Мерецков. Мерцающий луч славы

Когда все ушли, Будённый закурил. По запаху дыма Мерецков понял, что командарм курил трофейные французские папиросы.

–  Хочешь?
– Семён Михайлович протянул ему папиросу.

–  Не откажусь!
– Кирилл Афанасьевич взял папиросу из рук командарма и прикурил.
– Крепкие, до самой печёнки достаёт дымок.

–  Не скажи, «академик», - качнул головой Семён Михайлович.
– Всё же наша махорка крепче.
– Он пристально посмотрел на генштабиста, и тот уловил в его взгляде чувство досады, хотя внешне командарм оставался спокойным.
– У меня к тебе предложение. Хочу, чтобы ты остался в моей армии, - перешёл он на официальный тон.

Мерецков резко вскинул голову.

–  Не могу, товарищ командарм, хотя служить в Конармии почётно - армия не знает поражений!

Семён Михайлович никак не отреагировал на эти слова и продолжал:

–  Дам тебе в подчинение бригаду, можешь возглавить и разведку армии, а Стройло назначу своим помощником. Ну как, согласен?

–  Никак нет, товарищ командарм, - сухо возразил Мерецков.
– Судите сами: два курса Академии Генштаба я закончил, остался третий и - выпуск! Зачем же мне бросать учёбу?

–  Ты что же, хочешь умнее всех стать? Ты два курса окончил, я же вообще никаких академий не кончал, а уже разбил войска не одного белогвардейского генерала.

–  У вас, товарищ командарм, есть военный талант, чутьё на врага, что ли, а мне всё это надо ещё в себе выработать. Берите к себе молодых конников, они сочтут за честь сражаться в рядах вашей Конармии.

–  Факт, сочтут за честь, но кто их будет учить? Ты вот не желаешь помочь мне, а?
– Лукавая улыбка вспыхнула на смугловатом лице Будённого.
– Ладно, я тебя, Мерецков, понял и не осуждаю. Считай, что этого разговора не было!..

–  Понял, товарищ командарм!
– Мерецков взял под козырёк.
– Разрешите идти?..

Через два дня Конармия пошла в наступление. Удар под Озёрной наносила 4-я дивизия Коротчаева, в которой был и Мерецков. За ней следовала 6-я дивизия, а фланги обеспечивали 11-я и 14-я дивизии. После яростного боя белополяки дрогнули, и 4-я дивизия ворвалась в Ягнетин, с ходу форсировав реку Ростовицу. Справа и слева прорвались 11-я и 14-я дивизии, а в Озёрную вошли конники Семёна Тимошенко.

Мерецков всё это время занимался разведкой, уточняя, где находятся войска противника, каковы они, и, хотя в пылу боя он действовал осмотрительно, у разбитого дома по нему открыл огонь белополяк. Пуля сорвала с головы фуражку. В какое-то мгновение Кирилл Афанасьевич увидел вражеского пулемётчика, его красное, налитое ненавистью лицо, бросил на него коня и с ходу рубанул шашкой.

«Стоило мне замешкаться хотя бы на секунду, и я лежал бы трупом на сырой земле!» - остро кольнула недобрая мысль.

А конармейцы уже лавиной неслись на неприятеля. В воздухе блестели сотни клинков, слышалось громовое «ура». Теперь вся Конармия ворвалась в расположение вражеских войск. Белополяки пытались сжать её с боков. По флангам Конармии с севера ударили пулемёты и орудия генерала Корницкого, с юга - кавбригада Савицкого и пехота. Но командарм Будённый не стал отбиваться на флангах, а повёл свои полки вперёд, в глубокий рейд на северо-запад. Сзади Конармии сомкнулось кольцо войск. Так начался знаменитый бердичевский прорыв.

«Умён, чертовски умён Семён Будённый, - подумал о командарме Мерецков.
– На флангах драться не стал, пошёл вперёд, расстроил все боевые порядки белополяков!»

4-я дивизия ушла на Житомир и с ходу овладела им. Потом резко повернула на восток и установила связь неподалёку от местечка Брусилов с Фастовской группой войск, которой командовал Иона Якир...

–  Между Киевом и Винницей мы фактически создали «красный коридор», - сказал на совещании в штабе начдив Коротчаев.

– Ныне конники немного отдохнут, мы подучим боезапас, ударим с тыла по Третьей польской армии и освободим Киев!

И тут произошло то, чего никто не ожидал. Идти на Киев получила приказ Фастовская группа войск, а Конармия повернула на запад.

–  Будем продолжать рейд по вражеским тылам, - объявил в штабе дивизии Коротчаев.

Днём, когда нещадно палило солнце и бойцы старались укрыться в тени, в 4-ю дивизию прибыл командарм Будённый. Мерецков как раз готовил разведдонесение в штаб Конармии. Будённый резво соскочил с коня, отдал повод своему адъютанту Петру Зеленскому, человеку храброму и ловкому, не отходившему от Будённого ни на шаг, вошёл в штаб. Увидев за столом Мерецкова, он басовито спросил:

–  Что ты сочинил в мой штаб?
– Поздоровался с ним за руку, присел рядом.

–  Плохо дело, товарищ командарм!
– выпалил Мерецков.
– Польские войска уходят из Киева, надо бы отрезать им пути отступления, а мы чего-то ждём! Бездействие, как отсыревший патрон, отрицательно сказывается на бойцах.

Будённый хмуро повёл бровью.

–  Сам переживаю этот момент, Мерецков! Жду приказа из штаба фронта, а его пока нет, и куда мне двигать свою армию, я не знаю. Связь у вас действует?

–  А как же!
– воскликнул Мерецков.

–  Тогда соедини меня со штабом фронта!

Приказ был получен.

Первая конная армия готовилась к новым активным действиям. 6-ю и 11-ю кавдивизии Будённый повёл на юго-запад, чтобы прикрыть зону прорыва от флангового удара противника, - по пятам Конармии следовали польские уланы и пехота. 4-я и 14-я кавдивизии под командованием члена Реввоенсовета Ворошилова двинулись на Родомысль, чтобы оттуда нанести удар по вражеской группировке в районе Коростеня. «Первая конная разделилась надвое, что это даст?
– размышлял Мерецков во время привала.
– Как бы ночью нашу дивизию не атаковали уланы. Разведка доносит, что они идут прямо за нами. Надо предупредить начдива...» Он доложил свои соображения Коротчаеву. Тот усмехнулся.

–  Не трусь, Мерецков, уланы разбежались кто куда и до утра носа своего не покажут!

Кирилл Афанасьевич, однако, не разделял его оптимизма и серьёзно заметил:

–  Моя разведгруппа только что вернулась в штаб с пленным уланом. Он заявил, что поляки намерены атаковать Коростень. Как бы беды не случилось.

–  Думаешь ты о деле, Мерецков, но не всегда хорошие мысли вызревают в добрые поступки, - философски заметил начдив и резюмировал: - Иди отдыхать, на дворе уже ночь хозяйничает.

–  Не могу, товарищ начдив. Косогов назначил меня дежурным по штабу.

–  Тогда гляди тут в оба, если что - дай знать.

Мерецков вышел во двор перекурить. Ночь была тёплая и безветренная. В тёмном небе ярко горели звёзды, они часто мигали, словно переговаривались с землёй. Изредка где-то далеко стрекотали пулемёты, слышались одиночные выстрелы, а в небо взлетали красные и зелёные ракеты. Мерецков подозвал помощника, молодого кавалериста с копной рыжих волос.

–  Пётр, ну-ка обойди посты: как там наши часовые, не то ещё уснут, - распорядился он.
– Ты, наверное, слыхал, как погиб Василий Чапаев? Нет? А я тебе скажу: часовые на постах уснули, белые подкрались к ним, штыками закололи и ударили по спящим бойцам чапаевской дивизии.