Маньчжурия. 1945

Правда, после той успешной атаки на железнодорожный переезд нацисты ответили расстрелом полусотни заложников, в чьих смертях я считал повинным и себя и напрочь потерял всякое желание воевать с врагом в качестве партизана. Былой авторитет был со временем потерян, но я оставался единственным профильным артиллеристом в лагере, сумел подготовить расчет и доказать начальству, что пушку, с таким трудом доставленную на нашу стоянку, целесообразно использовать именно в обороне.

И вот теперь я азартно веду огонь по врагу, забыв о былой нерешительности и страхе немецкого возмездия, забыв о чувстве вины. Теперь я защищаю соратников-партизан, теперь я защищаю их семьи, что обязательно станут жертвами карателей, коли враг до них дорвется… И как же легко, свободно я себя чувствую, каким же смелым сейчас кажусь сам себе!

Как же все-таки становится легко и просто на душе, когда наконец-то поступаешь правильно, когда сделаешь правильный выбор…

Очередная мина рванула в капонире, справа от орудия. Немецкий «огурец» не поражает размерами и все же весит чуть больше девятисот граммов, а снаряжен ста пятнадцатью граммами тротила… Близкий разрыв посек осколками казенник, а заодно и заряжающего Женю, отбросив его исковерканное тело назад. Рухнул раненый подносчик, основательно контузило и меня… Я, правда, поймал всего пяток осколков в плечо и правую руку – казенник орудия меня спас, приняв на себя основной удар. Да и снаряды наши не сдетонировали, потому как нечему было детонировать: за пять-семь минут боя мы расстреляли практически весь боезапас, выиграв партизанам время прийти в себя и организовать отпор врагу…

Немецких егерей и украинских националистов, пошедших на службу к фрицам, в тот черный день было куда больше нашего, расклад был как минимум три к одному в сторону врага. Им удалось без лишнего шума снять дозор и боевое охранение, практически без потерь прорваться через пулеметную точку и второй охранный пост под прикрытием минометного огня.

Но мы с бойцами расчета сумели задержать карателей, выиграть время на эвакуацию гражданских. Позволили прочим партизанам изготовиться к бою и задержать новоиспеченных эсэсовцев в упорном ближнем бою…

Несмотря на то что к лагерю вели сразу две тропы, подобраться с противоположной стороны к нашей стоянке было возможно, лишь сделав большой крюк в обход болота и лесной чащи.

И нацисты не стали терять время, опасаясь, что партизаны их все же заметят и вовремя изготовятся к бою, покуда они пытаются захлопнуть ловушку. Что неминуемо привело бы к росту потерь эсэсовцев в схватке с обреченными на гибель «лесными призраками». Ведь даже загнанная в угол крыса отчаянно борется с кошкой за жизнь.

Но бандеровцы как раз и не желали больших потерь со своей стороны…

Ладно, чего ворошить прошлое? За тот бой я получил награду, медаль «Партизану Отечественной войны», пусть и второй степени, но главное, меня сумели вытащить, вывести к своим, достали все осколки. Было сильное воспаление, но и оно меня не убило – дай бог, не сумеют убить и японцы.

Впрочем, завтра будет новый день – и новые испытания, новые бои. Кто знает, как все сложится? На войне загадывать нельзя, остается лишь уповать на Бога и Божью помощь… Да молиться, от сердца молиться.

Глава 15

Цветы увяли. Сыплются, падают семена, Как будто слезы… Мацуо Басе, 1644–1694

Я откинулся на прогретую солнцем броню танка, подставив лицо ветру. Количество событий не просто за последние сутки, а буквально за последние часы зашкаливает. Со времен Кенигсберга я в таком мыле не был! Словив взгляд Сереги, я понял, что тот думает аналогично. Дорога, шедшая по полю с гаоляном через заболоченный ручеек, вывела в небольшую низину между сопок. Здесь были китайские хозяйства с небольшими огородами и кукурузными зарослями.

А между тем еще утром мы шли через густой, кажущийся непроходимым таежный лес. И наша штурмовая группа, следующая впереди танкового батальона, нарвалась на засаду. Наспех срубленный завал на узком участке дороги, сжатой сосновым бором с обеих сторон, прикрывал пару мощных фугасов.

По бортам вынужденно замерших машин открыли огонь легкие японские противотанковые пушки, добавили огня батальонные гаубицы – сгорела одна из «сушек», еще одной разбили ходовую. Также японские смертники-артиллеристы сумели «разуть» пару наших «тридцатьчетверок» и сжечь одну кумулятивным снарядом. В сущности, самураи могли уничтожить всю технику штурмовой группы этими снарядами, но опытный командир, майор Белов, направил к завалу лишь небольшую группу разведчиков на американском БТР «Скаут». Они вовремя заметили наспех укрытые орудия и открыли огонь первыми, вынудив японцев стрелять на большем расстоянии, чем они ожидали.

Танковые экипажи довольно быстро подавили вражеские расчеты беглым огнем осколочных снарядов, но… К обездвиженным «коробочкам» ринулся целый рой смертников с кумулятивными гранатами и минами на шестах, бутылками с зажигалкой! А из густого подлеска резанули плотные пулеметные очереди…

Моим бойцам пришлось защищать танки и самоходки наравне с десантом штурмовой группы, покуда расчеты коробочек открыли пулеметно-пушечный огонь по вспышкам вражеских пулеметов; мне пришлось сменить легкий ППС на более скорострельный «штурмовой» ППШ с емким магазином. Крепко отличилась снайперская группа Володи с их точными скорострельными самозарядками – ни один из сухопутных камикадзе не подобрался к машинам даже на дистанцию броска гранаты! Но попотеть нам пришлось всерьез… Засада была вовремя раскрыта и, в целом, не удалась, но все же, помимо экипажей сгоревших коробочек, штурмовая группа не досчиталась девяти раненых и убитых бойцов… Кроме того, возобновить движение удалось лишь после того, как мы вновь натянули гусеницы на танках – всем миром пыхтели, попотеть пришлось всерьез!

– Не спи, командир, – толкнул меня в плечо снайпер. – А то вы с Серегой горазды вздремнуть на броне. А ведь так можно и под гусеницы угодить!

– А я всегда говорил: сон есть лучшее лекарство души и тела, – расхохотался связист.

– Несерьезный ты, товарищ старший лейтенант. Офицер все-таки, – укорил его чукча.

– А я в душе актер и блистаю в Большом. Это телом бренным я с вами здесь, – продолжал хохотать Серега, обладавший невероятной способностью переходить от уныния и усталости к бодрости и веселью за минуту. Мне бы так.

Впереди на дороге поднимаются клубы дыма. Я невольно притянул автомат к себе поближе, напряженно осматривая местность. Тотчас стихли разговоры бойцов… Но дымит японская техника – несколько грузовиков, легкий танк «Ха-Го». А справа и слева от дороги, петляющей между сопками, замерли окровавленные тела в японской форме…

Очевидно, колонна попала под удар с воздуха. Как только на нашем участке закончились проливные тропические дожди, командование бросило в бой многочисленную авиацию, которой может противостоять лишь некоторое количество безнадежно устаревших японских истребителей «Накадзима» И-97. Последние результативно сражались с нашими «ястребками» на Халхин-Голе, едва ли не пачками сбивая тихоходные И-15, но опытные летчики на «ишачках» И-16 и «чайках» И-153 уже в 1939-м в небе Монголии переломили ход воздушной войны. Что говорить о современных советских истребителях с летчиками, сломавшими хребет люфтваффе?! Впрочем, японская промышленность на месте не стояла, но ядро боевых самолетов, включая все современные истребители, японцы перебазировали на острова, пытаясь помешать бомбардировкам американцев. Не очень помогло – янки последовательно уничтожают преимущественно деревянные японские города зажигательными бомбами. С потерями гражданских никто не считается… Кроме того, по неясным пока, отрывистым слухам, союзники ударили по самураям каким-то секретным сверхоружием, стершим с лица земли пару городов одним разом!

Впрочем, все это именно слухи, а байки о сверхоружии, способном испепелять целые дивизии, были очень популярны в этом году у немцев, отчаянно надеющихся на чудо. Но, как оказалось, то были именно байки… И слава богу! Нам же не слухи муссировать, нам выполнять боевую задачу. Весьма непростую, надо сказать…

Муданьцзян, некогда мирный город, стал ареной ожесточенной борьбы, где японская армия возвела неприступную крепость. Противотанковые заграждения из высоких бетонных стен, многочисленные доты, включая и превращенные в них подвалы гражданских домов, усиленные кирпичом и бетоном, многоамбразурные бункеры – все это создало сложную систему обороны, каждый элемент которой был тщательно продуман и укреплен. Восточный военный городок, словно грозный страж, возвышается у станции Эхэ, его десять укрепленных бетоном блокгаузов-бункеров контролируют подступы к городу. Неподалеку, у самых мостов, стоят еще шесть таких же мини-крепостей, а весь предмостный плацдарм окружен заминированным противотанковым рвом.