Любовь моя

Аня продолжила рассказ:

— И тут я вспомнила, как под названием «Жизнь и судьба» Гроссмана кто-то такую муру в интернет запустил, что я громко возмущалась: «О, матка Боска! Это же невозможно читать!» Какими только словами я его не поносила, аж в глазах темнело от ярости. А оказалось, что это подделка. Кто этим занимается и, главное, зачем? Хочет дискредитировать автора? Наверное, и с Литвиновой та же история произошла, а я сдуру бесилась, надрывалась, — поругала себя Аня. — На эту мысль кроме всего прочего меня натолкнуло и чтение в интернете произведений непримиримого, неутомимого, несгибаемого Эдуарда Лимонова.

— Может, еще и бесконечно обаятельного? — фыркнула Инна.

— Я для эрудиции захотела познакомиться с его творчеством. Меня заинтересовала шумиха, поднятая вокруг его имени жадными до слухов журналистами, мол, он оригинальных, даже радикальных взглядов. Может, они намеренно подкидывали интригу? Так вот, там… сплошной примитивный мат! Бандитский язык, тюремная этика, пошлость, доведенная до гротеска и абсурда. Намеренно демонстрирует вредное заимствование? Лимонов, конечно, человек свободный и имеет право выражать свое мнение, но культурно. А он хвалится тем, что не уважает людей, появляясь на балконе нагишом, упоительно смакует свои ощущения! Этим он «с беззастенчивой откровенностью и с максимальной достоверностью» покоряет сердца читателей? Мастер высокого класса. Тренд сезона! Мир рукоплещет, — в Инниной манере «завелась» Аня. — Разве это не треш? И мы должны гордиться таким человеком? Что о нас подумают американцы? Русские — дикий народ? Лимонов считает, что чем грубее выражается, тем правдивее звучит его опус? Эта черно-белая гамма характеров — его особенность? Венедикт Ерофеев тоже не стерильно писал, но как талантливо! А у Лимонова жалкое ему подражание. Может, конечно, он еще в чем-то силен, а я не поняла, но меня раздражает экспансия в литературу грубости и пошлости. Они ведут к оскудению чувствительности, ослаблению эмпатии, утрачиванию человечности. А литература должна играть на повышение духовных ценностей. Она обязана носить характер совести.

— И не закрадывается сомнение, что ты не права? Художник Шемякин говорил, что иногда шокирующие непристойные вещи могут дать любопытные плоды, новые ходы в искусстве.

— Правильно ли ты поняла Шемякина? В его творчестве я подобных отклонений не заметила. Он умный художник, величайшая фигура в искусстве, — возразила Аня Инне. — У меня нет слов! Я читала Лимонова и думала: «Разве такой человек может быть нежным и ласковым? Искренним — да, честным — возможно, но добрым — никогда. Автор наповал убивает своим «красноречием». В моем понимании он не тянет даже на…

— Строгий ценитель! Не стращай. У тебя опять личные качества человека превалируют над творчеством, нельзя чтобы они перебивали в твоем сознании талант автора. Для человечества он важнее. Ты совсем не знаешь мужчин. О Лимонове и так примитивно? Какая в его произведениях поэзия, какая музыка слов и чувств!.. Написав ахинею, он удостоил нас великой милости! Ты хотела найти у него строки «на разрыв аорты»?.. А ведь Лотман говорил, что художественная литература — школа чести и достоинства. Что хмуришься? Я тебе со своими рассуждениями порядком поднадоела? У меня их великое разнообразие. Но цени во мне другое: только я скажу то, чего не скажет тебе больше никто.

— Есть литература нынешняя, а есть современная, которая не поддакивает, ни под кого не подлаживается, не угождает отдельным слоям общества, а ведет к вершине через критику и честное объяснение реальной жизни, — сердито пробурчала Аня в ответ на Иннино непонятное противоречивое насмешливое высказывание.

— Ты искала в прозе Лимонова яркие открытия? Художественность — как проба на золоте, как паспорт на брильянты. Ее можно проверить, оценить. Не правда ли? Не угодно ли тебе всерьез вникнуть в перлы Лимонова? Как ни грустно, но… кто-то должен. А вдруг случится непредвиденное, и ты наткнешься хотя бы на не ограненные алмазы.

— Матерщина — алмазы? Живой язык? Это же предательство Слова! Нецензурщина деформирует речь, она дурно влияет на сознание человека.

— Но существует «потрясающий» мир уголовного общения, его богатый образный эмоциональный язык. В нем столько разнообразных наслоений!

— Я не могу назвать язык Лимонова богатым. Может, он считает, что маты расширяют диапазон возможностей русского языка? Так он ошибается. Русский язык и без них неисчерпаем! Подлинная и вечная современность произведения определяется уровнем его культуры. Это понимать надо. У Лимонова извращенное понятие красоты. В его произведениях совершенно исчезла граница между «можно» и «нельзя»? Он считает, что излагает свои мысли живописно, непринужденно и благодаря матам терпко? В моем понимании Лимонов уподобляется тому мужчине, который, протестуя, приковывает себя голым на площади. Над ним явно тяготеют издержки воспитания или происхождения. Хотя бы о пристойности подумал. Русское искусство и литература всегда были целомудреннее Западного.

— А вдруг… по причине запаздывания?.. Вот Лимонов и догоняет… Зачем необоснованно оскорбляешь писателя? Вдруг он, как человек ищущий, заблуждающийся, делится с нами не только убеждениями, но и сомнениями? А они — удел любого писателя. Ну, а если маты сами так и просятся в текст? Они — очень побудительные слова. Помню, на стройке… Надо обладать достаточным мужеством, чтобы сознаваться в этом и отстаивать своё мнение. Не кори его. «Возлюби ближнего как себя самого». Во вселенском масштабе мы не знаем промысла Божьего. Может, у Лимонова феерия, фантасмагория, карнавал тем, сюжетов и мыслей. К тому же одна из целей творчества — вызов. У любого человека есть право на протест. Это ты замороженная фанатичка — рабыня одного мотива. У тебя во всем строго определены критерии лояльности. Огорошила ты меня. Может, те его опусы из семидесятых, опрокинутые в тревожно-мутноватые девяностые годы, и есть что-то вроде его отдушины. Вникни, ведь библейскую мудрость мы тоже не буквально воспринимаем.

В конце концов, автор имеет право на свою правду, а ты ломаешь его произведения о свою концепцию, как о колено. А вдруг его книги — поступок личности: он подкупает честностью, откровенностью, открытостью, раздвигает границы дозволенного. Этот вопрос по типу того: поощрять или подавлять человеку в себе сексуальное влечение? Это как вмешиваться в личную жизнь. Нельзя подминать человека. Уважай чужую свободу, как свою собственную. (Инна серьезно говорит или нарочно куражится и прикалывается?)

Для Лимонова важно работать без оглядки на чужое мнение, лишь бы кому-то понравиться. Для него главное, вести разговор с читателем искренно, откровенно, от души, иначе ничего путного не получится. Ты же заешь, что в Древней Греции высокое и низкое было рядом. Вели философы умные разговоры и тут же садились на каменные тумбы с дыркой… А какие шедевры создавали! В интернете я нашла о Лимонове прекрасные слова: «Преклоняюсь перед мощью его самобытного характера». «Лимонов может написать всё». Он, оказывается, занимался историей Чукотки, значит, товарищ основательный. А ты предлагаешь его выкорчевывать.

— Захар Прилепин тоже серьезно занимается историей России, особенно Сибири. Я поддерживаю его замечание о том, что присоединенные народы в составе нашей страны были свободнее русских. У них не было крепостного права, их не превращали в холопов, им не меняли религию и уважали местные обычаи, не в пример американцам, которые устроили геноцид индейцам. В СССР нацменьшинства все время находились под опекой, — сказала Жанна.

— Может, Лимонов открыл в литературе новое направление или течение? Как правильнее сказать? — спросила Инна.

— Матерное, что ли? — дежурным тоном уточнила Аня. — Новое направление — это же золотая жила! А у него… Так бы и жахнула по его… Может, без негатива его произведения кому-то неинтересны? Я намеревалась хотя бы приблизиться к их пониманию…

— Наблюдаю ореол мученицы! А вдруг окажется, что «поле битвы Лимонова — сердца человеческие»? И тогда выяснится, что он тот писатель, которого жаждал читатель, что он не пустышка, не упаковка. И мы от счастья потеряем головы! Ты исключаешь возможность появления современного гения, который не обманет наших ожиданий? Жизнь ведь принадлежит, тем, кто идет вперед, — с серьезным видом продекларировала Инна.