Маршал северных направлений

Жданов ничего не ответил, ощущение, что Андрей Александрович совсем не удивился, вот только зачем-то веками глаза прикрыл, и так с минуту сидел, переваривая информацию. Григорий Иванович вытащил из пачки папиросу и закурил, попыхивая дымком.

— Ты же всегда «Казбек» курил, с чего на «Северную Пальмиру» перешел? Тебе ведь из Москвы могут коробками доставить.

— Кисловаты они, у меня отец «Беломор» Урицкого до конца жизни курил, я в юности попробовал и вкус запомнил. Но эти намного лучше.

— Понятно, — кивнул Жданов, хотя вопрос не в шутку озадачил Кулика. Он был совершенно неуместен, но какая-то подоплека в нем была, совершенно непонятная, но почему-то значимая для секретаря ЦК.

— Я не удивлен, таких, как ты могли раньше бесноватыми называть — в смирительную рубашку и в психлечебницу. Отец рассказывал, как экзорцисты дьявола из душ выгоняли — он ведь у меня профессор богословия. Да и вера есть в переселение душ, а она не на пустом месте появилась. И как тебя звать на самом деле?

— Смеяться будешь — но также. И не крещен был с детства, только на своей первой войне в бога уверовал. А когда без ног и руки остался, то до последнего верил, что получу шанс, и некромант один мне его предоставил. Блокаду ведь два года прорвать пытались, там десятки тысяч бойцов в торф положили у синявинских высот, страшная аура, если ты понимаешь, о чем речь. И первый кто это начал и был маршал Кулик, то есть я. Огромный некрополь, и он как то смог направить туда мою душу и разум, и как раз в тот момент, когда там пролилась первая кровь. Можешь не верить, но это так и было — очнулся в теле Кулика, осознав в первый момент невероятное — ноги и рука отросли заново, и я ими владею.

— Да видел я, как ты ими дергал, словно привыкнуть не мог, как кукла марионетка, — рассмеялся Жданов, но тут же стал серьезен, прищурился опять. — Такое после апоплексического удара часто бывает, потому сразу не насторожился, это позже напрягся. А так думал, что ты хоть и помрешь вскорости, но хоть Мгу успеешь отбить. Потому в госпиталь сразу тебя и не положили. Да еще надеялся, что ты артиллерию сумеешь организовать как надо — понимали, что немцы к штурму готовятся, а цена или маршал, либо город. Так что поступили совершенно правильно.

Вот теперь не было ни улыбки, ни шутки — глаза смотрели предельно серьезно, Жданов действительно так считал. Что ж, вполне рационально, какие могут быть обиды, когда серьезные дела пошли. К тому же, кто Кулик Жданову — совершенно чужой, «общей» жизнью никак не связанные. Так, встретились, да разошлись, как в «зимнюю войну», о которой не раз говорили. Теперь понятно, что Жданов его постоянно проверял, не раз он попадал в его словесные ловушки, когда не мог припомнить встречи, только кивал, когда Андрей Александрович о чем-то сам рассказывал. Но ведь не слил, и «компетентным товарищам» не заложил, наоборот, становится понятно, почему к нему своих людей постоянно приставлял из горкома. И тех, видимо, тщательно инструктировал, как того же Кузнецова, и во всем навстречу шел, всячески помогая, и даже больше того.

— Но теперь ситуация кардинально иная — врачи тебя под наблюдением держать будут, но только твое тело. Ты меня понимаешь, Григорий?

— Понимаю, обстоятельства таковы.

— Вот и хорошо. Так, говоришь, некромант постарался тебя через время перенести? Когда война закончится?

— В сорок пятом, 9 мая. Цена победы двадцать миллионов жизни — больше половины из них гражданское население.

— Не удивительно, что каждый десятый там ленинградец, — спокойно произнес Жданов, ужасающие цифры он воспринял внешне спокойно, наверное, не оценил этот чудовищный объем.

— Но теперь блокады нет, и как понимаю, не будет. Ведь так?

— Не дам им, и все — точка. Падение Ленинграда может быть только через Моонзунд, а это уже невозможно. Теперь мы в силах их этой зимой погнать обратно и здесь, а не только под Москвой.

— Понимаю, ты ведь поэтому нашу лучшую армию отправил, да еще о чем-то долго с Маркианом говорил.

— Поэтому, теперь «часовой механизм» окончательно сбился — совершенно иной ход развитий пошел. И отнюдь не в худшую сторону — думаю, что на Можайской линии все закончится, потому что мы сейчас сможем отправить на московское направление те резервы, которых в иной ситуации не осталось. Ленинградский фронт к октябрю был полностью обескровлен в попытках разомкнуть кольцо окружения, да в разных десантах на Петергоф и Стрельню, и контрнаступлениях, вроде «Невского Пятачка» у рабочих городков ГРЭС, которые предпринял генерал армии Жуков — вот там лучшие войска окончательно иссякли, истекли кровью.

— Ну да, ну да, Ворошилова значит того, тогда убрали? А Жуков вместо того, чтобы пробиваться на Мгу и идти навстречу твоей армии, занимался совсем другим. Пытался пробиться к Ораниенбауму, к отсеченной 8-й армии. Я правильно тебя понял, Григорий?

Жданов нисколько не удивился, что поразительно, но судя по мимолетной гримасе будущего «маршала победы» он явно недолюбливал. И наклонившись над столом, неожиданно спросил:

— А когда мы с тобой умереть должны?

Здесь «бушевал» приснопамятный «Тайфун» — прошло всего две недели с момента его начала. Танковая вереница зловещей стальной «гусеницей» ползет на восток, и кажется нет такой силы, которая сможет ее остановить и обратить вспять. И немцы, идущие тогда на восток победоносным маршем, нисколько не сомневались, что с занятием Москвы они одержат полную и окончательную победу. Примерно те же чувства обуревали души неистовых французов, поляков, испанцев, немцев и прочих европейцев 129 лет тому назад, когда они увидели золоченые купола «Первопрестольной», в которых отражались лучи яркого и еще теплого сентябрьского солнца…

Глава 48

— Михаил Федорович, ты держи Вязьму всеми силами. Ершаков со своей 20-й армией тебя прикрывает с левого фланга на восток, у него дивизии пока боеспособны, да и фронт по Угре, лесами прикрыт. Вот, смотри — 29-я армия Масленникова и 30-я армия Хоменко отходят на главную оборонительную линию, Ржев и Вязьма должны быть удержаны любой ценой. Я отвожу в тыл 16-ю армию Рокоссовского. Она должна прикрыть фронт дальше до Медыни, но время, время нужно для отхода — танки Гепнера уже в Юхнове, прорыв Резервного фронта прошел во всю глубину. Что с 24-й и 43-й армией непонятно, но судя по всему, они просто раздавлены германскими танковыми группами, которые многократно сильнее.

Командующий Западным фронтом генерал армии Жуков приехал в Вязьму в крайне взвинченном состоянии. И здесь город накрыли бомбардировщики люфтваффе — с генерал-лейтенантом Лукиным, командующим 19-й армией, они говорили под навесом, в центре которого стоял стол с лавками. Рядом была вырыта щель, из которой оба только сейчас выбрались, отряхивая шинели. Повезло — бомбы легли всего в двухстах метрах от ЗКП армии, судя по всему, германским летчикам внизу что-то не понравилось, хотя соблюдалась маскировка, и никто уже не бегал в суматохе. Война давно приучила при подлете вражеских самолетов вообще не суетиться, а замереть на месте, или просто лечь в кювет или канаву, именно движение внизу, особенно паническое, всегда привлекало внимание вражеских пилотов.

— Резервный фронт разорван, 31-я армия и 49-я армии оказались на пути танковых групп и тоже напрочь раздавлены. 33-я армия отходит на Сухиничи вместе с 50-й армией Брянского фронта. И еще — под Орлом пока сражается передвинутая туда маршалом Буденным 32-я армия. И это все что осталось от двух фронтов, у нас с юга огромный пролом. И чем будут закрывать эту огромную дыру — пока непонятно, вроде какие-то войска Ставка выдвигает на Можайскую линию, да и дивизии в резерве имеются. Но они здесь нужны сегодня-завтра, послезавтра будет поздно!