Месть

–  Она с ней справится, - сказал я.
–  Дуайт Хэндфорд.

Я внимательно смотрел ей в лицо. Оно было совершенно спокойно.

–  Сегодня утром я разговаривала с адвокатом, - сказала Салли.
–  Она думает, что шансов не вернуть ему Адель не больше пятидесяти процентов. Если учесть твердое убеждение судей, что детям в любом случае лучше всего жить с родителями, и вероятность, что Хэндфорд наймет дорогого адвоката, то ее прогноз выглядит слишком оптимистично.

–  Хэндфорд мертв, - сказал я.

–  Что?

–  Мертв.

–  В самом деле? Где он умер? Когда?

–  У себя дома, в Пальметто. Вы хотите знать, как это случилось?

–  На самом деле не очень, - сказала она, набирая воздуха в грудь.
–  Я пытаюсь понять, почему чувствую только облегчение и никакой жалости, а тем более вины.

–  В чем вы можете быть виноваты?

Она посмотрела на меня очень серьезно.

–  Дело в том, что погиб человек, а мне это совершенно безразлично. В чем же еще? Вроде, других грехов я за собой не знаю.

–  Его убили, - сказал я просто.

–  Меня это не удивляет, хотя смерть от пьяной горячки или в драке где-нибудь в кабаке также не удивила бы меня. Я должна подумать о том, что это значит для Адели и как сообщить ей об этом. Я должна буду позвонить нашему адвокату. Иногда смерть - это хорошая новость.

–  Вы хотели, чтобы он умер, - сказал я.
–  Вы говорили, что могли бы убить его.

Она молчала. Ее рот был чуть приоткрыт.

–  Льюис, вы полагаете, что его убила я?

–  Это возможно, - сказал я.

–  Я этого не делала.

–  Вы обиделись на меня. Извините, пожалуйста.

–  Нет, я не обиделась. Наверное, это справедливый вопрос. Я должна представить алиби? Когда он умер?

–  Я думаю, сегодня рано утром.

–  Я была дома, с детьми.

–  Во сколько они встали?

–  Около восьми, - сказала она.

–  Вы могли съездить убить Хэндфорда и вернуться до этого времени.

–  Вероятно, но я этого не делала. Льюис, вы хотите уйти от меня, уйти от нашей... сейчас можно сказать только - дружбы?..

–  Нет. Я задаю вам вопросы, которые может задать вам полиция, сегодня или завтра. У них есть умный детектив по фамилии Вивэз, который...

И тут я остановился на полуслове. У меня возникло еще одно подозрение. У Эда Вивэза была дочь. Он говорил что-то о том, как полезна была бы для всех смерть Дуайта Хэндфорда.

–  Слишком много подозреваемых, - сказал я, откидываясь на спинку стула.
–  У меня всего на одного подозреваемого меньше, чем у полиции: я могу исключить из списка себя. Наша встреча в субботу не отменяется?

–  Не отменяется.
–  Она коснулась моей руки.
–  Выберите место, где нам поужинать. А я выберу фильм.

–  Спасибо, - сказал я.
–  Извините меня, пожалуйста.

–  За что? За то, что вы честны со мной?.. Теперь для меня начинается самое тяжелое. Сказать Адели, что ее отец погиб, должна я, а я понятия не имею, как она будет реагировать. Пожалуй, я сделаю это прямо сейчас, я не в состоянии жить с этим целый день.

–  Сообщите мне, как она воспримет эту новость, - попросил я.

–  Я скажу вам в субботу, - пообещала она.
–  Оказывается, быть подозреваемой очень интересно. Теперь я свободна от подозрения?

–  Да, - ответил я - и соврал.

Выйдя из кабинета инспектора, Фло сообщила мне, что ей придется задержаться с Эдной, чтобы оформить бумаги, а потом Эдна отвезет ее домой. Фло выглядела взволнованной и сияющей. Они торопились уладить дело.

Я передал Салли то, что Харви сообщил мне о новом вирусе. Она написала электронное письмо всем корреспондентам своей адресной книжки, чтобы предупредить их, и я ушел.

Я не сомневался в том, что Хэндфорд убил Берил Три, но точно не знал, кто прикончил Тони Спилца и самого Дуайта Хэндфорда, хотя в лице двух последних человечество не понесло никакой утраты.

Главным кандидатом оставался Джон Пираннес. Он поссорился со Спилцем, вносившим свою лепту в обучение Адели. Хэндфорда он хотел убрать потому, что тот, возможно, стал свидетелем убийства Спилца, и потому, что он был непредсказуем, агрессивен и опасен. Возможно, Пираннес знал, что Дуайт убил Берил. Я решительно склонялся к тому, что это был Джон Пираннес.

Этот ответ мог бы закрыть для меня дело Хэндфорда, но дело Хэндфорда закрываться не хотело.

Я должен был знать наверняка.

Мою жену сбил пьяный водитель, который сбежал с места преступления. Его не нашли, и дело так и не закрыли. Мне требовалась законченность, определенность. И я должен был как можно скорее поговорить об этом с Энн Горовиц.

Синий «Бьюик» проехал за мной до стоянки «ДК». Я подошел к Дэйву, выглянувшему из окна.

–  Как торговля?

–  Не шибко. В дождь всегда мало народа, но меня это не огорчает. Ты был у Пираннеса?

–  Был.

–  И остался жив. Поздравляю! Сегодня утром «Красавица» снялась с якоря и двинулась в неизвестном направлении.

–  Неудивительно.

–  Возьмешь бургер и близзард?

–  Я только что пообедал, дай колу.

Дэйв указал глазами на что-то за моей спиной. Я обернулся и увидел двух полицейских. Их машина стояла в нескольких футах от нас.

–  Льюис Фонеска?
–  спросил один из них.

Оба копа были молодые. Один стройный, гладко выбритый, а другой, плотный, с пышными светлыми усами.

–  Да, - сказал я.

–  Будьте любезны проехать с нами. Детектив Вивэз хочет с вами поговорить.

–  У меня есть выбор?

–  Нет, сэр, - ответил худой коп.

Я не спрашивал, могу ли поехать за рулем своей «Гео», и забрался на заднее сиденье их автомобиля. До недавних пор эмблемой полицейских машин штата служило изображение микеланджеловского Давида на дверце. Копия статуи стояла во дворе музея Ринглинга, а копии с копии украшали двери, вестибюли и казенные машины города. Отголоски этого поклонения далекому европейскому искусству остались до сих пор. Я не очень разбираюсь в живописи, но мне нравился музей, полированные полы темного дерева и старинного вида галереи с картинами в рамах с пышной резьбой, которые Ринглинг собрал во время своих путешествий в Старый Свет. Кто-то знающий говорил мне, что это худшие работы лучших мастеров - Рембрандта, Тициана и компании.