Мать ветров

— Хорошо, я и на твоей карте все отмечу, — доброжелательно пообещала Герда. — Ты только скажи, где отметить и что в описании тебе надобно.

В плавных линиях чаши, которые подчеркивали красоту естественного узора, Саид отметил несколько мелких ошибок. Что ж, пускай работа отлежится, после подправит. А сейчас появился повод перекинуться парой ласковых с эльфом.

— Верно говоришь, командир! — Саид подмигнул Марте, Марии и заехавшей к ним на денек Петре, присел на бревно рядом с женой, щелкнул по носу зарывшегося в миску со всякой мелочевкой Радко и поднял глаза на Арджуну. — Верно, Герда не в барском доме. А ты знаешь, о чем толкуют те беглые, каких ты две недели на стрельбище гонял?

— Ну? — в вишневой глубине мелькнуло пренебрежение пополам с живым интересом.

Саид покосился на руки любимой, что старательно наносили на карту Арджуны условные знаки с пояснениями, выдержал самоубийственную паузу и объявил, расплывшись в широкой улыбке:

— А хвалили тебя, командир! Мол, как рыцари рекрутов учат, так живого места на теле после не разглядишь, а ты добрый, разок-другой рявкнешь только, ну, иначе-то учебы не выйдет. Они ж дурни безграмотные, им рука покрепче нужна, мол, может, и приложил бы ты их чуток, на пользу бы пошло.

Прекрасное лицо эльфа сделалось мраморным от усилий сдержать улыбку. Арджуна присел на бревно между Марией и Мартой, забрал у последней одну из готовых стрел, придирчиво осмотрел ее и одобрительно кивнул. Ответил Саиду:

— Да, я тебя понял. Разумное замечание. Но... Саид... девочки, у нас все-таки армия. А не богадельня, как однажды заметила Зося. Посмотрите, к примеру, на Хорька. Он — стихийный талант, бывший крепостной, который без всякого образования, подобного нашему, научился организовывать людей, анализировать политическую обстановку, видеть намного дальше своего носа. И что? Что творят с этим его талантом его собственные вольнолюбивые убеждения? Он готов понять, принять и обогреть едва ли не каждого, чужая свобода для него — святое. Как у хорей с дисциплиной, вам напомнить?

— Это другая крайность, — пожала плечами Мария. — Арджуна, мы-то от тебя, кажется, ни поблажек, ни леденцов на палочке, ни слов обходительных не ждем. Но мы постоянно вместе, точно знаем, чего каждый из нас стоит, каково у нас на деле отношение к людям. Со вчерашними крепостными так нельзя.

— Хм. Герда, про твою честь, ты что скажешь?

— Арджуна, ты ж меня с ними не равняй. Мне Саид еще до лагеря опорой стал, здесь меня Шалом и Эрвин как дочь родную приняли. Так-то легче, пожалуй. А и то, — Герда потерлась щекой о плечо мужа. — Помнишь, мы с тобой спорили? Я тебе тогда говорила, мол, жируете, за иголками под языком смотрите. Когда баре-то нас за просто так не то что словом... а кнутом да голодом.

— Ого, волчонок! Не прошло и четырех лет, как ты со мной согласилась! — Саид расхохотался и сгреб в охапку жену и сына, который отвлекся от миски на ленту в косе мамы.

Женщины дружно подхватили веселье, и только Петра смеялась подозрительно тихо. Три года жизни с Мариушем, чья душа была искалечена иначе, но ничуть не меньше, чем душа Арджуны, серьезно изменили нрав этой бедовой дивчины.

— И так не хорошо, и эдак не ладно, — пробормотал эльф, крутя в длинных пальцах наполовину сгоревшую веточку.

— Ты бы передоверил кому это дело, — мягко высказала общую мысль Марта.

— Кому? — Арджуна нервно хрустнул веткой и процедил сквозь зубы: — Радко и так отца не каждый день видит. А беглых наших не меньше, чем по две недели кряду учить надо.

Тени и Герда переглянулись.

— У нас армия, командир.

Теплое дыхание коснулось заледеневшего стекла, протопило крошечное озерцо посреди тонких белых ветвей и причудливых цветов, мягко потянуло прозрачное пятнышко в разные стороны, открывая мир, который засыпало огромными пушистыми хлопьями. Камилла потерла пальчиками окно, снова подышала на него — зачем? Надеялась увидеть снежных коней, запряженных в серебряные сани, и величественную фигуру в белой шубе? Пустое. Королева зимы давно уронила осколок льда в ее сердце.

Девушка вывела одну-единственную букву поверх мудреного узора, торопливо стерла ее и вернулась к зеркалу. Окинула свое отражение равнодушным взглядом: прелестная фигурка в белом платье, сшитом по последней моде, никаких пышных юбок, свободные легкие складки невинно подчеркивают линию бедер, пенные оборки чуть вздымаются на груди. Продуманно выбившиеся из прически каштановые локоны обрамляют высокую гордую шею, перламутровый кулон на жемчужной нитке игриво покоится между изящными ключицами. В меру умное, в меру наивное личико. Хороша, с какой стороны не глянь, а хороша. Сегодня за обедом это непременно отметят очередные гости, очередные холостые юноши распустят перед ней хвосты, Георг в очередной раз едва уловимо скривит губы, невольно сравнивая поплывшую беременную супругу и свою воздушную сестрицу. Скука!

В дверь неуверенно постучали. Новая служанка.

— Госпожа Камилла! Госпожа Амалия вскорости к столу просит!

— Спасибо, милая! Передай маме, что я почти готова.

На подушке посреди вороха одеял, из которых она вылезла не больше часа назад, лежал раскрытый томик в простеньком переплете. Камилла присела на краешек постели, стараясь не смять платье, и взяла в руки книгу. Сухие строгие фразы обжигали тонкие пальцы, и остаться бы в спальне, дочитать накануне полученный труд некоего Марчелло Пиранского, что напечатали здесь, в Черном Пределе, в подпольной типографии, но гости, приличия... Когда-то родной, до каждой ниши, каждого закутка обожаемый дом успел стать холодным и скучным. Иногда она ненавидела свою собственную Снежную Королеву, невысокую зеленоглазую женщину с белыми волосами, втиснувшую в ее сердце этот проклятый осколок.

Последние розы увяли с месяц назад, а до выгонки гиацинтов было еще далеко, но Амалия не отчаивалась. Если в предыдущие годы она компенсировала отсутствие букетов в гостиной лишними подсвечниками, то нынешней зимой она пристрастилась мастерить цветы из ткани и бисера, а на каминной полке появилась плетеная корзина с искусно вырезанными деревянными цветами. Подарок дочери, которая заказала их у какого-то мастера.

— О, это платье из Йотунштадта? Какая прелесть!

— Камилла, да ты столичная модница! Тебе бы в нем на королевский бал, нет-нет, не красней, милая, уверяю, ты имела бы огромный успех!

Георг закономерно отреагировал на это щебетание, галантно целуя руку сестры. Чтобы скрыть гримасу досады, не иначе. Он-то так и не сумел покинуть захолустье Черного Предела и вырваться в столицу.

— Благодарю, — мягкая улыбка и легкий поклон младшим дочкам Теодора. Старшая, супруга Георга, смотрела на Камиллу с откровенной завистью и явно не думала сейчас ничего хорошего ни о своем замужестве, ни о своей беременности.

Заученные фразы, движения, поклоны. По бокалу вина, а после — за стол, уставленный серебром, хрусталем и фарфором. Запеченный целиком поросенок, забитая на недавней охоте дичь, яблоки в меду, ромалийский овечий сыр. Ты уже читала венок лунных сонетов? Ах, дорогая, в вашем замке всегда есть, о чем побеседовать с утонченными людьми!

— … подавили совсем недавно, двух недель не прошло! Что Вы теперь скажете, добрый мой Фридрих? Помнится, когда-то Вы сомневались в том, что чернь чувствует себя в нашей стране чересчур вольготно.

А вот это уже интересно. Кажется, Теодор говорил о недавних волнениях к югу от Йотунштадта. Выходит, все закончилось поражением бунтовщиков?

— Друг мой, простите за бестактность, но спешу Вам напомнить: Вы когда-то говорили об опасности у нас, в Черном Пределе, и даже в свое время проверили несколько своих деревень. Но ведь ничего не нашли! А единичные вспышки недовольства низших сословий бывали всегда и гасли столь же быстро, как и разгорались.