Мать ветров

— Гордитесь, Джон? — с усмешкой поинтересовался Милош у врача. Кажется, он не хуже рохос научился по поводу и без скрывать свои истинные чувства. Больно было встретить через три с половиной года разлуки полностью седого, будто пожелтевшего, подряхлевшего О’Рейли. Но хотя бы умные серые глаза медика смотрели по-прежнему лукаво и совино.

— И небезосновательно, юноша, ты обязан это признать!

— Охуеть, — высказался на лимерийском Шеннон и сгреб в охапку все такого же маленького, шустрого, но будто бы лучившегося изнутри Дика, мужа высокой яркой красавицы и отца могучего не по годам детинушки.

— Ну дык, — хмыкнул лимериец и постарался не остаться в долгу перед здоровяком-нереем. Гая ему больше не обнять. Не то чтобы они успели всерьез подружиться во время высадки на Драконьи земли, но Дику его не хватало.

— Canalla! Canalla! — бодро возвестил Чико, счастливый долгожитель, как и многие крупные попугаи. Баська молча устроилась рядом с клеткой, восстанавливая в мире гармонию и красоту.

Сеньор Хорхе Альберто и сеньора Изабелла по-стариковски суетливо сдвигали столы в свободном от посетителей по случаю позднего часа зале, расставляли посуду, спешно разыскивали на кухне холодные тортильи, мясо, кофе и текилу, украдкой поглядывали на Милоша, то и дело обнимали и целовали Кончиту — пока вдруг не обнаружили, что их ненаглядная девочка куда-то исчезла. Сеньоры Ортега не успели обеспокоиться по этому поводу и задергать Милоша. Они, как, впрочем, и остальные обитатели «Сомбреро», через несколько мгновений потеряли дар речи.

Потому что в скромный зал гостиницы с сомнительной репутацией вошла самая прекрасная из когда-либо виденных ими роха.

— Отец, тетя, познакомьтесь, пожалуйста. Это — моя мама, — с этими словами Кончита ласково обняла за плечи задрожавшую, будто шарик мельты, готовый сорваться со стебля, женщину.

В окошках обеденного зала свет не гас до поздней ночи, а утром, чуть разрумянилось море на востоке, здесь вновь стало многолюдно. Пришел Уго, который накануне заночевал у жены своего дяди, убитого когда-то корнильонцами. Явились Рой, Стив и еще трое матросов. Из сада через окно влезла обезьяна, но нахалку прогнали, правда, не став отнимать у нее добычу — лепешку, щедро сдобренную чили. Из зарослей монстеры под окнами раздался возмущенный обиженный вопль.

— Лови, глупая, — звонко рассмеялась Каролина и бросила обезьянке небольшой початок вареного маиса. Животное опасливо покосилось на угощение, состроило злую мордочку, лизнуло початок пострадавшим языком и благосклонно приняло компенсацию за свои страдания.

— Рабочие на фабрике спорят, — вполголоса рассказывал Уго Милошу и Кончите. — Одни хотят идти в сельву, в горы. Считают, от герильерос больше толку. Вторые настаивают на забастовке. Третьи предлагают застрелить хозяина фабрики или захватить его сына.

— А большинство? — полюбопытствовал Милош.

— А большинство как всегда. Надеются, что само пройдет.

— С меня лекция, чем скорее, тем лучше. Расскажу им... — тут Кончита беспомощно заулыбалась, потому что к ее ногам деловито приполз совсем освоившийся с тетей Джон. Роха усадила на руки племянника и попыталась вернуть себе приличествующий инспектору народных школ вид: — Расскажу им о том, что вычитала в библиотеке. О том, какими методами рабочие в Корнильоне выбивали сначала пятнадцатичасовой, а после десятичасовой рабочий день. Само пройдет, разумеется.

В самом дальнем углу зала, в стороне от всяческих ушей негромко беседовали сеньор Ортега и Иолотли.

— Тебе бы на исповедь сходить. Я тебя никогда не винил. В конце концов, по моему недосмотру мой подчиненный сотворил с тобой то, что сотворил. Кончита тебя приняла и простила. Бог, верю, тоже простил, но тебе самой после исповеди легче станет. А следом и дочери твоей.

— Схожу, — помолчав, медленно проговорила роха. Плачущие интонации в ее голосе накануне растревожили бывшего полковника, но Кончита заверила, что в первые дни после встречи было еще хуже. Иолотли исподлобья глянула на сеньора Ортегу своими огромными чуть раскосыми глазами, затеребила край потрепанной белой мантильи, которую отчего-то отказывалась снимать: — Схожу, я обещала Кончите. Но прежде у Вас хотела прощения попросить. А потом — у Карлоса.

На цокот копыт за окном в суете и разговорах никто не обратил внимания. Зато все услышали резкие истеричные вскрики.

— Эй! Эй, осторожнее, вы, бестолочи, не трясите! Так... так... Медленно несите, только посмейте качнуть, basuros!

Дик поставил на стол поднос с чашками и расторопно подбежал к дверям. Рванул ручку, выглянул наружу — и тут же нырнул обратно.

— Каролина, срочно третий номер. Милош, все для перевязки. Господин капитан серьезно ранен. Кажется, огнестрельное.

Комментарий к Глава 19. Милош. Россыпь маиса * Факт требования рабочими 17-часового рабочего дня взят из I тома «Капитала» К. Маркса.

По сути Кончита излагает открытую Л.С. Выготским зону ближайшего развития. Зона актуального развития включает в себя то, что человек уже умеет делать. Зона ближайшего развития: то, что ребенок делает с помощью взрослого сегодня, он будет самостоятельно делать завтра. Те действия, которые включены в зону ближайшего развития, являются золотым запасом ребенка. Чем уже эта зона, т.е. чем чаще ребенок предоставлен сам себе, тем меньше он усваивает. Чем она шире, т.е. чем больше разумной поддержки получает ребенок, тем сильнее он развивается.

О связи между экономическим угнетением и угнетением в сфере образования (антидиалогом) пишет Пауло Фрейре в своей «Педагогике угнетенных».

mi alegr'ia (исп.) — радость моя.

Обращение «детушки, мертвенькие» написано под впечатлением от одного эпизода из повести Германа Садулаева «Одна ласточка еще не делает весны».

История матери Кончиты, ее образ, белая мантилья, белые шарики мельты, которые ассоциировались у Кончиты с мамой, появились из легенды о плачущей женщине, la Llorona. Версий этой истории множество. По всей видимости, родилась она еще в Европе, но широкую известность приобрела в Мексике. Общим для всех версий легенды является образ призрака женщины, которая когда-то утопила своих детей и обречена вечно скитаться вдоль рек и озер. По повериям, если ночью слышен крик над водой, то это Йорона зовет своих детей.

====== Глава 20. Али. Лоскутки ======

Темные лужицы в выщербинах мостовой показались ему киноварными, хотя Али прекрасно знал: это всего лишь вода. Короткий веселый ливень смыл всю кровь с площади перед тюрьмой, тем более что ее пролилось не так уж много. Меньше, чем они рассчитывали.

Новорожденный месяц хитро посматривал на старые, кое-где развороченные стены, которые совсем недавно наводили ужас на обитателей Пирана, особенно на тех, кто связывался с политикой. Здесь в свое время шесть лет отсидел Арджуна, здесь три дня продержали Марчелло, видно, рассчитывая запугать его и остальных, схваченных во время первого эльфийского погрома. Мол, если уж в Сырь загремел, то пиши пропало.

Сегодня Сырь пала. Не первая в числе оплотов и символов королевской власти, но первая по-настоящему значимая. С мостовой не успели убрать тела нападающих, из ворот еще не выволокли трупы защитников, а стоны раненых уже тонули в яростном, сладостном гуле, в безудержном разгуле живой стихии, в песнях, которые складывали сей же час. Их распевали в обнимку мятежники, которые только что закрыли глаза своим друзьям, узники, что и не чаяли выйти на свободу, воины короны, перешедшие на сторону восставших.