Мантык, охотник на львов

Мантыкъ долго крестился у входа, купилъ свчку въ франкъ и пошелъ въ лвый уголъ.

Два года, каждое воскресенье стоялъ онъ съ ддушвой въ этомъ углу. А вотъ только теперь замтилъ. Въ этомъ углу — икона. Не похожа она на икону… Смотритъ Мантыкъ: — берегъ далекій, голубо-зеленыя волны разыгрались на озер. Шквалъ налетлъ. Быстрой рябью бжитъ по волнамъ втеръ, пнитъ верхушки, сорвалъ темный парусъ. Въ страх въ шаткой ладь рыбаки-апостолы. А къ нимъ, въ блыхъ ризахъ, по волнамъ идетъ Христосъ. Петръ пошелъ было къ Нему и сталъ тонуть… Маловръ!..

Красота въ лик Христа. Красота въ серебромъ отливающихъ ризахъ, красота въ побд надъ бурей.

Первый разъ понялъ эту картину Мантыкъ и сталъ молиться о чуд.

Мантыкъ опустился на колни въ темномъ углу и глядлъ на Христа на волнахъ.

— Господи!.. Я то не убоюсь… Ты только дозволь — по волнамъ пойду… По морскимъ волнамъ за Колей побгу… Я вдь слово Галин далъ. Дай же мн то слово исполнить..

Поднялся съ колнъ, подошелъ къ икон Христовой у Царскихъ вратъ. Затеплилъ передъ нею свчу. Первая была его свча.

Храмъ наполнился. Стройно, въ несказанномъ благолпіи шла обдня. Ангельскими голосами плъ дивный хоръ, уносилъ помыслы и душу Мантыка ввысь и укрплялъ его въ твердой увренности:

— Чудо будетъ!

Когда кончилась обдня, спускался съ толпою изъ храма, глазами отыскивая ддушку и Наталью Георгіевну съ Галиною. Ничего не прибавилось ему за эти часы молитвы. Ни сантима не было больше въ его тощемъ кошелек и не было никакой возможности хать въ Африку, а шелъ гоголемъ. Точно уже визированый паспортъ, какъ у Коли, лежалъ въ карман и многія тысячи на дорогу были въ бумажник. Зналъ, что такъ будетъ!

Вотъ и все, будетъ! Христосъ такъ устроить.

Велика была въ немъ вра.

У выхода тяжелая рука опустилась на его плечо.

— Ты что, Мантышка, гордый такой? Друзей не признаешь, мартышка!

Мантыкъ оглянулся. И правда — прошелъ мимо сосда по гаражу — Савельева, молодого человка, немного старше Мантыка.

— Здорово, — сказалъ Мантыкъ.

— Здорово, — отвтилъ Савельевъ.

— Ты что?

— Ничего. Радъ, что тебя встртилъ. Искалъ кого-нибудь изъ нашихъ гардемариновъ, [29] что красили Эйфелеву башню, да ихъ чертъ-ма, никого нту, поразъхались что ли куда. А тутъ дло аховое. Тридцать франковъ за часъ работы — не фунтъ изюма. Понялъ? Надо только храбрость.

29

Ученики военно-морского училища.

— Мантыку ли не быть храбрымъ? — сказалъ Мантыкъ.

— Да, знаю же. Потому о теб и подумалъ.

И Савельевъ сталъ быстро разсказывать о дл, на которомъ Мантыкъ могъ легко и скоро заработать большія деньги.

А Мантыкъ внимательно слушалъ его и думалъ: — «Ну, разв, это не чудо?»…

XVII ОПАСНОЕ ПРЕДПРІЯТІЕ

Въ окрестностяхъ Парижа устанавливали сть для улавливанія и опредленія мста хищническихъ станцій радіотелеграфа. Были поставлены дв громадныя, вышиною съ многоэтажный домъ желзныя мачты, между ними были протянуты проволоки радіографной антенны и теперь надо было съ нихъ спустить на землю сть бронзовыхъ проволокъ. Работа не хитрая, но очень опасная. На небольшой стремянк,подвшенной за крюкъ на проволок антенны надо было висть цлый день, закрпляя сть на антенн. Вышина такая, что внизу люди муравьями кажутся. Канатъ, — а онъ почти въ руку толщиной, — точно паутина, и на немъ висть на зыбкой жердочк!

Все это разсказалъ и указалъ Мантыку Савельевъ. Онъ возилъ на работы инженера. Инженеръ объяснялъ ему назначеніе строющейся станціи и проговорился, что имъ нуженъ смлый рабочій, который согласился бы висеть на проволок, закрпляя улавливающую радіотелеграфныя волны сть.

Это было вчера, въ субботу. Савельевъ раздумалъ немного и, желая угодить инженеру, сказалъ:

— Года четыре тому назадъ наши Русскіе гардемарины красили и золотили верхушку Эйфелевой башни. Они народъ смлый и высоты не боятся. Если хотите, я вамъ пришлю кого-нибудь изъ нихъ.

— Присылайте, — сказалъ инженеръ, — скажите: тридцать франковъ въ часъ. Въ понедльникъ въ восемь утра я буду ждать на станціи.

— Будьте благонадежны.

Савельевъ былъ такъ увренъ, что въ воскресенье на церковномъ двор, гд собирались вс Русскіе, живущіе въ Париж, онъ найдетъ кого-нибудь изъ бывшихъ гардемариновъ, что, не колеблясь, общалъ инженеру найти и прислать рабочаго.

Онъ обошелъ весь дворъ, разспрашивалъ знакомыхъ, искалъ глазами въ церкви: — никого изъ гардемариновъ не было. Дло принимало скверный оборотъ. Сознаться въ томъ, что не нашелъ Русскаго, который согласился бы пойти на такое опасное преДпріятіе, мшала народная гордость. А къ кому онъ ни обращался, слышалъ или рзкій отвтъ:

— Поди ты къ чорту! Себ дороже стоить. Хочу еще пожить въ Россіи.

Или боле деликатно ему говорили:

— У меня голова контужена. Боюсь закружится.

— Ищи-ка, братъ, холостого, а я женатый. Жена, дти. Оборони Богъ, что случится — что же имъ на улицу идти?

— Шутишь, Савельевъ… Жизнь подороже денегъ.

И вдругъ увидалъ Мантыка. Мантыкъ шелъ съ гордо поднятой головой, точно милліонъ франковъ выигралъ въ правительственной лоттере. Савельевъ обратился къ нему.

— Значить, согласенъ?

— Ну, конечно.

— А не побоишься, что голова закружится?

Мантыкъ свиснулъ.

— Это у меня-то. Читалъ въ газетахъ — пишутъ люди по канатамъ ходили. Блонденъ черезъ Ніагару прошелъ, или еще былъ такой Наваренъ, а потомъ при Наполеон госпожа Саки, а теперь Джельмако — не боятся, черти, высоты. По канату ходятъ. Что же у Мантыка, по твоему, храбрости меньше? Не знаешь ты, видно, Мантыка. Да это и не ходить по канату. Повезешь завтра твоего инженера на станцію — скажи: уральскій казакъ Мантыкъ ожидаетъ у входа на радіостанцію, готовъ все сдлать..

Такъ и было ршено. Оставались пустяки: получить отпускъ отъ хозяина. Но Мантыкъ за два года службы не бралъ ни одного дня отпуска и, когда его просили, охотно работалъ и въ праздникъ и потому, когда въ тотъ же вечеръ Мантыкъ попросилъ дв недли отпуска, или какъ онъ сказалъ: «репо» — хозяинъ охотно ихъ далъ ему.

Дв недли — это былъ какъ разъ срокъ, когда долженъ былъ отплыть изъ Марселя въ Африку Коля.

Мантыкъ такъ врилъ въ свое счастье, что попросилъ у хозяина разсчетъ, сказавъ, что, возможно, онъ и совсмъ на работу не вернется.

— Новое дло у меня начинается, — сказалъ онъ съ независимымъ видомъ, — Новая жизнь… Возможно: — ду въ провинцію.

Утро понедльника было сырое, теплое и туманное. Едва только Мантыкъ вышелъ на маленькой станціи, затерявшейся въ поляхъ и хотлъ спросить, гд здсь радіотелеграфъ, какъ понялъ: — и спрашивать не надо. Громадныя, тонкія, сквозныя мачты радіо были четко видны со станціи. Они стояли на голомъ холм, и сзади темнлъ по осеннему пестрый большой паркъ. Чуть разсвтало. Поздно вставало осенью солнце. Вершины мачтъ тонули въ срыхъ волнахъ тумана и едва намчались на нихъ сквозныя площадки изъ тонкихъ стальныхъ двутавровыхъ балокъ, какъ паутина висвшихъ въ воздух.