Ложь

контроль над самим собой,.. я, как будто, сошел с ума.

– Да, знаю,.. я это понял.

Теодоро де Кастело Бранко поднялся на ноги, отодвинув на деревянном письменном столе

стиля Возрождения, книгу, которую читал. Это, действительно, одна из тех глубокомысленных фило-

софских книг, в которых его дух находит спокойствие и умиротворение, чтобы хладнокровно проти-

востоять бурям. Он – аристократ не только по общественному положению. Его духовный ранг

передается каждым его жестом, сквозит в каждом движении, и, кажется, в этот момент его сыну

передаются жизненные нормы…

– Каждый может потерять опору в какой-то момент. Ты был не единственным, Джонни,.. я тоже

потерял ее, хотя обязан сдерживаться. Но я рад, что к нам обоим, кажется, вернулся разум.

– Да, папа.

– Это был тяжелый удар, учитывая ту глубокую привязанность, которую мы вдвоем испытывали

к Веронике.

– Испытывали?..

– Да. Мы привыкли видеть в ней кого-то очень близкого, своего, домашнего, неразрывно свя-

занного с нашими сердцами и нашим родом; но, нет, сын, она – независимый самостоятельный чело-

век, хозяйка своей судьбы. Мы не имеем права приказывать ей, даже если нам остается скрывать свои

чувства.

– Папа… в этом деле никто не чувствовал большей боли, никто не испытывал большего душев-

ного страдания, чем я. И тем не менее, я хотел просить тебя о небольшой снисходительности по отно-

шению к ней. Я…

– Нет… то, что она совершила не заслуживает нашей снисходительности.

– Теперь ты думаешь, что она действительно совершила это?..

– У меня было время не спеша обдумать многие вещи, чтобы, вспоминая и размышляя, сопоста-

вить и соединить даты и детали. Если то, что сказала Вирхиния – клевета, то она, по крайней мере

очень похожа на правду, хотя бы одним во всем этом деле – тем, что она тебя отвергла…

– Полагаю, это – то единственное, за что я должен быть ей благодарен, это – последний крик ее

совести.

– Это так, я взглянул на вещи трезво – разве женщина, если она не любит другого мужчину, мо-

жет тебя оттолкнуть?.. Если бедная девушка отвергает богатого, молодого, красивого и доброго

62

мужчину, на это должна быть очень веская причина… Любовь к другому мужчине, или слишком без-

образное пятно в ее прошлом.

– Папа, мне хотелось бы, чтобы ты оставил в покое эту тему, не расследовал ее больше… я хотел

бы забыть все это, суметь показать ей, что мне неважно то, что она меня не любит. Этим вечером я

перед всеми вел себя, как дурак, как круглый идиот. Оставь все, как было, мое безразличие и мое пре-

зрение – вот, что сохраняет мое достоинство!..

– Я так на это надеюсь.

– Кроме того, есть кое-что, о чем ты не знаешь… Вирхиния больна…

– Больна?..

– Да. То, что было с ней сегодня – не просто нервный срыв. Ее сердце в плохом состоянии.

– Откуда ты это знаешь?..

– Обнаружились симптомы, поразительно схожие с симптомами моего университетского прия-

теля, у которого болело сердце и он страдал от сердечных приступов. Он умер незадолго до того, как я

вернулся…

Теодоро серьезно посмотрел на сына своим суровым, непостижимым взглядом, который ино-

гда стирает с его благородного лица малейшую черточку снисходительности.

– Ну и ну! Это, без сомнения, было то, что Сара хотела дать мне понять.

– В таком случае, мама это знает?.. Вирхиния не хотела, чтобы она это узнала.

– Это дело их двоих и ее врача. Я никогда особо не вмешивался в дела Вирхинии. Сейчас ей

лучше?.. Боль прошла?

– Похоже на то. Я сам проводил ее в ее спальню. Мама и горничная находятся рядом с ней.

– А Вероника?..

– Она не выходила из своей комнаты с тех пор, как заперлась в ней. Кажется, она сказала гор-

ничной, что сразу же ляжет спать, чтобы завтра встать на рассвете.

– Вы едете верхом.

– Я не намерен ехать с ней. Она отлично может прокатиться одна вместе с Деметрио де Сан

Тельмо!.. Она, вероятно, тоже рассчитывает на него.

– Она пригласила его в моем присутствии… несмотря на то, как грубо он себя с ней вел. Она

окликнула его, когда он собрался уходить, напомнив о завтрашней прогулке.

– Похоже, низкопробные мужчины – ее излюбленные…

– Я никогда не поверил бы в это, но я отдал должное очевидному!.. Ты уже ложишься спать, сы-

нок?

– Нет, я собираюсь уйти, хочу отвлечься на время… Рио-де-Жанейро во всем мире имеет славу

развеселого и шумного города. Смешно и нелепо думать, что я нахожусь здесь два месяца и ни разу не

выходил.

– Этот ущерб ты можешь тут же исправить.

– Худшая судьба выпала на долю того, кто своей жизнью заплатил за наслаждение любить ее.

– Своей жизнью?..

– Да, этот соблазнитель погиб.

– Погиб?.. Ты говоришь, что он мертв?.. Откуда ты это знаешь?..

– Вирхиния знает это от нее, от самой Вероники.

– Ты хочешь сказать, что она продолжала переписываться непосредственно с ним?..

– Вроде бы, она прочитала об этом в одной из провинциальных газет, которые иногда передают

сведения о тех, кто отправляется в лесные лагеря. Она сохранила вырезку и показала ее Вирхинии.

Поэтому она испугалась.

– Чего она испугалась?

– Этого Вирхиния не сказала мне точно… Я подумал и понял, чего она боялась: осознав, что со-

вершенно свободна, она, возможно, не колебалась, чтобы сделать меня своей добычей, и, скажу тебе, отец, что это-то как раз мелочь. Мысль, что Вероника ни секунды не грустила, не пролила ни единой

слезинки из-за человека, который погиб, стараясь скопить богатство, которое считал необходимым, чтобы быть достойным ее, – вот что очень горько разочаровало меня в ней.

63

– Сын!..

– Я мог бы простить ей то, что она пала ради любви, мог бы простить ее страх бедности, но то, что у нее нет сердца…