Любовь и ненависть

– Ты один, без семьи?
– спросил я осторожно.

– Да, разумеется. Жена моя не похожа на княжну

Волконскую. Да я и не требую от нее такой жертвы. Жена,

старик, это должность, как сказал один боцман, уходя в

кругосветное плавание. А должности часто бывают

вакантными. Ты не женился? И правильно делаешь. Моряку

это совсем ни к чему. Кстати, как у вас насчет досуга?

Наверное, тоска-кручина и поволочиться не за кем?

Мне были противны его пошлости, но я сдержался.

– Ты очень, изменился, Марат. Тебя трудно узнать.

Он ответил даже с некоторой гордостью:

– Диалектика, старина: все течет, все изменяется.

– В лучшую сторону. Но ты изменился диалектике

вопреки.

– Ах, ты вот в каком смысле. Ну что ж, могу тебя

поздравить: тесть мне сказал то же самое. И вообще оп

встретил меня сухо, официально. Не знаю, кому я этим обязан,

думаю, что твоему подчиненному старшему лейтенанту

Панкову.

– Брось ты, Марат, кривляться, - резко оборвал я его.
–

Всем ты обязан только себе.

– Что ж, поживем - увидим, - кисло отозвался оп.

Уехал адмирал Пряхин и увез с собой короткое полярное

лето. Зачастили дожди. С полюса примчались отдохнувшие в

июле ветры и не замедлили показать свою новую силу.

Разбуженное ими море загудело, помрачнело, ощетинилось

белой чешуей.

Должность командира базы временно исполнял

начальник штаба: Инофатьев Первый задерживался.

Стояло время напряженной боевой учебы. На берегу

редко приходилось бывать, хотя теперь туда и тянуло. С

Маратом мы встречались часто, по службе. От прежних

курсантских отношений у нас не сохранилось и следа: мы оба

чувствовали себя чужими друг другу и далекими людьми. А

заниматься все-таки приходилось вместе - он выходил на

подводной лодке в море, я со своими "охотниками" искал его,

атаковал и "уничтожал". Занятия с действующей, а не условно

обозначенной подводной лодкой, как это было раньше,

становились интересными, целеустремленными.

Однажды Валерка сказал мне:

– Послушай, Андрей, а ты не находишь, что у нас еще до

черта упрощенчества в боевой учебе?

– Не нахожу, - ответил я в недоумении. Мне казалось, что

появление у нас подводной лодки совершило целый переворот

во всей боевой учебе.

– Уж больно быстро и легко мы находим "противника". В

бою будет гораздо сложней, - пояснял Валерка с не присущей

ему степенностью.
– Полигон узок.

С ним нельзя было не согласиться. Полигон - район, в

котором действовала подводная лодка, - и в самом деле не

был достаточно широк. Мы уже знали, что "противник"

находится именно в таком-то квадрате и за пределы его не

уйдет. Так искать легко.

Это было еще до отъезда Пряхина. Я поговорил тогда с

Дмитрием Федоровичем. Он долго думал, должно быть, с кем-

то советовался и, наконец, издал приказ о расширении

полигона. Поиск производить стало труднее, но зато намного

интересней. Это решение особенно пришлось по душе Марату.

Теперь он забирался куда-то в преисподнюю, где найти его

было не так легко. Вообще он страшно переживал, когда его

находили, атаковали и особенно когда наши бомбы накрывали

цель. И как он ликовал, если ему удавалось перехитрить нас,

ускользнуть из-под удара!

Марину в эти дни я видел только мельком. С заходом

солнца маяк зажигал огни, и яркий светло-розовый с

сиреневым переливом луч всю ночь заигрывал с морем,

дразнил его, слегка касаясь волн на короткий миг, и тотчас же

убегал. Так в детстве я играл солнечным зайчиком. И теперь

мне иногда казалось, что это Марина, сидя на маяке, шалит

мощным лучом. Когда вечером - это случалось раз в неделю -

я заходил в свою необжитую холостяцкую комнату в новом,

только что отстроенном доме, то, прежде чем лечь спать, гасил

свет и минут тридцать стоял у окна, ловя глазами быстро

бегущий родной и знакомый луч маяка.

И думал в это время почему-то об Ирочке Пряхиной, а не

о Марине. Это получалось у меня как-то подсознательно,

помимо моей воли. Когда я ловил себя на этом, мне

становилось неловко. Я не хотел признаться, что Ирина по-

прежнему сидит в моем сердце и не желает уступать места

никому другому, даже Марине. И я тут ничего не могу поделать.

Днем в густой туман на острове Палтус предупреждающе

выла сирена, а у скалистого мыса у входа на рейд глухо и

сонливо куковал наутофон.

Однажды, когда туман рассеялся и ветер, разорвав в

лохмотья и разметав во все стороны серые, мокрые облака,

обнажил низкое, блеклое небо, Валерка посмотрел на высокую

скалу, что лежит между причалом и маяком, и сказал:

– Опять она стоит и смотрит на корабли. Может, шпионка

какая-нибудь?

Я вскинул бинокль: на скале стояла Марина. А Валерий

продолжал пояснять:

– Уже в четвертый раз замечаю: когда мы уходим в море

или возвращаемся в базу, она тут как тут. Будто встречает и

провожает нас.

– А может, и впрямь встречает и провожает друга своего,

– заметил я, пытаясь хоть таким образом рассеять его

подозрения.

У меня было желание рассказать Марине о

"подозрительной" девушке, но, боясь ее обидеть, я промолчал.

Моими друзьями она никогда не интересовалась. Только

однажды спросила будто невзначай:

– Скажи, пожалуйста, этот капитан-лейтенант со