к обе груди. Пытаюсь заглянуть в глаза — отворачивается.

— Хватит уже дуться. Сказал же — оплачу! И моральный ущерб тебе возмещу. Что хочешь? Любой каприз! — заигрываю — надо же как-то топить этот лёд между нами.

Сопит и не отвечает.

В этом ее как бы автомобиле размером со стиральную машину катастрофически мало места. Мне, конечно, в кайф быть к ней поближе, но долго я так не выдержу. Все, что ниже пояса, замлело и скоро, кажется, начнет отмирать. Ноги под рулем как в капкане, а восставшему между ног не хватает места в джинсах. Одно невинное прикосновение — и у меня встает. Хочу ее как одержимый, а она даже разговаривать со мной не желает.

— Со-о-онь, — мягко растягиваю ее имя и руку на колено кладу. — Хватит хохлиться, Птенчик! Ты ещё заплачь из-за этой фигни.

— Зачем? — поворачивает голову, смотрит с укором и руку мою пытается сбросить. Вопросительно вскидываю брови. — В который раз спрашиваю тебя: зачем ты это делаешь? Что это там было, в ресторане? Тебе скучно? Решил позабавиться и разрушить мою жизнь? Или мстишь за что-то? Ведешь себя так, словно я тебе что-то должна! Чего добиваешься?

Сыплет вопросами, и в голосе ярость. Но что хуже — в глазах презрение.

Убираю руку, выкручиваю руль и жму на педаль газа.

— Поехали! Расскажу, чего добиваюсь. Если так интересно.

— С интересом послушаю! — звучит как вызов.

— И покажу тоже, — бубню под нос, но так, чтобы не услышала.

Главное, чтобы не заистерила по дороге. Довезу до дома, а там разберемся. Уговорю выпить вина и спокойно поговорить. Она останется — у нее нет вариантов. Уже сдалась.

На трассу выезжаем в той же гнетущей тишине. Терпеть ее невыносимо.

— Музыка у твоего итальяшки есть?

Без слов нажимает на светящуюся панель аудиосистемы, и из динамиков доносится «Аморе, аморе, аморе, аморе но…»

— Серьезно? Ты слушаешь старика Челентано?

Снова что-то нажимает — теперь играет старый французский шансон.

— Странные музыкальные предпочтения у тебя, однако. В винах лучше разбираешься, — замечаю не без иронии.

— За рулем я слушаю старые песни, чтобы совершенствовать языки. В них много слов и они понятные. Нравится мне совсем другая музыка.

Наконец-то заговорила! Цепляюсь за тему.

— Джастин Бибер? Гарри Стайлс?

— Нет, рок больше нравится. Хотя Гарри очарователен.

— Ну конечно! Какой девушке не нравится душка Гарри! — не упускаю возможности съязвить.

— Той, которой нравится красавчик Шон, — смеется Соня. — Ты, кстати, на него похож!

— На Стайлса?

— На Шона Мендеса, — хохочет.

Обожаю ее смех! Когда она смеется, у меня на душе светлеет. Счастье по телу растекается, как теплый малиновый кисель. И кажется, что все и всегда будет хорошо.

— Пфф! Чем это я на него похож? Тем, что тоже тебе нравлюсь?

— У вас татуировки почти одинаковые, — смущенно косится на мою руку.

Я тоже на неё смотрю.

— Моя птичка всегда со мной. Это моя свобода.

Впереди мелькают огни придорожного ресторана.

— Нам надо поесть, — говорю тоном, не терпящим возражений, и сворачиваю к нему. — Это хороший ресторан?

— Запредельно дорогой. Тебе понравится, — хмыкает Соня.

— Вспомнила старую песню о мажоре?

— Ага, об излишне уверенном в себе Гордиевском-среднем, — открывает дверцу и перед тем, как выйти, показывает мне язык.

Она уже шагает к входу, а я никак не могу расстегнуть чертов ремень. Хрен развернешься в этой машине! Догоняю Соню у самой двери и преграждаю путь.

— А ну стой! Ты показала мне язык?

— Показала, и что? — гордо задирает подбородок и смотрит свысока.

Обхватываю ее за плечи, пока не опомнилась, сжимаю и требую:

— Еще раз покажи. Хочу получше рассмотреть…

Головой мотает и пытается вырваться.

— …Показывай, говорю! Ты ж у нас смелая.

Настаиваю, а самого смех разбирает. Она такая комичная! Глаза вытаращила, губы втянула и змеюкой извивается. Но я держу крепко и сразу двумя руками — не выскользнет. Когда устает дергаться, одной рукой беру за лицо и пальцами жму на щеки.

— Окрой рот и высунь язык. Скажи дяде «а-а-а». Давай, девочка, не упрямься! Будь паинькой!

— Извращенец! — кричит и заливается смехом.

И я с ней за компанию. Мы то ссоримся, то ухахатываемся вместе. Вот так контрастно складывается наше общение, и мне это нравится. Заводит. Ничуть не меньше, чем три года назад. А я уж думал, что после тридцати секс становится безвозвратно скучным.

В ресторане ожидаемо аншлаг, но столик для нас находят. Официант провожает через весь зал в самый дальний угол у огромного камина.