Любовь с первой строчки

Мы вышли под дождем и, раскрыв зонты, направились к воротам. Читаем расписание работы музея, и к нашей досаде узнаем, что попали в выходной. Но ворота оказались не заперты, и мы вошли. Михаил Михайлович, прижав плотнее очки, с интересом рассматривал расположенные по периметру просторного двора различные помещения: почтовое отделение времен 19 века, жилые комнаты, комнаты для приезжих, сараи. В дальнем углу двора замечаем скособоченную от времени карету. Я, перешагнув через натянутую между перилами веревку, собираюсь подняться на запретную территорию, деревянную, крытую галерею, ступаю вверх по дощатой лесенке, но Чулаки останавливает меня: "Куда ты, нельзя же!".

Он задумчиво рассказывает нам о Пушкине, о том, что тот часто ездил по этому тракту и, конечно же, останавливался на этой станции. "Да, тоскливо было красавице Дуне жить здесь с отцом, вот она и сбежала с первым встречным, наверное, в такой же унылый и дождливый, как сегодня, день" - добавляю я со вздохом.

После маленькой экскурсии едем дальше и вскоре останавливаемся возле обычной приземистой, панельной пятиэтажки. Это и есть дом, в котором живут друзья Михаила Михайловича, пожилая чета Выдриных. Нина заговорщически шепчет, что кроме Выдриных, здесь должны быть и другие поклонники Чулаки из Гатчины, Белогорки и Петродворца. "Это же настоящий фан-клуб!" - я не пытаюсь скрыть своего восторга. Нас встречают у подъезда, сопровождают на второй этаж четверо дам, судя по всему подруги или давние знакомые, - очевидно, созвонились и так же как мы приехали на встречу с писателем из разных мест области. В обычной, 2-х комнатной квартире накрыт стол. Одноразовую посуду отдаю хозяйке, Ольге Степановне, и мне сообщают, что она пригодится, но в следующий раз для пикника на озере. Ольга Степановна, немолодая, с гладкой прической, гостеприимная и скромная, в темном платье с брошью под воротничком - напоминает сельскую учительницу. Нина снова шепчет мне, что ее муж является настоящим поклонником творчества Михаила Михайловича

– Как и ты читает и подробно изучает все его произведения!

В прежние годы они подолгу беседовали о литературе, обсуждали, спорили, но сейчас он тяжело болен, - цвет его лица бледно-желтушный, выражение - унылое. Закрадывается мысль, так ли необходим наш приезд, не является ли наше мероприятие излишним в семье, где болен хозяин?

Наш кумир сидит во главе стола, по своему обыкновению, больше молчит, в то время, как дамы без умолку трещат, обсуждая житейские темы и последние новости. Хороший вопрос задает Ольга Степановна:

– Михаил Михайлович во всех своих книгах вы плохо отзываетесь о женщинах. Никак не пойму, с чем это связано, почему такое отношение?

Чулаки молчит, он один так умеет молчать, когда его спрашивают. Я не выдерживаю:

– Плохо, но не обо всех. Об одной очень даже хорошо. Во многих произведениях можно встретить некую Аллу, или Алю, или Лену, - всегда положительную героиню, описанную автором с нескрываемой симпатией, даже если она играет в романе второстепенную роль. Откройте нам вашу тайну, Михаил Михайлович, кто эта Алла, Аля, Лена?

Теперь отвечает Нина:

– Алла - это самая большая любовь Михаила Михайловича еще со студенческой скамьи.

После застолья отправляемся всей компанией на прогулку. Дождь давно прекратился, по-летнему жарит солнце, отражаясь в лужах, сверкает каплями на сочной молодой листве. Осматриваем местные достопримечательности, долго стоим на мосту через Оредеж, любуясь ее живописными берегами. "Новая Швейцария" - так называют это место дачники и жители Белогорки. Отмечаю про себя, что писатель среди нас, как король среди свиты.

После прогулки - чай, и дорога домой. Прощаемся. Хозяйка вынимает из своих запасов банки с соленьями и вареньями в подарок высокому гостю, торжественно грузим все в багажник. Я признаюсь, что рада присоединиться к группе поклонников таланта Михаила Михайловича, весело предлагаю самой активной даме стать председателем нашего фан-клуба. Она с готовностью соглашается, обещая следующую встречу организовать уже в июле-августе на одном из живописнейших местных озер. К сожалению поездка не состоялась. Еще одна встреча сорвалась через год по причине болезни Михаила Михайловича. И надо отдать должное нашей группе фанов - тогда они не остались в стороне, хотя и не приезжали в больницу, но отнеслись с участием: после выписки писателя собрали для него посылку с продуктами, в которой был и домашний творог, и варенье, и сухие грибы, фрукты и свежая клубника.

Две другие встречи состоялись: в апреле 2002 года активисты организовали творческий вечер в библиотеке Куприна в Гатчине и в июле 2002 - снова в Сиверской.

Помню, в Гатчину мы ездили с двумя кошечками, Капой и Чернушкой. Капа оказалась трусливой, хитрой и сметливой, она категорически отказалась покинуть машину, как мы ни старались ее оттуда вытащить. Так она и просидела взаперти, пока мы находились в библиотеке.

Да здравствует дно

И да здравствует крышка!

Да здравствует кошка,

Да здравствует мышка!

Читателей пришло много, небольшой библиотечный зал был полон, но в первом ряду я сидела одна. Михаил Михайлович начал с того, что посадил Чернушку на стол, где она просидела два часа очень спокойно, постоянно чувствуя на себе добрые руки своего хозяина. Говорил писатель о любви к природе, к животным, о том, как его беспокоит отношение людей к окружающей среде, о странном пробеле в писании в виде недостающей заповеди "беречь землю". После выступления посыпались вопросы на разные темы: о политике, о космосе, о психике человека, меньше вопросов было о литературе и книгах. Жаль, но современная публика была знакома с писателем в основном по газетно-журнальной публицистике.

Я встаю и громко задаю вопрос о новом романе "Примус":

– Чему учит такая литература, что это за герои-авантюристы, помешанные на деньгах?

Чулаки улыбается, он понимает, вопрос явно провокационный, рассчитанный на полемику, быть может, скандальную полемику. Но спора не получается, и писатель просто отвечает, что он дает читателям шанс задуматься над поступками литературных героев и делать из прочитанного собственные выводы.

Творческий вечер подходит к концу, Михаилу Михайловичу дарят цветы, просят еще приезжать. А для Чернушки находится новая хозяйка, - добрая, интеллигентная женщина. В завершение всего - чаепитие в узком кругу, в соседней комнате, где беседа продолжается более непринужденно. Кто-то из слушателей задает вопрос:

– Иван Чулаки, известный американский переводчик, случайно не ваш родственник?

– Это мой племянник, - отхлебывая чай отвечает писатель. О своей русско-американской родне Чулаки если говорит, то всегда вскользь, без подробностей. С трудом выведала, что его старший брат Сергей с детства был увлечен английским языком, и уже в юности знал английский в совершенстве. Женившись на американке, уехал за океан, долгое время жил на Аляске, перебивался случайными заработками, потом переехал в центральную Америку.

– Почему вы не попросите брата издать свои книги в Америке?
– спросила я его как-то, на что писатель ответил с усмешкой:

– Брат не воспринимает всерьез мое творчество, считает, что я впустую трачу время и лучше бы писал научные статьи.

Перед отъездом из Гатчины совершаем небольшую экскурсию по городу, и только потом выезжаем на Киевское шоссе. Все еще ярко палит солнце, кажется этот длинный, наполненный приятными событиями, день никогда не кончится.

При въезде в город, на Пулковском шоссе обгоняем колонну, сверкающих начищенными, никелированными деталями, старинных машин. Автомобили не спеша, с достоинством едут посередине дороги, в сопровождении ГАИ, их внушительные размеры и почтенный возраст - вызывают уважение. Зрелище необычное. Я беру левее, замедляю ход, приветственно клаксоню. Чулаки, прижав плотнее очки, близоруко щурясь, с интересом разглядывает машины и вдруг начинает перечислять все марки: "Это БМВ 32 года, это ЗИС, ..."