Мантык, охотник на львов

А время такъ медленно шло! Цлая вчность, казалось Кол, прошла, а луна все висла на томъ же мст, и тени были все такія же короткія.

Теперь Коля слушалъ во всю… Онъ уже не обращалъ вниманія на близкіе шумы, на мышиную бготню въ трав, на прыжки какихъ-то невдэмыхъ птичекъ — его слухъ былъ далеко впереди, на скат горы, возл деревни. Ему казалось, что онъ долженъ услышать шумъ людей издалека, отъ самой деревни, и испугался и обрадовался, когда совсмъ близко отъ себя услышалъ говоръ и шорохъ шаговъ и бодро крикнулъ Мантыкъ:

— Коля!.. Коль…. Кооль… гд ты?

— Я здсь, — крикнулъ Коля, и удивился, какъ слабъ и глухъ былъ его голосъ.

Люди шли по разслин, и потому долго не были видны. Они показались сразу, съ бумажными фонарями, прыгавшими въ трав, какъ громадные свтляки. Съ шумнымъ говоромъ толпа абиссинскихъ ашкеровъ наполнила террасу. Шесть рослыхъ галласовъ принесли альгу. На нее осторожно положили мистера Стайнлея и понесли въ гору. За ними шли Мантыкъ и Коля, позабывшій и страхи и усталость и теперь озабоченный положеніемъ мистера Стайнлея.

«Шумъ» Минабеллы принялъ горячее участіе въ американца. Для него очистили лучшую хижину. «Шумъ», старый солдатъ, видавшій виды, осторожно раздлъ мистера Стайнлея и осмотрлъ его рану. Ее омыли и кое-какъ забинтовали. Мистеръ Стайнлей слегка стоналъ, но не приходилъ въ себя. Онъ, видно, много потерялъ крови.

— Рана, — сказалъ «шумъ», обращаясь къ Мантыку и Кол — не отъ когтей или зубовъ звря. Рана нанесена ножомъ. И намъ надо узнать, кто осмлился въ пустын напасть на благо? Какъ очутился онъ тамъ? Что онъ тамъ длалъ?.. Почему на немъ нтъ никакого оружія? Это все важно знать для Афанегуса… Ибо пустыня не европейскій городъ. Въ ней нельзя безнаказанно убить человка. Я попрошу васъ остаться пока въ деревн и ждать ршенія негуса.

«Шумъ» отправилъ молодого баламбараса съ ашкерами на то мсто, гд былъ найденъ мистеръ Стайнлей, другого пожилого ашкера отправилъ съ бумагой въ Гадабурка къ геразмачу Банти, съ просьбою по телефону переговорить съ Аддисъ-Абебой и получить оттуда указанія. Колю и Мантыка допросили каждаго отдльно, кто они и что длаютъ въ Абиссиніи.

Про Мантыка «шумъ» уже слышалъ, да и видлъ его нсколько дней тому назадъ, когда Мантыкъ былъ въ Минабелл, слышалъ «шумъ» и про Инглезовъ. Къ Мантыку онъ отнесся исключительно хорошо, какъ къ храброму охотнику на львовъ и оставилъ его на свобод, Колю же попросилъ не отлучаться изъ хижины, которую отвелъ для него и на просьбу Коли быть при мистер Стайнле, такъ какъ никто не говорить, кром него, по-англійски, отвтилъ ршительнымъ отказомъ.

Такъ прошелъ для Коли томительный день въ грязной, полной блохъ, абиссинской хижин. Два ашкера съ ружьями сидли у входа въ хижину. Это были «забанья» — часовые. Коля не придавалъ этому значенія. Совсть его была чиста. Это была формальность. Вроятно, допросятъ мистера Брамбля, узнаютъ, что Коля его слуга и Колю отпустятъ.

Но гд былъ мистеръ Брамбль? Куда двался его караванъ съ многочисленными слугами, мулами и верблюдами? Что скажетъ мистеръ Брамбль? И нтъ ли тутъ и его руки?…

Такія мысли волновали Колю. Онъ пробовалъ спрашивать своихъ «забанья», но черные ашкеры только скалили зубы на его вопросы и ничего не отвчали.

Впрочемъ, Коля не могъ жаловаться. Его хорошо, по-абиссински, конечно, накормили, дали ему довольно мягкую альгу, и Коля, измученный и тломъ и душою, заснулъ.

Однако, Коля спалъ не долго. Заботныя мысли разбудили его. Стало опять страшно. Тамъ, подл креста, возл раненаго мистера Стайнлея, сгоряча, Коля не отдавалъ себ отчета во всемъ происшедшемъ. Теперь, проснувшись, онъ все понялъ. И застоналъ отъ печали, сознавъ весь ужасъ своего положенія.

Кладъ дяди Пети кмъ-то взять. Кмъ? Можно легко догадаться. Конечно, мистеромъ Брамблемъ. Но, какую же роль игралъ во всемъ этомъ дл мистеръ Стайнлей?! Почему онъ раненъ? Кто его ранилъ, обобралъ и бросилъ? Да живъ ли еще и самъ мистеръ Брамбль? Возможно, что абиссинцы, увидавъ кладъ, напали на англичанъ и прикончили ихъ. Или на нихъ напали дикіе жители этого пустыннаго плоскогорья — данакили.

Но что бы ни случилось, кто бы ни былъ виновникомъ всего этого — Коля ясно понялъ, что кладъ для него потерянъ. Нтъ цли и нтъ смысла въ его пребываніи въ Абиссиніи. Жертва его напрасна. Да и самъ онъ никакъ теперь не выберется изъ Абиссиніи. Въ оборванномъ плать и сбитой обуви, безъ оружія и безъ денегъ, затерявшійся въ необъятныхъ степяхъ! Одинъ!

Коля готовъ былъ заплакать, но только мучительно застоналъ.

Мантыкъ! Мантыкъ съ нимъ… Да, это правда. Мантыкъ его никогда не броситъ. Но, что можетъ сдлать Кол Мантыкъ? Самъ бдный, самъ ничего не имущій, Вонъ онъ какой Мантыкъ! Ходить босикомъ по горамъ и долинамъ, наступить на крпкую, какъ сталь, колючку мимозы и хоть бы что! Не знаетъ ни страха, ни устали. Со всеми другъ — и съ абиссинскими начальниками и съ простыми ашкерами и съ черными рабами-неграми галласами. Ему все — ничего.

А Коля сдлалъ пшкомъ только одинъ переходъ и совершенно подбился. Коля обузой будетъ для Мантыка. Онъ будетъ мшать, а не помогать Мантыку.

Американецъ… Да, мистеръ Стайнлей, если выживетъ, найдется. У него везд есть деньги, онъ не растеряется. Но выживетъ ли мистеръ Стайнлей и какую роль въ похищены клада дяди Пети игралъ онъ?

И жуткая мысль о сговор Брамбля съ амер'иканцемъ заползла въ душу Кол и черной отравой наполнила его сердце.

А онъ-то былъ такъ откровененъ и доврчивъ съ мистеромъ Стайнлеемъ, шелъ къ нему съ открытою, чистою душою!

Вечерло. Въ отодвинутую раму, затянутую воловьего шкурою и замнявшую дверь хижины, было видно какъ стали длинными тни и розовли пустынныя дали. Кругомъ блеяли козы и бараны, мычали коровы, раздавались женскіе голоса, плакали дти. Женщины пригнали стада изъ степи и начинались ихъ хлопоты съ незатйливымъ ужиномъ.

У дверей появился Мантыкъ. «Забанья» не хотлъ его пропустить, но Мантыкъ сперва поднесъ свой темный, увсистый кулакъ къ черному носу часового, потомъ, шутя, охватилъ его вокругъ пояса и, какъ перышко, перебросилъ черезъ себя и поставилъ на ноги.

Черный ашкеръ смялся, скаля блые зубы.

— Видалъминдалъ? — смясь, по-Русски, сказалъ часовому Мантыкъ, погрозилъ ему кулакомъ и смло вoшелъ въ хижину къ Кол.

— Ну, какъ Коля? — безпечно весело сказалъ онъ, садясь на постель рядомъ съ Колею и обнимая Колю за талію. И Коля только усплъ попечаловаться о пропаж клада, какъ Мантыкъ его перебилъ.

— Это ты, Коля, брось и думать, — сказалъ онъ, и лицо его стало серьезнымъ. — Мантыкъ твоего дла не оставитъ такъ. Съ «шумомъ» Минабеллы я уже переговорилъ обо всемъ, и тебя здсь никто не тронетъ, а я, какъ луна взойдетъ, иду въ путь-дорогу. Я твоего дла не оставлю. Будь спокоенъ. Я разыщу твоего англичанина, хотя на дн морскомъ, и я добьюсь суда праведнаго, царскаго, милостиваго суда. Не будь я Мантыкомъ, если я не вызволю теб твоего клада, а тебя самого не доставлю домой. Понялъ?… Терпи и врь Мантыку. Мантыкъ, братъ, тебя не обманетъ!

— А что американецъ?

— Не приходилъ въ себя. Очень много онъ видно крови потерялъ. Да еще не было бы зараженія крови? «Шумъ» послалъ за тукуръ-хакимомъ. [68] Будутъ лчить. Плохъ онъ, твой американцъ.

— Какъ думаешь, что тутъ было?

— Думаю — ршили англичане…

— Оба?

— Ну, конечно, оба, — овладть твоимъ кладомъ, а какъ достали, значить его, увидали ихъ слуги несмтныя богатства, перебили англичанъ и забрали твой кладъ.

— Богъ съ нимъ и съ кладомъ, — сказалъ Коля. — Только бы домой вернуться къ мамочк и Галин.

68

Тукуръ-хакимъ — негръ докторъ.