Лютый. Я тебя помню

– Рамиль!

Василиса прижимает к себе девчонку и, кажется, собирается уходить. Очень хорошо, нашим легче. Сестра торопливо хватает её за локоть, делает какие-то непонятные знаки глазами и снова смотрит на меня:

– Василиса не твоя служанка! Она моя подруга и просто поживет здесь, понятно? Если ты будешь к ней добр, может, тебе что-то перепадет из еды. Если нет – то готовить ты будешь себе сам. С этого дня у тебя нет никакой сиделки, и ты сам будешь за собой ухаживать. Как видишь, ты получил, то, о чем так долго мечтал.

– Какой хитрый и неожиданный ход.

Я недовольно ерзаю в кресле и окончательно теряю интерес к разговору. Одно понимаю точно: ко всем моим проблемам добавилась ещё одна, и весьма ощутимая. Теперь в моем доме будет жить какая-то женщина с ребенком, а это значит, что про тишину можно забыть навсегда. Ситуация кажется абсурдной, но сестра приехала так внезапно, что застала меня врасплох.

– Вы тут сами разбирайтесь, а мне надо в кабинет, поработать. И я очень надеюсь, что никто не будет бегать по комнатам и визжать. Мне нужна полная тишина не только сегодня, а каждый день. Это ясно?

Специально не смотрю на желтое платье и разворачиваю коляску – пусть знает, что ей тут не рады. Уж лучше бы старалась вымолить прощение у своего муженька и стояла дома у плиты – ведь не ровен час, кормильца семьи потеряет. Но – нет же! Припёрлась в чужой дом и надула щеки, будто я сказал что-то ужасное…

***

Сбежала от мужа-тирана?! Да как ей подобное в голову пришло?! Зачем я поддалась на уговоры и приехала в этот дом? На что вообще рассчитывала? Ведь прекрасно знала, какой у него характер! Рамиль ни капли не изменился, а то, что сидит в инвалидном кресле – так это ерунда, похоже, он даже не заметил особых перемен!

Стою в ванной комнате и смотрю на свое отражение в зеркало. Сама на себя не похожа – раскрасневшаяся, возбужденная, суетливая. Глаза на мокром месте, потому что в груди тугой узел образовался – такой, что тяжело вздохнуть. Несмотря на ужасный прием, я даже сейчас борюсь с жалостью – если Рамиль поймет, что я его жалею, то кары не миновать.

Я прекрасно понимаю, что он не потерпит, если его будет жалеть женщина. Поэтому, стараюсь не испытывать вообще никаких чувств, тем более, он этого нисколько не заслуживает. Как можно быть таким упрямым, эгоистичным ослом?! Как вообще можно так грубо относиться к женщинам?

Закручиваю влажные волосы в полотенце и влезаю в уютную, хлопковую ночнушку. Анюта только что поела куриный суп, и сейчас лежит на кровати и смотрит Том и Джерри, сонно хлопая глазками. Лапшу я сварила на скорую руку, и изо всех старалась не шуметь – Света уехала, забрав с собой рассерженную девушку, и теперь, мы в доме остались одни.

Кабинет Рамиля находится на втором этаже, и он поднимается туда на специальном встроенном подъемнике, но я всё равно боюсь лишний раз что-то сделать – мало ли, вдруг услышит и разозлится?

Но – делать нечего, нужно спуститься на кухню. На часах почти одиннадцать, а чтобы Анюта уснула, нужно принести ей тёплого молока, а заодно и себе налить горячего шоколада. Сейчас, когда крадусь по коридору и пытаюсь успокоить своё перепуганное сердце, я проклинаю всё на свете, а в первую очередь – саму себя.

Мне не нужно было поддаваться на уговоры Светы, потому что находиться здесь – изначально очень глупая и бессмысленная затея. Каким образом он вообще меня вспомнит, если я прячусь от него по углам? Стоит только увидеть его лицо и глаза, как чувствую ужасное смятение – со мной творится что-то непонятное, и чувства, самые разные – накрывают с головой.

Хочется одновременно убежать в комнату и наброситься на него, схватить за руки, выдернуть из этого проклятого инвалидного кресла, нахлопать по щекам и тут же вцепиться в губы жадным поцелуем. Хочу сказать, что скучала, что ждала. Хочу сделать всё сразу, но – не могу.

Прекрасно помню, каким взглядом Рамиль меня осмотрел, когда сегодня увидел. Ещё бы, он, наверное, привык к худеньким девушкам модельной внешности, а тут появилась я – невзрачная, без грамма косметики на лице, с избыточным весом…

Замираю перед дверцей холодильника и хмурюсь. Почему я вообще должна об этом переживать? Почему никак не могу выбросить из головы эту «Людочку» в короткой юбке и с идеальной грудью? Когда мы въехали во двор, я увидела, как она склонилась над Рамилем в такой соблазнительной позе, что аж передернуло.

Стоит ли удивляться тому, что даже в инвалидном кресле Рамиль привлекателен для женщин? Когда ехала сюда, не учла момент, что возможно, мне придется наблюдать за подобными игрищами – постоянно. Стоит задать себе вопрос – готова ли я к этому?

Даже не подумала, что мне может это не понравиться. Плевать! Раз уж я сюда приехала, придется потерпеть один месяц. Всего один месяц, и я уеду из этого проклятого дома.

– Всего лишь тридцать дней и всё закончится. – Шепчу себе под нос и со вздохом открываю холодильник.

– Что именно закончится?

Слышу голос в проеме двери и вздрагиваю. Пакет молока выскальзывает из пальцев и со шлепком падает на пол. Под ногами расползается белая лужица. Рамиль. Он подкрался ко мне как тайный шпион и смотрит подозрительным взглядом.

Глава 9

– Вот растяпа… - недовольно цедит сквозь зубы, и проезжает на коляске вперед, - я жду ответа на свой вопрос.

– Я… - нервно сглатываю и смотрю на то, как блестят боковые колеса громоздкой коляски. Сейчас я готова смотреть куда угодно, лишь бы не ему в глаза, - это просто мысли вслух. У меня сейчас бракоразводный процесс, но через месяц он закончится. Тогда я смогу вернуться домой и оставить вас в покое.

– Давай на «ты», хорошо? – Рамиль хмурится и с любопытством наклоняет голову. Похоже, он не собирается никуда «уезжать». – А почему разводишься? Кем муж работает?

– Он… военный.

Конечно же, мне не нравятся эти вопросы. Из-за Светы приходится придумывать «сказку» на ходу. Я прикусываю нижнюю губу и начинаю вытирать пол. Зачем он вообще спрашивает? Какая ему разница?

Мысленно готова себя прибить, потому что снова ляпнула ему про «военного», прямо как там, в лесу. И что меня на военных тянет? Лучше бы сказала что-нибудь новенькое. Например, что у меня муж – полицейский. Вот бы он посмеялся… хотя, это вряд ли. Он же ничего не помнит.