Мама в подарок
Шрифт:
Глава 66
Измучившись, я с досадой отшвырнула связку ключей в сторону. Она ударилась о стену, и вдруг от одного ключа откололась часть. Подозрительно окинув упавшую связку взглядом, я разглядела, что с одного из ключей слетел какой-то колпачок. Быстро приблизившись, я снова подобрала ключи и начала внимательно их рассматривать. Точно! На одном зубцы стали другими!
Через минуту именно этим ключом я без труда открыла замок на шее герцога. Отшвырнула ненавистный ошейник. Граф де Гроссе оказался на редкость хитер. На ключ надевался чехол-обманка, который скрывал настоящие зубцы.
Свой человеческий
К тому времени замок де Гроссе оказался полностью под контролем барона Бафора и его гвардейцев. Граф Кольбер был схвачен и скован железными цепями. Герцогиню Лауру тоже связали, только уже веревками. Не теряя времени, эскорт из дюжины гвардейцев короля под предводительством Бафора повез злодеев прямиком в тюрьму Лаволет.
Только к вечеру герцога Филиппа в полуобморочном состоянии доставили в замок де Моранси. Он так и не приходил в себя и едва дышал. Прибывший лекарь обследовал его, заявив, что рана в боку не опасная, и только оцарапала ребра. А тяжелое состояние герцога обусловлено воздействием темной магии, которая подавляла его человеческую сущность много дней подряд.
Спустя сутки Филипп наконец очнулся, но случилось страшное. За то время, пока герцог был закован в обличье кота, темная магия успела сильно изменить структуру костной ткани позвоночника. Оттого теперь тело де Моранси сковал физической недуг. Он стал немощным, не чувствовал ни рук, ни ног, а нижняя часть его тела была совершенно недвижима. Он мог двигать только плечами и головой, и то с большим трудом и через боль. Лекарь констатировал у герцога неизлечимую болезнь – паралич всего тела от заражения костного мозга темной магией. И предрекал, что Филипп навсегда может остаться лежачим калекой.
Только через три дня де Моранси смог разговаривать и понимать, что происходит вокруг. Все эти дни я ухаживала за ним. Попросила барона, чтобы он пока не привозил Мишеля. Я не хотела, чтобы мальчик видел отца в таком жутком состоянии. Решила чуть позже наведаться к малышу и сначала словами подготовить его к встрече с немощным отцом.
В то утро я принесла Филиппу завтрак. Герцог полусидел на постели. Одетый в штаны и темную шелковую рубашку, он казался застывшей мрачной статуей на белом покрывале широкой кровати.
Прошла уже неделя после той жуткой потасовки в замке де Гроссе, когда были арестованы граф и Лаура. И за эту неделю герцогу стало чуть лучше: он уже мог сидеть, и болей в шее и плечах не было. Однако его конечности и нижняя часть тела так и оставались недвижимы. Двое крепких слуг последние дни ухаживали за Филиппом, ибо меня он не хотел видеть. Едва придя в себя в теле калеки, де Моранси неучтиво выгнал меня из спальни и запретил приходить.
Все эти дни я изнывала от безделья и переживаний и только от слуг узнавала о самочувствии герцога. Почти каждый день ездила к Мишелю, говорила с ним об отце.
Едва я вошла, Филипп окинул меня мрачным взором с головы до ног и неприветливо спросил:
– Зачем ты явилась? Я запретил тебе приходить ко мне.
На его недовольство я чуть улыбнулась и по-доброму ответила:
– Я принесла тебе завтрак, Филипп. Помогу поесть.
– Это обязанность Арни.
– Пока он занят, – соврала я.
У
спальни герцога я устроила целую баталию с Арни, чтобы забрать поднос с едой. Я хотела хотя бы одним глазком взглянуть на Филиппа, удостовериться, что с ним все в порядке.– Я помогу тебе поесть.
– Вчера барон рассказал мне все, – холодно заявил герцог. – Что тебя я должен благодарить за свое спасение. Я благодарен.
– Не стоит, я рада, что смогла помочь. Все же Мишель так нуждается в тебе и любит. Он очень переживал за тебя.
Говоря это, я быстро поставила поднос на стол рядом с его кроватью.
– Хотя… лучше бы ты дала мне сдохнуть там в клетке.
– Что ты говоришь?
– То, что думаю, – буркнул раздраженно он. – Зачем мне такая жалкая жизнь, когда я не могу даже пошевелить рукой? Словно тухлый овощ!
– Ты поправишься, Филипп, обязательно, – продолжала я подбадривающе, снимая крышку с супницы. – Я верю в это, и ты должен верить…
– Уходи, Дарёна, – грубо перебил он меня.
– Что?
– Унеси еду, я не голоден.
– Но тебе надо набираться сил и…
– Я сказал, уходи. Мой управляющий выдаст тебе хорошее вознаграждение за мое спасение.
– Мне это не нужно, Филипп. Зачем ты так жесток? – вымолвила я, чувствуя, как больно ранят его ледяные слова.
Он пронзительно посмотрел на меня и глухо прорычал:
– Пошла прочь! Я не нуждаюсь в твоей помощи!
– Зачем ты так говоришь? Я…
– Твоя жалость мне не нужна! Понятно?!
Я округлила рот и тут же закрыла. Всё поняла. Герцог не хотел, чтобы я видела его беспомощным и больным. Де Моранси демонстративно отвернулся от меня, сжал в полоску губы. Я видела, что ему плохо, его душа страдала. Он не мог воспринимать спокойно свою немощь.
– А моя любовь тебе нужна? – спросила я тихо.
Резко обернувшись ко мне, он вспылил:
– Решила утешить меня своими сказками? Подсластить жизнь, чтобы мне было не так тошно? Не выйдет! Ты уже все сказала о своих чувствах тогда. Я понимаю с первого раза. Уезжай из замка! Мне не нужна сиделка!
Я мотнула отрицательно головой и непокорного произнесла:
– Не уеду. Я люблю тебя и буду заботиться о тебе. Даже если ты этого не хочешь.
И начала деловито наливать ему чай в чашку.
Он молча исподлобья смотрел на меня как-то агрессивно и зло. Когда я приблизила чашку к его губам, он ударил по ней подбородком и специально опрокинул. Чай разлился по рубашке и покрывалу.
– Пошла вон, я сказал! Хватит мучить меня!
– Я мучаю? Чем же? – недоуменно воскликнула я, вытирая салфеткой покрывало, но все было бесполезно. Надо было его стирать, чай оставил темные пятна.
– Словами. То любишь, то не любишь! Хватит рвать мне сердце.
У меня задрожали руки, и я даже выронила салфетку. Осознала, что надо наконец сказать ему правду.
Он снова отвернулся. Я же присела на постель и посмотрела в его напряжённый гордый профиль. Взяла в руки большую недвижимую ладонь. Я знала, что он не чувствует моих прикосновений, но ощущать рядом его теплое тело было нужно в первую очередь мне самой.
– Я не переставала любить тебя, Филипп. Никогда. В тот раз на улице я хотела оттолкнуть, чтобы ты забыл меня. Потому и сказала, что не люблю и только использовала. У тебя была жена, законная. Я соврала тебе тогда. Я не имела права вставать между тобой и твоей женой.