Любовь в холодном климате

– О, я должен все это прочесть, каждое слово, не могу дождаться!

Леди Монтдор вся светилась. Как же много раз вела она своих гостей к «Страницам из нашего Индийского дневника», точно лошадей на водопой, и наблюдала, как они отворачиваются после одного вялого глотка. Никогда прежде, я думаю, никто так горячо не требовал позволения их прочитать.

– А теперь вы должны рассказать нам о своей жизни, мой дорогой мальчик, – сказала леди Монтдор. – Когда вы покинули Канаду? Ведь ваш дом в Новой Шотландии, не так ли?

– Я жил там до восемнадцати лет.

– Мы с Монтдором никогда не бывали в Канаде, в Штатах. Да, конечно, мы однажды провели месяц в Нью-Йорке и Вашингтоне и видели Ниагарский водопад, но потом вынуждены были вернуться домой, жаль, что нельзя было остаться подольше. Наши хозяева так трогательно уговаривали нас остаться, но мы с Монтдором не можем всегда поступать, как нам хочется, у нас есть обязанности. Все это было очень давно, лет двадцать пять назад, но, полагаю, Новая Шотландия не очень меняется.

– Я очень счастлив сказать, что добрая Природа позволила великому морскому туману Забвения встать между мной и Новой Шотландией, так что я едва ли помню о ней хоть что-то.

– Какой вы странный мальчик, – снисходительно промолвила леди Монтдор, но ее вполне устраивал факт существования этого морского тумана, потому что меньше всего ей хотелось бы услышать скучные воспоминания Седрика о жизни его семьи в Канаде. Бесспорно, обо всем этом гораздо лучше было забыть, и особенно о том, что у Седрика есть мать. – Итак, когда вам исполнилось восемнадцать лет, вы поехали в Европу.

– В Париж. Да, я был отправлен в Париж моим опекуном, банкиром, чтобы изучить какое-то отвратительное ремесло, совершенно не помню, какое, поскольку мне так и не пришлось его коснуться. В Париже человеку не обязательно иметь работу, потому что его друзья очень, очень добры.

– Правда? Как интересно. Мне всегда казалось, что французы так скупы.

– Определенно не по отношению к Герою. Мои потребности просты, по общему признанию, но какими бы они ни были, все они неизменно удовлетворяются.

– Каковы же ваши потребности?

– Мне нужно, чтобы меня окружала красота, красивые предметы, куда бы я ни кинул взгляд, и красивые люди, которые понимают суть Героя. И, кстати, говоря о красивых людях, тетя Соня, после обеда – драгоценности. Нет, нет, пожалуйста, не отказывайте!

– Ну, хорошо, – согласилась она, – но сейчас, Седрик, не снимете ли вы очки?

– Пожалуй, теперь смогу. Да, действительно, мне кажется, последние крупицы моей застенчивости исчезли.

Он снял очки, и его глаза, щурящиеся от света, оказались такими же большими и голубыми, как у Полли, и довольно пустыми.

Меня они сильно ошеломили, но не думаю, что Монтдоры были особенно поражены сходством, хотя леди Монтдор заметила:

– Каждый скажет, что вы Хэмптон, Седрик. Пожалуйста, сделайте так, чтобы мы никогда больше не видели этих ужасных очков.

– Моих защитных очков? Специально спроектированных для меня Ван Клифом? [68]

– Ненавижу очки, – твердо произнесла леди Монтдор.

Она послала за своей горничной, дала ей ключ от сейфа, снятый с кольца для ключей лорда Монтдора, и велела принести все шкатулки с драгоценностями. Когда обед закончился и мы, оставив лорда Монтдора за портвейном, вернулись в Длинную галерею в сопровождении Седрика (явно незнакомого с английской традицией, оставляющей мужчин в столовой после обеда), который следовал за леди Монтдор, как собачка, то обнаружили, что стол с географической картой уставлен синими бархатными футлярами, каждый из которых содержал парюру с крупными и красивыми камнями. Седрик с криком радости тотчас взялся за дело.

68

«Ван Клиф и Арпелс» – французская компания по производству роскошных ювелирных изделий, часов и парфюмерии, основанная в 1896 г.

– Начать с того, дорогая тетя Соня, – сказал он, – что это платье не годится. Дайте взглянуть… А, да! – Он взял с фортепьяно кусок красной парчи и очень умело задрапировал ее фигуру, заколов ткань на плече громадной бриллиантовой брошью. – Есть у вас какая-нибудь косметика в этой сумке, дорогая? И гребень?

Леди Монтдор порылась в сумке и вынула дешевую губную помаду и маленький зеленый гребень с отломанным зубом.

– Скверно, скверно с вашей стороны, – приговаривал он, тщательно раскрашивая ей лицо, – слипается! Ничего, пока сойдет. Я не дергаю вас за волосы, нет? Мы должны показать скулы, они у вас такие красивые. Думаю, вам нужно найти нового парикмахера, тетя Соня… Посмотрим, что можно сделать… В любом случае это надо наверх… выше… вот так. Вы понимаете, как прическа все меняет? А теперь, миссис Уинчем, не погасите ли вы верхний свет и не принесете ли мне лампу вон с того бюро? Благодарю вас.

Он поставил лампу на пол, у ног леди Монтдор, и начал увешивать ее бриллиантами, так что парча оказалась покрыта ими до самой талии, и наконец водрузил Соне на макушку тиару из розовых бриллиантов.

– Итак, – возгласил он, – взгляните! – И подвел ее к зеркалу на стене. Она была очарована эффектом, который и впрямь был великолепен.

– Теперь моя очередь, – сказал он.

Хотя леди Монтдор казалась закованной в бриллиантовую броню, в футлярах на столах оставалось еще много крупных украшений. Седрик снял пиджак, воротничок и галстук, расстегнул рубашку и застегнул на шее большое ожерелье из бриллиантов и сапфиров, свил из другого куска парчи тюрбан, воткнул в него бриллиантовое перо и надел тюрбан на голову. Все это время он болтал без умолку.

– Вы должны чаще похлопывать лицо, тетя Соня.

– Похлопывать?

– Вбивать питательные кремы. Я вам покажу. Такое чудесное лицо, но неухоженное, заброшенное и голодающее. Мы должны его подкормить, поупражнять и отныне заботиться о нем лучше. Вы скоро увидите, сколько всего можно сделать. Дважды в неделю вы должны спать в маске.

– В маске?

– Да, назад к маскам, но на сей раз я имею в виду такую, которую вы наносите на ночь. Она сильно затвердевает, так что вы будете выглядеть, как командор из «Дон Жуана» и утром не сможете даже улыбнуться. Поэтому вы не должны звонить по телефону, пока не удалите ее с помощью жидкости для снятия макияжа – ведь вы же знаете, что, когда телефонируете без улыбки, у вас сердитый голос, а если на другом конце провода окажется Герой, он этого не вынесет.

– О, мой дорогой мальчик, насчет маски я прямо не знаю. Что скажет Гриффит?

– Если Гриффит – это ваша горничная, то она ничего не заметит, они никогда не замечают. Зато мы заметим вашу новую большую красоту. Эти бесчеловечные морщины!

Они были полностью поглощены друг другом, и, когда из столовой вошел лорд Монтдор, его даже не заметили. Он посидел немного в своей обычной позе, сомкнув пальцы обеих рук и глядя на огонь в камине, и очень скоро потихоньку удалился в спальню. За месяцы, прошедшие со времени замужества Полли, он превратился в старика и как бы стал меньше ростом, одежда грустно висела на нем, а голос жалобно дрожал. Перед уходом он передал книжечку стихов Седрику, который принял ее с очаровательной миной признательности и смотрел на нее, пока лорд Монтдор не скрылся из виду, после чего быстро вернулся к драгоценностям.

Я в то время была беременна, и вскоре после обеда меня начинало клонить ко сну. Бегло пролистав иллюстрированные журналы, я последовала примеру лорда Монтдора.

– Спокойной ночи, – пожелала я, направляясь к двери. Меня едва удостоили ответом. Соня и Седрик стояли перед зеркалом, с лампой у ног, со счастливым видом взирая на собственные отражения.

– Как вы думаете, так лучше? – спрашивал он.

– Намного лучше, – отвечала она, даже не глядя.

Время от времени они обменивались украшениями («Дайте мне те рубины, милый мальчик», «Можно мне взять изумруды, если вы с ними закончили?»), и сейчас на Седрике была розовая тиара. Повсюду вокруг него валялись драгоценности, разбросанные по стульям, столам и даже по полу.