Мать ветров

Главная цитадель княжества, Шварцбург, неумолимой ненасытной громадой нависала над молодой республикой. Она заглатывала, всасывала, впитывала в себя верных короне людей и время от времени наносила удары по освобожденным поселениям, чаще всего тем, где защитники из фёнов, вольных братьев и самих крестьян были в дефиците. Расчет оказался верным. Пара сожженных дотла деревень и ряды шибениц с изуродованными висяками вдоль дорог, и вблизи Шварцбурга народ зашептался, мол, а сдалась нам такой ценой эта свобода. Южная и северная границы Черного Предела не волновали восставших, там дружественные силы добивали собственных землевладельцев. Еще севернее, в Волчьих Клыках, той их части, что была отрезана от остального массива глубокими ущельями и географически выделялась в обособленную единицу, подняли головы гномы, которые больше двадцати лет терпели владычество Грюнланда. А вот с востока изрядно доставали войска его величества.

Отражать удары с восточной границы и ждать подвоха изнутри они дольше не могли. Главную цитадель необходимо было взять. Собственно, именно к ней держали путь стрелки Фёна под командованием Арджуны. Планировали дать роздыху себе и коням до рассвета и помчаться к Шварцбургу. Аккурат в канун соботок.

В солидном, просторном, сложенном из дубовых бревен доме, где многие годы обитали жрецы, разводили суету Герда, местный знахарь, в чьей компетентности она успела убедиться, пара помощниц и вездесущая малышня под ногами. Хорек, Саид и Мария добавляли шуму в этот бардак. Арджуна с достоинством изучал до дыр засмотренную карту.

— Знала бы ты, что о твоей жене говорят, пока тебя нету, — смешливо фыркнула Герда, когда во время очередного рейда мимо Саида тот откровенно прихватил ее за бедро.

— Кто посмел? — дурашливо нахмурился Саид.

— А дружок твой, Хорь! Говорил, мол, кабы по девчонкам был, так попытался бы отбить меня у тебя!

Комната слаженно заржала, как могут ржать только люди, готовые назавтра встретить смерть.

— О как, — лучник разворошил кудрявую голову и с обидой уставился на ехидную обожженную физиономию. — А коли ты сейчас не пытаешься отбить меня у Герды, так выходит, по-твоему, я страшный?

— Что ты, что ты, красавец, каких поискать! Я ж токмо стеснялся, но по случаю, как ты сам предлагаешь... — живо отозвался Хорек, похабно обхватил друга за талию и чмокнул его в щеку от всей души.

Мария выразительно повела кистью вверх-вниз по высокой колбе, Герда помахала в воздухе мешочком с травами с отметкой, мол, увеличивает мужскую силу, а Арджуна прикрыл рукой лицо. Детей, к счастью, во время этой пантомимы в комнате не пробегало.

Печальный жрец, который добровольно предоставил большую часть своего жилища под больницу, тихонько притулился в углу, долго наблюдал за кипучей деятельность, а после исчез и вернулся с подносом. Расставил на столе кружки, кувшин с медом, миску с соблазнительной зеленью, нарезал хлеба и сала. Вся честная компания дружно рванула к столу, и даже Арджуна поторопился. Хорек хватил было краюху со стола, но вдруг отдернул руку и виновато зыркнул исподлобья на жреца.

— За то, что вместе с добром сожгли... Простил бы ты, а. Люди сказали, ты лавки сам сколачивал. Нехорошо вышло. Прости.

На белом лице мелькнуло подобие улыбки. Служитель осторожно тронул тонкими пальцами воздух у обожженной щеки Хорька:

— Где тебя так?

Бывший разбойник неопределенно дернул плечом. За него ответил Саид. Жрец побледнел еще больше, хотя куда уж больше-то, и спросил, прочистив осипшее горло:

— Сколько человек твой барин сжег?

— А кто б считал... Почитай, дюжину, а то и все две, — сквозь зубы выцедил Хорек.

— Две дюжины, — эхом откликнулся жрец. Протянул бывшему разбойнику руку: — Лавки — не люди. Сколотить заново можно.

После перекуса Саид решительно перекинул Герду через плечо и под аккомпанемент очередного истерического припадка смеха потащил на задний двор. Пошарил глазами по хозяйственным пристройкам, выбрал баню и сгрузил свою любимую ношу на лавку в предбаннике. Сам устроился рядом и обнял покрепче волчонка, доверчиво прильнувшего к нему.

— Как мама, ты видела ее?

— Видела. И сестренок, и братишку, и отчима тоже видела, — затухая с каждым словом, ответила Герда. Приободрилась от мягкого прикосновения губ к шее у основания косы и пересказала и давешнюю, и утреннюю встречи как есть, без утайки.

— Что страшно, Саид... Я ведь готова была его в горло ткнуть. Мама глядела, родные, соседи, а я... Зверь внутри так рычал, так рвался. Это же из-за отчима я в барский дом попала. Это из-за него под Георга легла. И вот он слабый передо мной стоял, ну кто он передо мной с ножом, какой Петра сковала? Слабого — и убить... Страшно, если бы ты знал, как я сама себя испугалась.

— Волчонок, пушистый мой... А что остановило тебя?

— Да страх этот и остановил. Как убить, живого, безоружного, на глазах у жены и детей? Он живой человек, Саид. Обижал меня, крепко обижал, но если за каждую обиду резать... Не то преступление, чтобы за него так наказывать.

Грустный, певучий голос отозвался сладкой мукой в груди. Саид поцеловал ее удивительные серые глаза, опутал всем собой мягкое теплое тело. Фыркнул в растрепавшуюся на виске косу:

— Так — нельзя наказывать. Но разок я ему по яйцам двину, уж не серчай. Не бойся, не поколю. Что ж я, зверь, тещу без постельных радостей оставлять?

— Любый мой, какой же ты добрый...

— … когда трезвый! — закончили хором, вспоминая байку с базара в Блюменштадте.

— Ох, ладно, ну его, — Герда завозилась, откинулась поудобнее на сильную грудь лучника и прошептала мечтательно: — Мне Радко сегодня приснился...

— Вот это давай во всех подробностях.

— Кожи где? — спросила Зося у крестьян, которые только что доставили к лагерю возы с тем, что командир затребовала в деревнях.

— Дык это... У нас-то их и нету, а у соседей... Не дали, — растерянно развел руками мужик.

— Ясно, — Зося отловила за шкирку пробегавшего мимо мальчонку, из тех, что пришли вместе с отцами под стены Шварцбурга, и велела: — Найди Анджея, скажи, в деревню поедет, кожи добывать.

На макушку командиру свалилась шишка. Зося задрала голову и увидела пушистый рыжий хвост, стрелой взлетевший вверх по сосне. Только белки для полного счастья не хватало. Ведьму раздражало буквально все в том кавардаке, который творился в лесочке неподалеку от Шварцбурга, и она живо вспоминала давние времена, когда Кахал гонял зеленых бойцов в хвост и в гриву, костеря на чем свет стоит. Впрочем, надо отдать должное их странной армии, дисциплины за месяцы восстания прибавилось.

— Мам, хорош пылать праведным гневом, там приятели Камиллы прискакали! — весело объявил Саид, кудрявым вихрем примчавшийся со стороны палаток.

— Сейчас, Анджею инструкции выдам и приду. Вы их там хоть попотчевать чем сообразили?

— Эрвина обижаешь? Конечно!

Через четверть часа, отправив Анджея с короткой злой запиской вместо благословения, Зося бегом бросилась к палатке, даром что почти сорок пять и коса седая. Но друзья Камиллы, которых девушка по поручению фёнов окучивала все эти годы, вполне оправдывали подобный порыв. Не каждый день в крепости противника обнаруживалось аж целых три сторонника нападавших.

Рядом с палаткой командиров стоял наскоро сбитый стол, заставленный и заваленный баночками, мешочками с травами, перевязочными материалами, инструментами и прочим лекарским добром. Шалом, Герда, медик второго отряда Тиль и знахарь из вольных братьев спорили, видно, отбирая самое необходимое для сумок первой помощи. С той стороны, где сколачивали защиту для лучников и тарана, донесся смачный матерок. То ли кто кому доску на ногу уронил, то ли напортачили чего.

У приподнятого полога ее встретил вилявший всем телом Фенрир. Пес прибыл в лагерь всего несколько часов назад вместе с Эрвином и бросался буквально на каждого из своих, ликуя по поводу долгожданной встречи. Зося мимолетно потрепала лопушистые задорные уши и нырнула в прохладный полумрак, вскруживший голову ароматом каши с грибами. Ох, балует менестрель дорогих гостей, небось, предпоследнюю горсть сушеных боровиков на них перевел! И не сказать, чтобы зря.