Любовь и ненависть

перед собой великую цель. Смерть оборвала их путь. Но жизнь

не может остановиться. Их думы и мечты, их силы

переселились к нам, мы приняли их, как эстафету, и теперь

обязаны с честью нести ее вперед той же прямой и ясной

дорогой.

Я чувствовал, как бурлящая во мне мысль превращается

в клятву, в ту нерушимую клятву, которая не нуждается ни в

каких словах.

К нам бесшумно подошла женщина в черном,

немолодая, но крепкая, с лицом суровым и холодным.

Поздоровалась со мной сухо и, как мне показалось,

недовольно, осуждающе, затем перевела взгляд на Марину, на

цветы, лежавшие у подножия памятника.

– Познакомьтесь, Андрей Платонович, это моя мама, -

сказала Марина.

Женщина молча кивнула мне, села на камень, поправила

черную шаль и произнесла, ни к кому не обращаясь:

– День сегодня славный, прямо как в Сочи.

Я подумал: в подобных случаях люди почему-то говорят о

погоде.

Мать и дочь пришли сюда почтить память мужа и отца и,

наверное, делают это каждый год, и потому мое присутствие

казалось не совсем желательным. Нужно было найти

подходящий предлог и оставить их одних. А как это сделать,

что придумать?

Выручил счастливый случай: от поселка к нам шли двое

моряков. В одном я узнал рассыльного из штаба дивизиона, а

второй... Неужели он? Я смотрел на тоненькую юркую фигуру,

на фуражку, всегда сбитую на затылок и открывавшую высокий,

чистый лоб, на лицо и не верил:

– Валерка, каким ветром?

– Двенадцатибалльным, - ответил он, с размаху впаял

свою ладонь в мою, и мы расцеловались.

Пришлось извиниться перед женщинами. Растроганные

и обрадованные неожиданной встречей, мы побрели с

Панковым не к поселку, а вдоль берега. Вдруг Валерий

остановился, вытянулся, взял под козырек и четко доложил:

– Товарищ капитан третьего ранга! Старший лейтенант

Панков прибыл на должность командира корабля во

вверенный вам дивизион.

Я был, конечно, рад назначению ко мне Валерика.

– Но почему до сих пор старший лейтенант?

– И то хорошо, - ответил он сокрушенно и загадочно.
–

Говорят, между фортуной и карьерой всегда стоял знак

равенства.

– Но ты, кажется, служил под началом адмирала

Инофатьева?

– То-то и оно.
– Он вздохнул, сплюнул и заключил: - Еле

выбрался.

– А Марат?

– Что Марат? Он под могучим крылом папаши. Там его

так и называют: Инофатьев Второй. Звучит одинаково, что и

чеховский Иванов Седьмой.

Он был до того возбужден и обозлен, что с ним

невозможно было говорить. Я просил рассказать все толком,

спокойно и насколько возможно беспристрастно.

– Хорошо, буду абсолютно объективен, - согласился

Валерий, - слушай. Сначала о сыне. Служит на подплаве,

командует лодкой, уже капитан-лейтенант. Ходит в касторовой

шинели, зимой в каракулях, фуражка с мексиканскими полями,

усы английского образца. Никакие воинские порядки на него не

распространяются. Летом флиртует на пляже с курортницами,

а зимой носится на собственной "Победе".

– Купил?

– Он не покупал, - Валерий повел плечом, - просто

скромный подарок мама ко дню рождения - наследнику

исполнилось двадцать пять. У-у, такой праздник устроили,

разве только салюта кораблей недоставало. Собственно, у нас

главное-то и началось с его дня рождения. Мы с ним, как тебе

известно, никогда не обожали друг друга, скорее наоборот. Я

начал службу с командира боевой части, потом - помощник и,

наконец, был назначен командиром корабля. С Маратом мы

встречались редко, случайно, и всякий раз он давал мне

понять, что всем продвижением я обязан ему. Меня много раз

подмывало послать его к черту, но. я как-то сдерживался. Дома

я у него никогда не был, и он у меня тоже. Жены наши изредка

встречались, но между ними тоже пробежала черпая кошка:

короче говоря, он потребовал от своей супруги прекратить

всякие связи с моей женой.

– Прости, ты разве женат? Я не знал.

– Да, и дочь растет.

– А жена кто?
– любопытство мое нарастало.

– Да ты с ней знаком, - весело отозвался он,

– С твоей женой?
– удивился я.

– Да Зоя же, ну что ты прикидываешься!

– Какая Зоя? Ах да, верно, верно, помню.

И мне стало неловко. Почему? Потому что забыл? Но

разве я виноват, что эта девушка не оставила ни в памяти, ни в

сердце моем решительно никакого следа. А вот Ира... Мне

хотелось услышать о ее жизни, и какой он недогадливый,

Валерка, этот веселый, сердечный человек.

Валерка не умел быть кратким; он все продолжал своп

рассказ:

– Так вот, пришла в голову адмиральского сынка блажь

пригласить своего однокурсника, то есть меня, на день своего

рождения. Я думаю, ему просто хотелось пощекотать свои

тщеславные пятки и заодно ошарашить меня важностью своей

персоны. И однажды на причал нашей бригады врывается

сверкающая лаком адмиральская машина. Знаешь - этак

неожиданно. У нас всполошились, команды подали, комбриг

выскочил на причал встречать начальство. И вдруг из машины

вместо Инофатьева Первого выходит Инофатьев Второй.

Конфуз. Матросы язвительно улыбаются, комбриг взбешен,

говорит Марату: "Вы, капитан-лейтенант, в другой раз заранее

ставьте нас в известность, когда будете ехать на машине

командира базы". А он, видите ли, приехал, чтобы лично