Мать ветров
Шрифт:
— Habibi…
— Все, забудь. Работа работой, а ты уезжаешь на рассвете, и когда мы еще увидимся? Забудь. Сегодня есть только мы.
В деревню въехали в сумерках.
Влажный запах умытой талыми снегами земли кружил голову, ощущение простора, простоты и звенящей тоски пьянило, пленяло городского жителя. Марчелло жадно впитывал в себя все цвета, звуки и запахи селения, где ему предстояло жить в ближайшие несколько месяцев, но сердце то и дело екало. Не обернуться, не взять за руку, не спросить, даже не поймать взгляды — прямой, озорной, зеленый и туманный, далекий, карий.
Рядом
Ну что ж, вдвоем всяко лучше.
У ворот их встречали. Тонкая фигура в длинной, в пол, рубахе, слабо освещенная фонарем, казалась призраком на фоне мощных столбов. Ансельм, удивительный жрец, успевший подружиться с вольным братом Буэнавентурой, который сжег его храм.
— А я уж и ждать отчаялся, — улыбнулся Ансельм. Будто еще один фонарь затеплился.
— Дорогу развезло, телега провалилась — насилу вытащили! — смущенно оправдался Милош и в качестве доказательства похлопал по своим изгвазданным штанам. Точно такой же красоты штаны были на Марчелло.
— Ничего, это мы поправим! Идемте же, идемте, покажу, где пристроить лошадь, и стол давно накрыт! По весне скромно, но — чем богаты, — не менее смущенно ответил жрец.
Дом, две трети которого занимала больница, стоял с таким незыблемым, спокойным, широким видом, словно не только врос в землю, но и сросся, слился с ней на веки вечные. Марчелло провел рукой по темному, внушительному бревну и вполголоса спросил у Милоша:
— Что это?
— Дуб, причем очень качественный. Бывший жреческий дом! Тут поблизости нет ни одной дубравы, видишь, специально издалека привезли.
В оставшейся трети дома, где жил жрец, нынче было шумно и людно. Охочие до новостей и столичных сплетен селяне плотненько сидели на лавках. «Как голуби под крышей библиотеки», — мысленно усмехнулся Марчелло.
— Проходите, проходите же! — приветливо суетился Ансельм, усаживая гостей в торце стола и пододвигая к их тарелкам миски с жареной на сале картошкой, печеной репой и гречневой кашей с грибами. Деревенские подтянулись к угощению самостоятельно. Жрец снял с полки за шторой мутную бутыль с будто бы бесцветной жидкостью. — Вина, увы, давно не держим, а самогон отменный, на вкуснейших корешках! Устали, небось, с дороги-то, отведаете?
Марчелло краем глаза заметил, как Милош едва не поперхнулся. Ну еще бы, у него после смерти матроса Джека самогон на корешках радостного отклика не вызывал. Историк ответил поспешно за обоих:
— Благодарствуем за заботу! Но, не обижайся, мы к хмельному не привыкли.
— Да, простите, как я мог забыть, — отчего-то грустно вздохнул жрец. Передал бутыль мужику с великолепной русой бородой и хитрыми глазами, а сам взялся за ухват и вытащил из печи горшок. По запаху — сбитень. — Тогда медку?
— Охотно! — громко сказал Милош, а когда хозяин отвлекся на одного из селян, пихнул друга локтем и шепотом спросил: — Ну, как тебе?
— Кажется, я догадываюсь, отчего Саид и Герда им очарованы, — улыбнулся Марчелло. В самом деле, преподобный Ансельм, светленький, худенький,
умудрялся быть одновременно предупредительным хозяином и в то же время не терял своего достоинства, не страдал неприятной услужливостью. Искренность в каждом слове и жесте — пожалуй, так в первом приближении можно было определить секрет жреца.Первое время оба немаленьких гостя умудрялись делать вид, что их тут вообще нет, и внимательно слушали разговоры деревенских.
Те обсуждали, прежде всего, грядущую пахоту, обсуждали смачно, душевно, с откровенным наслаждением. Еще бы, ведь крестьяне собирались пахать, а после засевать не барскую землю! Правда, и не свою личную, а землю Республики, но неудовольствия в голосах не сквозило. Возможно, только сейчас.
Не обходилось без семейных пересудов, повозмущались немного, что одной семье надел отрезали вроде бы по количеству людей, да только двое мужиков частенько пропадали на заработках. Хлебнувший как следует самогона древний дедок рассказывал откровенно бредовую, но донельзя красочную и увлекательную байку.
Голова у Марчелло слегка трещала от восприятия непривычных забот, а еще он постоянно тормошил Милоша, спрашивая нечто вроде:
— «Всопрел» — это что?
— Вспотел, — откровенно веселясь, просвещал своего ученого друга Милош. Вдруг он как-то особенно тепло улыбнулся и добавил: — Знаешь, я и сам будто заново открываю для себя родной говор.
— А чегой-то наши гостюшки сидят, ровно языки в трясучке по дорогам нашенским откусили? — поинтересовался во всеуслышание хитроглазый мужик.
— Откусить не откусили, но пожевали малость! — подхватил шутливый тон Милош.
— Правда, расскажи про свои путешествия. Да хоть про Драконьи земли! — предложил Марчелло, прокручивая в голове нехитрый план. Если его самого спросят о Пиране или Милоша о Бланкатьерре, то волей-неволей разговор перекинется на политику и конкретных людей. А обсуждать в чудесной, душевной, но изрядно захмелевшей компании то, что до боли царапало обоих, не хотелось. Зато зеленый диковинный мир как нельзя лучше годился для дружелюбной нейтральной беседы.
В горнице сделалось тихо-тихо, так, что слышны были дрова в печке и редкий, ленивый лай собаки. Крестьяне оставили в покое миски и кружки, а некоторые даже протрезвели. Древний дед-сказитель смотрел на Милоша с откровенной завистью, а на морщинистом лбу буквально читались сюжетные ходы, которые он откладывал для своей новой байки.
— Да как же так... без людей-то, — промолвила, печально подперев рукой щеку, молодая женщина, когда рассказчик решил перевести дух и глотнуть меда.
— Действительно, — присоединился к ней Ансельм. — Неужели даже следов человека не нашли?
— Не только человека, но и вообще любых животных с горячей кровью, — ответил Милош. — Знаете, это неповторимое впечатление... Я побывал на двух островах, где мы не обнаружили людей. Первый остров был поменьше, и у его берегов паслись удивительные морские животные, чем-то похожие на наших коров. Они доверчиво подпускали нас к себе, мы с моим другом плавали прямо посреди их стада, а они не боялись. Наивные. Они просто не знали, что человека следует бояться. А второй остров сам оказался для нас опасным. Прекрасным, восхитительным и коварным. Дважды мы едва не погибли от зубов и когтей животных, которые напоминают о драконах из наших легенд.