Ложь

тывать мучения, видя дядю Теодоро таким другим со мной. Неожиданно он словно перестал любить

меня, уважать, верить мне…

– В этой сегодняшней утренней ссоре причиной была Вирхиния, правда?..

– Откуда ты знаешь, что моя ссора была с Вирхинией?..

– Ну, ладно… я предполагаю. Обычно она является козлом отпущения…

– Вирхиния!.. Да что ты говоришь?..

– По крайней мере у тебя.

– Как ты заблуждаешься! Вирхиния – из тех, кто ранит исподтишка.

– А ты – из тех, кто раздает пощечины.

– Что?.. Кто тебе это сказал?..

– Мне так кажется, это входит в твой стиль, как ты часто говоришь, рассуждая о кротости

Вирхинии…

– Вирхиния – не кроткая.

– Полагаю, что она частенько будет стремиться получить плату за свое молчание… Но ты – из

тех, кто может навязать свою волю.

– Не знаю, о каком молчании ты говоришь. Вирхиния не должна ничего замалчивать на мой

счет… мы никогда не были подругами.

– Ты никогда не делилась с ней секретами?..

– Начни с того, что у меня нет секретов, что ж поделать. Мой главный недостаток – излишняя

прямота. Ссора этим утром началась из-за этого, потому что я была слишком откровенна, потому что

отрыла душу тому, кто не в состоянии меня понять, но я уже сказала тебе, что мы забыли об этом.

Единственное, что меня огорчает – отношение дяди Теодоро, а также Джонни.

– Ах, Джонни?..

– За весь этот вечер он не приблизился ко мне ни на минуту…

– Из-за этого ты очень сильно переживаешь?.. И сильно об этом сожалеешь?..

– Я должна была бы сказать тебе “нет”, ведь у тебя сейчас такое ревнивое лицо, но это было бы

неискренне, и даже ради того, чтобы доставить тебе удовольствие, я не хочу этого делать. Привязан-

ность Джоннии и эта его любовь – вещи, которые я очень сильно ценю…

– Дальше ты должна будешь жить без них!..

– Почему?..

Вероника взглянула на Деметрио, удивленная его грубостью, а он продолжает говорить с тенью

страдания и боли еще и еще.

– Потому что ты будешь жить только для меня, потому что я стану скупцом, скрягой, жадным до

твоих улыбок, твоих взглядов, и даже твоих мыслей, потому что я возмечтал запереть тебя в кругу из

железа и огня, из которого ты не смогла бы выбраться, как не выбираются из ада!..

– Если этот круг – твои объятия… твой ад будет лучше рая.

79

Она с жаром схватила его руки, Деметрио же пребывает в нерешительности; решимость его

разбивается о прикосновение этих мягких, нежных и теплых рук.

– Вероника!..

– Прошу тебя, не целуй меня сейчас!.. За нами наблюдают из-за двери, ведущей в зал… Там

находятся Джонни и Хулио Эстрада…

– Мои предшественники…

– Зачем ты так говоришь?.. Никто не опередил тебя на дороге к моему сердцу… Ты смеешься?..

Ты мне не веришь?.. Я проклинаю твою ревность, ненавижу твою подозрительность, понимаешь?.. Но

без ревности нет любви, в конце концов, я должна простить тебя, и меня утешает мысль, что у меня

вся жизнь впереди, чтобы убедить тебя… Никогда и никого я не любила до тебя… Деметрио, ты –

первый и будешь последним и единственным!

***

– 76 -

– Первый… первый!.. Ты слышал это, Рикардо?.. Если что-то после смерти остается в нас жи-

вым, то на этом жалком, убогом кладбище Матто Гроссо должны были содрогнуться твои кости…

Деметрио снова находится в номере отеля. Прошли быстротечные, блистательные, живые часы

праздника, и сейчас он одинок перед сумятицей своих воспоминаний. Хотя ему кажется, что образ Ве-

роники высечен в его глазах, а на руках его остается ее аромат, тот самый прохладный аромат весен-

ней свежести, благоухающей повсюду, она – самая прекраснейшая девушка Рио-де-Жанейро.

И теперь фотография Рикардо находится перед ним, та старенькая фотография студенческих

дней, на которой он выглядит даже более молодым и наивным, более мечтательным и беззащитным…

перед Деметрио та фотография, что разожгла в нем чудовищную жажду мести, следствием которой

стал его еще более чудовищный поступок, и эта же фотография внезапно приводит Деметрио в ярость

– его будто сжигает странная вспышка ревности.

– Ты держал ее в своих объятиях!.. Она была твоей, я уверен в этом… Ты должен был бы быть

каменым, или ледяным, чтобы выдержать, устоять, находясь у ее окна; это окно в ее спальню, через

которое ты все время входил. Ну да, ты мог бы уехать, подвергнуть опасности свою жизнь, думая, что

можешь упасть и разбиться, если в конце пути находилась бы она и тебя ждали бы ее поцелуи и объя-

тия… Теперь меня не удивляет, что ты потерял рассудок, сошел с ума!..

В гневе он швырнул фотографию на стол, чтобы отыскать другую, приобретенную лишь не-

давно – ее фотографию. Трепеща, он держит ее в своих руках с нежной стыдливостью влюбленного, пока глаза созерцают ее. Деметрио кажется, что эта плотная картонка обрела жизнь – почти сверкают

черные глаза, красный рот улыбается одновременно соблазнительно и утонченно…

– Фотография была твоим собеседником, с ней ты разговаривал напролет целыми ночами, Ри-

кардо!.. Перед тобой была эта картинка, ты же пожертвовал жизнью, будто перед тобой было всемогу-

щее и безжалостное божество!.. Первый!... Первый… а ведь первым был ты. Как же я завидую тебе в

этот миг!..

Глава десятая.

Последний гость попрощался с семейством Кастело Бранко… Как всегда, когда прием про-

должается до наступления ночи, ужин не подается, но основные члены семьи слегка перекусывают

все вместе прежде чем разойтись по своим комнатам. Стол уставлен самыми изысканными закусками, которые донья Сара смакует с наслаждением, околдованная рассеянным поведением мужа…

– Теодоро, ты ничего не съешь?..

– Я попросил у Хенаро еще одну чашку кофе. Нехорошо наедаться на ночь в жару. Если бы ты