Любовь моя
Шрифт:
— Юмор тоже бывает всякий. Например, пронзительный, не циничный и тот, что ниже пояса, — вставила в диалог подруг свое мнение Жанна. — Для меня произведение хорошее, если в нем много выразительных средств. И, тем не менее, есть книги, о которых я имею самостоятельное мнение, а есть такие, о которых я хотела бы сначала послушать критиков.
— А как тебе Донцова с ее миллионными тиражами? Очень обогатила судьбами великих людей на фоне эпохи? Оцени должным образом. Здорово она «навострилась строгать»! Мощный генератор идей, — как-то слишком развязно восхитилась Инна. — Сейчас мало настоящих писателей. Наступила эпоха потери смыслов? Может, в жизни они есть, но их нет
— Гонорары Донцовой тебе как кость в горле? Замечательно плодовитая дама. Ее трудолюбие похвально. В этом тоже проявляется ее редкий талант, — ответила Жанна. С ее строго официальным тоном не сочеталось безразличие к объекту обсуждения.
— Как… крольчиха, — фыркнула Инна.
— Молодец. Обставила соперников. Видит Бог, она старается. Ее ходкий «товар» в контексте современного рынка. Доходное чтиво. У Донцовой нюх на бестселлеры. Она проявила интуитивную способность совпасть с потребностями большинства, вот и стяжает себе завидную славу, — спокойно и подробно отреагировала Жанна.
— Большинства?! — возмутилась Аня. — Самопровозглашенная наследница и преемница классиков?! Ее книжки ниже всякой критики! Совершеннейший вздор! Тешит беса примитивности. Она — чемпион страны по отточенным банальностям. Как блины печет свои романы. Видно классика ее читателей тяготит. Что им Достоевский, Толстой, Чехов! Вот они-то знали настоящую правду жизни. Помнишь, Чехов писал: «Самое трудное только начинается». «Виноваты все мы». Он призывал к личной ответственности за порядок вещей в жизни людей. Какие вопросы ставил! «Как понять себя? Как остаться достойным? Не смиряться и ценить то, что дано тебе природой». Это он и про нас, про здесь и сейчас… И потом… его знание и чутье языка, способность писать просто ясно и кратко!.. Умные книги надо читать, сложную музыку слушать, чтобы духовно развиваться. К тому же, стоит заметить, это улучшает пластичность мозга, отодвигает его угасание на годы.
— Кратко писать Чехова приучил жанр пьесы. Там не размахнешься в диалогах-размышлениях. Иначе публика сбежит со спектакля, — выдвинула Инна одну из причин возникновения особого таланта писателя.
— А мощные, страстные образы Толстого? Классика еще тем хороша, что для того, чтобы ее читать, не надо оттепелей. Она во все времена современна и необычайно значима.
— Потому что человек не торопится улучшаться? — насмешливо спросила Инна, но Аню с мысли не сбила.
— А нам Донцову подсовывают. Мне слова академика Дмитрия Лихачева о культуре вспомнились. Он говорил, что «бытовой ширпотреб у нас развился очень сильно… Сейчас полное небрежение к классике… Надо уделять больше внимание воспитанию вкуса… Я принимаю этот упрек и в свой адрес», — продолжила свое «выступление» Аня. — Лихачев — икона интеллигентности, совесть нации. Мне импонирует, что он сохранял культуру речи, чистоту языка.
— Он талант называл божественной одержимостью, — вклинила свое специфическое замечание Жанна. — А Бунин ревновал Чехова. Утверждал, что он не любит Россию, Москву, женщин и вообще всё человечество. Чехов его раздражал. Это неприятие его успеха?
— Обычное соперничество, — спокойно отреагировала Лена.
— Наверное, иногда злой, желчный характер может пожирать талант. Или наоборот?.. Я бы не смогла жить в коммуналке рядом с Достоевским, меня бесило бы его поведение в быту. А с Чеховым — пожалуйста. Он к себе был строг, развенчивал себя, — сказала Аня.
— Дискредитируешь, опошляешь Достоевского? — нарочито
удивленно спросила Инна, пытаясь затеять спор на эту тему. — Некоторые, например, не могут полюбить Бунина, считают его скучным автором. А им надо просто честно признаться, что они не понимают творчество гения.— Всегда был интерес читателей к личной жизни великих писателей. Всегда были хвалы и обвинения, гонители и гонимые. Не будем сегодня об этом, — строго остановила подругу Лена.
— Аня, у тебя неприятие характера автора доминирует над признанием его таланта, — проехалась Инна.
— Только иногда, когда он проявляется в его произведениях, — не согласилась Аня. — Если я устаю от жесткой литературы, то беру в руки Пришвина или Казакова. У них всё гармонично. Я чувствую магию их слов. Казаков такой душевный, чуткий, тонкий! Читая, я чувствую запах цветов, моя душа парит.
— Акварельный писатель, — строптиво воспротивилась ее мнению Инна.
— А тебе нужно, чтобы только маслом писали и «зеркалили» друг друга? — удивилась Аня.
— Наверное, явление Донцовой — это требование времени. Я думаю, она не причисляет свои книги ни к каким категориям. Для нее главное по душам поговорить с читателями, отвлечь их от трудных будней.
— Не очень лестная характеристика. Убийственно-оскорбительные слова, — ожидаемо отреагировала Инна на попытку Жанны защитить писательницу.
Лена нехотя отозвалась:
— Этот жанр — ироничный детектив — имеет право на существование. Произведения, относящиеся к легкому жанру, тоже бывают очень даже милые.
— Ты ее хвалишь? — Аня пришла в замешательство. Она нервно затеребила свой дерзкий хохолок на макушке и попыталась сообразить, как ответить Лене.
Зато Инна недолго думала:
— Опускаться до читателя, который не дорос до понимания прекрасного? Надо же доращивать, дотягивать. Какое убожество эти ее…
— Смотря, по каким меркам, — осторожно заметила Жанна.
— Да по любым! Уж сколько лет пишет в одной стилистике.
Жанна не уступила Инне:
— Ну, если ее читать после Сократа… то может показаться… Тебе бы только чрезмерное умствование. Прими мое восхищение тобой и не впадай в неистовство. Что тебя в Донцовой не устраивает? Ты ее досконально изучила?
— Одну книжицу на сон грядущий прочла и больше не поддамся на уговоры, — напустив на себя покровительственный вид, ответила Инна.
— Заявление отнюдь не бесспорное.
— Чтиво. Муть, жесть, мыло, бред сивой кобылы! Компот для обывателей.
— Остынь. Смотри на вещи шире. Беллетристика тоже нужна людям. Она бывает очень качественная. Честертон утверждал, что «тривиальная литература вовсе не является уделом плебеев, она удел всякого нормального человека», — сказала Жанна.
— Книги Донцовой — уступка невзыскательному вкусу читателя, — не унялась Аня. — Держу пари, лет через пятьдесят о ней успешно позабудут. И будут лежать на складах тонны ее книг, как… поверженная эпоха.
— Переживем и эту «трагедию», — рассмеялась Инна.
— Возвращусь к тому, о чем я уже говорила. Донцова — не пустое место. Представь себе: усталая женщина пришла с работы, домашними делами занялась, детьми. И что ей на сон грядущий читать философские размышления? Легкое чтиво, как и легкая музыка, имеют право на жизнь. Они нужны народу так же, как, допустим, забористые, сногсшибательные, с перчиком частушки, шутки и анекдоты, — заявила Жанна.
— Если еще любовные перипетии в придачу, чуть-чуть интриги, немного порока… Они тоже к месту и на руку? — подпустила насмешки Аня.