Макабр. Книга 1

И все же какая-то часть его, пожалуй, знала правду с самого начала. То самое подсознание, хранившее память предков – и первым замечавшее беду. Как еще объяснить то, что он никому не рассказал о своем состоянии?

В какой-то момент он думал, что это астрофобия, та самая почти мистическая дрянь, которая уже погубила многих на станции еще до катастрофы. Но у астрофобии не было таких очевидных внешних симптомов, как у его состояния. Да и потом, даже в периоды агрессии Сабир не терял контроль окончательно, и провалов в памяти у него не было.

Значит, его поразило что-то другое, то, что пройдет само… Должно пройти… Уже вот-вот… Но оно почему-то не проходило. Становилось только хуже, симптомы усугублялись, ему было все сложнее скрывать их от Шукрии. Хорошо еще, что она обиделась на его раздражительность и сама старалась держаться от него подальше! Иначе она вполне могла заметить, что в жизни Сабира давно уже не было утра, в которое его не рвало кровью.

Он пытался разобраться в происходящем сам, отправлял запросы в систему, но компьютер диагноз так и не поставил. Да и времени на это особо не было: четвертый уровень все больше погружался в хаос, и Сабиру приходилось работать в два раза усердней, чтобы сохранить хотя бы видимость порядка. Слухи об алмазах в лаборатории распространялись, представители новых группировок шлялись у дверей все чаще. Троицу Форино так и не смогли отыскать, хотя Сабир подозревал, что никто этих психов по-настоящему не ищет. С каждым днем все меньше ассистентов приходили на работу. Сабир не знал, примкнули они к бандам, утонули в дурмане вечеринок или просто боятся покидать свои убежища. Его причина не интересовала, их нет – вот что главное!

Куда ему лечиться в таких обстоятельствах? Из-за занятости он даже забывал, что болен, но наступал вечер, он оставался наедине с собой, и его состояние стремительно напоминало о себе.

Однажды он просто не выдержал. Поздним вечером Сабир закрылся в кабинете, выключил основное освещение, но настроил настольную лампу так, чтобы на рабочий стол падал яркий белый свет. Ему это было нужно, чтобы рассмотреть свою руку, на которой помимо незаживающих ссадин, оставленных дракой, появились и набухшие воспаленные волдыри. Они с каждым днем болели все больше, раздражали, нужно было что-то делать! Сабир решил пойти нехитрым путем: просто вскрыть их, очистить, чтобы быстрее заживали.

Он протер кожу антисептиком, достал один из лабораторных скальпелей, надавил лезвием на кожу уверенно – боли он не боялся, он к ней давно уже привык. А ситуация все равно вышла из-под контроля быстрее, чем он ожидал…

Кожа провалилась вниз. Ему удалось ее разрезать – еще бы не удалось, острейшим скальпелем! Но Сабир ожидал, что после этого из-под кожи появится какая-нибудь дрянь, которую ему придется вычищать. А вместо этого разрезанные лоскуты кожи провисли, открывая таившееся под ними углубление. Сабир не мог поверить своим глазам, а не верить не имел права. Под воспаленной кожей скрывался кровавый тоннель диаметром в пару сантиметров. Плоть там не просто исчезла, она как будто… зажила? Или начала подгнивать? Он не брался сказать наверняка, видел только, что организм даже не попытался заполнить эту жуткую рану кровью. Боль была не сокрушительная, зато страх не заставил себя долго ждать. Сабир вздрогнул настолько сильно, что уронил скальпель, а подбирать уже не собирался. Смотреть на кровавую пустоту внутри собственной плоти оказалось настолько страшно, что он просто не мог продолжить эксперимент. Сабир поспешил закрыть рану, сначала ладонью, чтобы дать себе хоть какую-то передышку, потом – стерилизационной повязкой, которую он заранее подготовил.

Когда дыра исчезла из виду, стало чуть легче. Не намного, но достаточно, чтобы вернуть ему хоть какую-то ясность мышления. Сабир чувствовал, как сердце колотится отчаянно, быстро, как по коже скользят крупные капли пота. Мозг ученого, натренированный решать проблемы, безжалостно подкидывал ему возможные объяснения ситуации, но Сабир не хотел верить ни одному из них. Это же происходит не с кем-то другим, это… с ним! Невозможно, неправильно…

И все же абсолютную беспечность он себе не разрешил. С этого момента он больше не ночевал дома, только в своем кабинете. Шукрии он это объяснил повышенной нагрузкой, а она дополнительных вопросов и не задавала. Лейсу не позволил к себе подходить. Следил за тем, чтобы все раны на коже постоянно были забинтованы.

Через растущие боль и усталость он остро ощутил, насколько сильно любит своих близких. Шукрия никогда его не разочаровывала, он один раз поклялся защищать ее – и готов был держать свое слово до конца. Ну а Лейс… В спокойные времена очень легко было размышлять о том, какой младший брат все-таки придурок и как его хочется придушить. Но теперь, когда время вдруг стало ограниченным и особенно быстротечным, Сабир понял: он не хочет прощаться. Он готов терпеть брата и дальше, это не так трудно! Он знал, что нужен Лейсу, еще слишком рано уходить… Но разве его кто-то спрашивал?

В какой-то момент он понял: ему придется их покинуть. Так или иначе.

Осознать это решение оказалось чуть проще, чем окончательно принять его. Чтобы подавить поднимающиеся в душе волны страха и гнева, Сабир отправился бродить по дальней части четвертого уровня, подвергшейся наибольшим разрушениям при катастрофе. Жизнеобеспечение там по-прежнему работало, но люди в те тоннели предпочитали не соваться: там стало слишком темно, холодно, мрачно… и слишком очевидным сделалось, насколько близко сейчас Сектор Фобос.

Но эти же тоннели могли подарить одиночество, в котором Сабир особенно нуждался. По крайней мере, такой был план. Поначалу все шло предсказуемо: он шел без цели, прокручивая в памяти прошлые годы и заново для себя открывая, какими прекрасными они были. Ну а потом он был вынужден прерваться, остановиться, вернуться в настоящий момент – потому что он услышал звуки.

Собственно, звуки на космической станции были везде: работала вентиляция, отопление, то и дело гудели, проезжая мимо, дроны. Но к такому люди, часто бывавшие в космосе, быстро привыкали и воспринимали этот шум как тишину. Тоже эволюционная особенность: настороженным инстинктам порой нужно игнорировать норму, чтобы вовремя перехватить странность.

Вот и теперь Сабир без труда заметил необычные звуки: не ритмичные, тошнотворные, становившиеся то громче, то тише. Их природу определить сразу не удалось, но мозг немилосердно подкинул ассоциации, которые напрягали: скрежет чего-то острого по металлу, звук разрывающейся плоти, льющаяся на пол вода… или не вода? А еще – эхо голосов, сливающихся в единую мелодию, но все равно выдающих чужой для Сабира язык.

Итальянский. Конечно же.

Сабиру не хотелось туда идти, он слишком хорошо помнил, чем закончилась его предыдущая встреча с Форино. А не пойти он не мог: эти трое скрывались слишком долго, если потерять их след сейчас, можно и не найти. Ему нужно было сначала определить, чем они заняты и в каком они состоянии, а потом уже решать, что делать дальше.

Определенным намеком стали звуки, раздававшиеся впереди, но Сабир заставил себя не думать о них. Должно было стать легче, а стало только хуже, потому что он чувствовал еще и запах… Разные запахи. Металлический – свежей крови, сладковатый – гниения… эти были самыми страшными.

Теперь уже темнота не отпугивала Сабира, а играла на его стороне, позволяя укрыться от тех, кого он вынужден был преследовать. Последнюю часть пути он крался, пригнувшись, прижимался к стене, из-за нее и выглянул, не зная, к чему готовиться. Впрочем, это ничего для него не изменило: к тому, что он увидел, подготовиться нельзя.

Форино не просто оказались здесь, они использовали площадку между тоннелями для импровизированного убежища. Лучшим доказательством этого служили тела, которые они уже успели сюда притащить. Человеческие тела – других на «Слепом Прометее» и не было, не на четвертом уровне так точно! Все те пропавшие ассистенты, которых Сабир считал сдавшимися, струсившими, оставившими свой пост… Теперь он мысленно просил у них прощения, хотя это ничего не могло исправить.

Гадать, для чего Форино понадобились мертвецы, не приходилось: все трое обгладывали мертвое тело прямо сейчас, то и дело ругаясь из-за кусков, которые, очевидно, казались им самыми привлекательными. Ну а чуть в стороне высилась гора других тел, уже отдавших все, что можно, доведенных до состояния кровавых скелетов с редкими сохранившимися тканями.