Любовь в холодном климате

У Седрика был хмурый вид, как всегда, когда я так говорила.

– Красивее, чем Герой? – спросил он.

– Она очень похожа на вас, Седрик.

– Так вы говорите, но я не замечал, чтобы вы не сводили с меня глаз, напротив, вы внимательно слушаете, глядя в окно.

– Она очень похожа на вас, – твердо сказала я, – но все равно, вероятно, красивее, потому что так притягивает взгляд.

Это было абсолютной правдой и было сказано не только для того, чтобы позлить Седрика и вызвать в нем ревность. Он был похож на Полли и очень хорош собой, но не притягивал взор так неодолимо, как она.

– Я точно знаю, в чем дело, – сказал он. – Это моя борода, все это отвратительное бритье. Сегодня же пошлю в Нью-Йорк за воском для депиляции – вы не можете представить, какая это боль, но, если это заставит вас не сводить с меня глаз, Фанни, дело того стоит.

– Не беспокойтесь, – ответила я. – Дело не в бритье. Да, вы похожи на Полли, но не так красивы, как она. Леди Патриция тоже была на нее похожа, но это было не одно и то же. В Полли есть что-то сверх этого, чего я не могу объяснить, могу только сказать, что это так.

– Что у нее может быть сверх, кроме отсутствия бороды?

– У леди Патриции тоже не было бороды.

– Вы ужасны. Ничего, я попробую, и вы увидите. На меня люди тоже раньше глазели, как сумасшедшие, когда я был безбородым, даже в Новой Шотландии. Вам так повезло, что вы не красавица, Фанни, вам никогда не узнать страданий из-за внешнего вида.

– Спасибо, – ехидно обронила я.

– И поскольку разговор о красавице Полли делает нас обоих такими сварливыми, давайте обратимся к Малышу.

– Ну а вот о Малыше никто не смог бы сказать, что он красивый. Никто на него не пялился. Малыш старый, седеющий и противный.

– Послушайте, Фанни, это неправда, дорогая. Описания людей интересны только в том случае, если они правдивы, понимаете? Я видел много фотографий Малыша, Сонины альбомы полны им. От Малыша, играющего в диаболо, и Малыша в армейских обмотках, до Малыша со своим носильщиком Бузи. После Индии она потеряла фотоаппарат, возможно, во время переезда, потому что «Страницы из нашего Индийского дневника» – это, похоже, самый последний альбом. Но то было всего лишь три года назад, и Малыш тогда все еще выглядел очаровательно. У него тот тип внешности, который я обожаю: коренастый и с глубокими привлекательными морщинами по всему лицу – основательный.

– Основательный!

– Почему вы так его ненавидите, Фанни?

– О, не знаю, у меня от него мороз по коже. Во-первых, он такой сноб.

– Мне это нравится, – сказал Седрик, – я сам сноб.

– Такой сноб, что живых людей ему недостаточно, ему надо знать еще и мертвых – я имею в виду титулованных мертвых, конечно. Он роется в их мемуарах, так что может говорить о своей дорогой герцогине де Дино или о том, «как очень верно сказала леди Бессборо». Он назубок знает родословные книги и всегда готов подсказать, кто кому кем доводился, я имею в виду королевские семейства и прочее. Затем он пишет книги обо всех этих людях, и создается впечатление, что они были его собственностью. Фу!

– Именно так, как я и ожидал, – подытожил Седрик, – благородный, культурный человек, из тех людей, которые нравятся мне больше всего. И одаренный! Его вышивки поистине чудесны, а десятки его картин на корте для сквоша достойны самого Руссо-таможенника [74] . Пейзажи с гориллами! Оригинально и смело.

– Гориллы! Лорд и леди Монтдор и любой другой, кто захочет позировать.

– Ну что ж, это оригинально и смело изобразить моих тетю и дядю в виде горилл, я бы не отважился. Думаю, Полли очень повезло.

74

Речь идет об Анри Руссо по прозвищу «Таможенник» (1844–1910) – французском художнике-самоучке, одном из самых известных представителей наивного искусства или примитивизма.

– Борли думают, все кончится тем, что вы женитесь на Полли, Седрик. Позавчера Норма выдвинула мне эту захватывающую теорию. Они считают, что это был бы смертельный удар для леди Монтдор, и страстно желают, чтобы это произошло.

– Очень глупо с их стороны, дорогая. Полагаю, им стоит только взглянуть на Героя, чтобы увидеть, насколько это невероятно. Что еще говорят обо мне Борли?

– Седрик, как-нибудь зайдите познакомиться с Нормой – я просто умираю от желания увидеть вас вместе.

– Думаю, нет, дорогая, спасибо.

– Но почему? Вы всегда спрашиваете, что она говорит, а она всегда спрашивает, что говорите вы, вам бы гораздо лучше порасспросить друг друга и обойтись без посредника.

– Дело в том, что я уверен: она напомнит мне о Новой Шотландии, а когда такое происходит, настроение у меня портится, барометр падает до ливня и бури. Домашний плотник в Хэмптоне мне тоже о ней напоминает, не спрашивайте почему, но это так, и мне приходится неучтиво отворачиваться всякий раз, как я с ним сталкиваюсь. Уверен, Париж потому меня устраивает, что там нет и тени Новой Шотландии, и, пожалуй, также именно поэтому я все эти годы мирюсь с бароном. Барон мог бы происходить из многих заморских земель, но только не из Новой Шотландии. Тогда как Борли там в избытке. Но хотя я не хочу с ними встречаться, мне всегда приятно о них слышать, так что, пожалуйста, продолжайте рассказывать о том, что они думают о Герое.

– Хорошо, я только что встретила Норму, когда ездила за покупками, и она была переполнена вами, потому что, кажется, вчера вы ехали из Лондона на одном поезде с ее братом Джоком, и теперь он просто не может ни о чем другом думать.

– О, как волнующе. А как он узнал, что это был я?

– По множеству признаков. Ваши очки, ваш кант на пальто, ваше имя на багаже. Вам не удастся быть неприметным.

– О, отлично.

– Так, по словам Нормы, ее брат был в настоящей панике, сидел, глядя одним глазом на вас, а вторым – на сигнальную веревку, потому что ожидал, что вы в любую минуту броситесь на него.

– Святые небеса! Как он выглядит?

– Вам лучше знать. Кажется, вы с ним были одни в купе после Рединга.

– Ну, дорогая, я помню только отвратительного усатого убийцу, сидевшего в углу. Я особенно хорошо его запомнил, потому что всю дорогу думал: «О, какое счастье быть Героем, а не кем-то вроде этого».

– Полагаю, это был Джок. Рыжеволосый и бледный.

– Точно. О, так значит, это Борли? А как вы думаете, к нему часто пристают в поездах?

– Он говорит, вы гипнотически таращились на него сквозь очки.

– Дело в том, что на нем был довольно неплохой твидовый костюм.

– А потом, в Оксфорде, похоже, заставили его достать ваш чемодан с багажной полки, сказав, что вам запрещено поднимать тяжести.

– Ничего подобного. Просто чемодан был очень тяжелый, и кругом, как обычно, никаких признаков носильщика, я мог бы себе навредить. В любом случае все прошло нормально, потому что он без всякого труда снял его для меня.

– Да, и теперь он просто вне себя от ярости, что это сделал. Он говорит, вы его загипнотизировали.