Любовь с первой строчки
Шрифт:
– Ну, так получилось. Я вышел из Ленэнерго в семь часов две минуты.
– Именно в это время я и уехала, очень замерзла, думала заболею.
– Можно было ждать внутри.
– А, какая разница!
Снова забираюсь под одеяло с убеждением: все, это конец, вот позвонит в следующий раз и я скажу, беспечно так, небрежно брошу, что у меня много дел и приехать не могу.
Звонок раздался неожиданно скоро. Словно непробиваемым щитом я прикрылась своей обидой, и надув губы приготовилась ответить напыщенно и категорично.... но .. уже утром следующего дня я на всех парусах мчалась в Металлострой. За три дня я успела несколько остыть, да к тому же представила себе писателя, который выходит из подъезда в темноту и холод, ищет глазами мою машину, не находит, наверняка при этом вид у него
Едем на Васильевский, на набережную Макарова. По дороге узнаю подробности того ужасного вечера. Оказывается на прием к директору Ленэнерго Андрею Лихачеву, Чулаки попал только в восемнадцать часов. То, что я его буду ждать - не сомневался. Администрация города поручила Лихачеву выделить для писательской организации Петербурга материальную помощь, и Чулаки ее получил - это было главным. Еще узнаю от писателя об одной пьесе, построенной на ожидании главного героя. Действующие лица горячо обсуждают его, рассказывают связанные с ним забавные истории, интригуя и тревожа зрителя, и, кажется, что вот-вот он должен появиться. Ожидание становится навязчивой идеей, но сюжет продолжается, одно действие меняется другим, а героя все нет. К недоумению разочарованных зрителей, занавес опускается, спектакль заканчивается без главного героя. Нет, мне не нравится такой спектакль, неправильная пьеса, неправильный сюжет!
– А знаете, дорогой писатель, как я вас сейчас называю? Король Ледяное Сердце. Ледяной Король!
Глава 8.
"Большой футбол господень"
Зима, весна 2001.
Встреча нового тысячелетия не запомнилась ничем. Все прошло буднично, ни новизны, ни помпезности. Второго января я, радуясь поводу, набрала знакомый номер, чтоб поздравить писателя, а уже 4-го я уезжала в Европу по туристической путевке и вернулась домой через 12 дней, наполненная впечатлениями и забитой до отказа сумкой сувениров.
Париж - город-праздник и Страсбург - город-сказка, Амстердам - город-тусовка, холодный, надменный - Берлин и чопорный, безжизненный Брюссель - остались где-то далеко, в другом измерении. Мы с мужем и сыном мчались по заснеженным, непарадным улицам родного города, мой Саша как всегда вел машину черезчур рисково, так, что не расслабишься.
– Не хочешь отвечать?
– Прости, задумалась. Ой, осторожнее, помеха справа!
– Понравилась Европа, спрашиваю?
– Не знаю, наверное.
Начались проблемы с работой. Бизнес не ладился, сходил на нет по независящим от меня обстоятельствам. Оказалось, что кроме рекетирствующих бандитов, навязалась новая напасть: государственные органы. Их ненасытные члены отнимали у нас, мелких предпринимателей не только большую часть прибыли в виде непомерно высокой оплаты аренды, налогов, налогов на налоги, но и драгоценное время, принудив к выстаиванию в унизительных очередях налоговых инспекций. Ощутив себя подневольной рабыней, круглосуточно работающей на благо процветания сторонних бездельников, я решила не выбиваться и сил и пустить все на самотек, сделав печальный вывод: как бы вы ни были смелы, энергичны и деятельны, - всегда найдется нечто или некто, тянущий вас ко дну.
Меня начали одолевать сны, одни и те же, одолевать слишком навязчиво и часто, чтоб не придавать им значения. Просыпалась взбешенной, с сердцебиением от бессилия, от невозможности найти расшифровку преследующего кошмара: больница, раннее утро, я, усталая и заспанная медсестра, вынуждена ставить больным градусники, отмечать график температуры в истории болезни. Времени у меня на все-провсе очень мало, смена подходит к концу и приближается отчетная пятиминутка. Градусников мало, а больных много, я спешу, и все стряхиваю, все ставлю и ставлю градусники. Что это может значить?
– проснувшись, ломала, голову. Зачем провидение решило доконать меня
Писатель звонил мне, я мчалась к нему по первому требованию, - это было главным в моей жизни. Лихорадочное счастье охватывало меня с момента его звонка, и продолжалось все время, пока мы были вместе, и еще несколько часов после расставания, когда в тишине я заново переживала все мгновения наших встреч. Мы ездили по разным адресам, в основном в центральной части города. Терпеливо ожидая моего кумира, я сидела в машине или прогуливаясь по старым закоулкам. Я привыкла ждать, ждала его долгие годы и поэтому какие-нибудь час-два ожидания, - для меня были минутами абсолютной, безмятежной, непонятно, за какие заслуги посланной, благодати.
Я с удовольствием задавала моему спутнику самые невероятные, смелые вопросы, и если поначалу он отвечал небрежно-краткими, ничего не значащими репликами, то со временем стал говорить со мной более открыто. Мне казалось, он знал абсолютно все, а то, чего не знал -- не знал ни один смертный, но и это незнание вовсе не означало тупик. Его доводы опирались на научные данные, никогда ни в чем он не допускал мистики, восторженности, одухотворения или обожествления. "Я не верю в экстрасенсов, не верю в летающие тарелки и снежных людей." - сказал он на одном из творческих вечеров, вызвав в зале недоумение и ропот. Чулаки верил в разум: "Если что спасет мир, то это все-таки разум и еще раз разум".
На мое заявление, что любовь - это Бог, он спокойно объяснил, что любовь - это игра гормонов, убери гормоны - и не будет никакой любви. Я не унималась, спрашивала: откуда же берутся гормоны, и почему они предпочитают одного человека и не воспринимают другого, может даже лучшего? И как можно не верить?! Если не верить, то можно сойти с ума от ужаса и безнадеги... Чулаки отвечал без эмоций с точки зрения эволюции и естественного отбора, иногда занудно вдаваясь в подробности, так что мне приходилось смирять свой пыл и вынужденно замолкать. Сейчас, по прошествии многих лет теория Чулаки мне представляется единственно верной. Да, любовь -- всего лишь игра гормонов. Да, гормоны созданы природой, Создателем, называйте как хотите, но с определенной целью - для размножения вида. Как вынудить человека размножаться, как его лишить покоя, заставить учиться, двигаться вперед, расти и развиваться, вырабатывая уникальную духовную энергию? Именно уникальную и духовную, отлакированную великими скорбями, ибо грубовибрирующая суть неисправимого преступника или алчного служителя мамоне скорее всего пойдет в лом. А потому: любИте трагические случайности, благословляйте извергов-мужей, нерадивых детей, предавших вас друзей, ненавидящих вас врагов, бросивших вас возлюбленных. "Я полюбил страдание!" - говорил Архиепископ Лука Крымский. "В горе ищи счастье..." - напутствовал отец Зосима Алешеньку в "Братьях Карамазовых".
В конце февраля я как одержимая погрузилась в чтение только что вышедшего "Большого футбола", и прочитав до последней строчки, захлопнув журнал, испытала откровенное разочарование. Я ждала новую публикацию, как ждут дорогого подарка с сюрпризом, и от этого на душе становилось волнительно и беспокойно. На встрече в Сиверской Чулаки поделился приятной новостью: роман закончен и должен быть опубликован в начале 2001 года. И вот "Большой футбол Господень".
Я возмущалась: "Как можно писать о том, чего не дано знать никому?" Я укоряла: "Вы никогда ничего плохого не посмеете написать о своем земном отце, хотя с детских лет обделены его вниманием". Я негодовала: "Не страшно вам писать о Боге, критикуя его, словно простого смертного, обвиняя во всех несчастьях, которые творят люди?"
– Все самые жуткие злодеяния -- совершаются по воле Божьей, ибо сказано в писании, ни один волос с головы не упадет без воли его..
– Чулаки был непреклонен.
– Нужно бороться с собственными пороками.
– А зачем?
Чулаки пронзительно и строго посмотрел мне в глаза и добавил:
– Богу придется ответить за все содеянное на земле.
Я вздрогнула от этой фразы, так страшно и неестественно она прозвучала, мне послышался за ней скрытый смысл: "весь мир - зло"
– Да, придется ответить за все злодеяния!
– с мрачным видом повторил Чулаки, видя мое замешательство.