Месть

–  Спасибо, нет.

Я сел. Она сняла с шеи полотенце и присоединилась ко мне.

–  Итак?
–  спросила она.

–  Почему доктор Грин посоветовал мне сперва обратиться к вам по поводу Мелани Себастьян?

–  Я не знаю, - сказала она.
–  Я спрошу, когда увижу его, хотя мы с ним практически не разговариваем.

–  Почему?

–  Я не думаю, что он благотворно повлиял на Мелани, - сказала она.
–  Извините меня.

Она нервно встала и ушла в дом, оставив меня смотреть на дождь, который становился умереннее, но зарядил явно надолго. Он даже не приносил свежести. Кэролайн Уилкерсон вернулась, неся стакан с прозрачной бесцветной жидкостью.

–  Вода, - сказала она, поймав мой взгляд.
–  Я не пью.

–  Это не мое дело.

–  Вы правы.
–  Она снова села и посмотрела мне в глаза.

–  Миссис Уилкерсон, - сказал я.
–  Я пытаюсь найти вашу подругу. Мне кажется, она попала в какую-то беду. То, что она делает, выглядит бессмыслицей. У нее были серьезные проблемы в эмоциональной сфере?

–  Вы не обсуждали этого с Карлом?

–  Пока нет, я просто следую совету Грина.

–  Почему же вы не зададите этот вопрос ему? Он ведь психиатр.

–  Он ничего мне не скажет. Профессиональная этика. Может быть, поэтому он послал меня к вам.

–  О господи, - вздохнула она, поднимая глаза к небу.
–  Как я это ненавижу.

Последовала пауза.

–  Мелани впала в депрессию, в глубокую депрессию, которая, возможно, все еще продолжается. Она несколько раз заговаривала со мной о самоубийстве. Говорила, что занимается этой проблемой с Джеффри Грином.

–  А в чем была причина депрессии?

Кэролайн Уилкерсон провела пальцем по влажной верхней губе, посмотрела на свой палец и сказала:

–  Я не знаю. Может быть, что-то из ее прошлого. Она почти ничего не рассказывала о нем. Перед тем как исчезнуть, она съездила к кому-то из родственников на север, кажется к тетке, больше у нее никого не осталось. Старший брат Мелани погиб во Вьетнаме, отец умер, когда она была маленьким ребенком. Мать - не знаю, Мелани почти не говорила о ней, но я поняла, что она страдала душевной болезнью.

–  И вы думаете, что, может быть, Мелани...

–  ...больна.

–  Суицидальные наклонности?

Она опустила голову.

–  Да. Я говорила с одним знакомым врачом. Из того немногого, что я могла сообщить ему, он заключил, что возможна какая-то наследственная органическая патология. Я думаю, что, если вы не найдете Мелани в ближайшее время, она может что-нибудь с собой сделать.

–  А Карл Себастьян любит свою жену?
–  спросил я.

Она посмотрела на меня так, как будто разглядывала существо низшего порядка, к тому же умалишенное.

–  Он обожает ее, - сказала она.
–  Вы бы только видели их вместе! В Мелани весь смысл жизни Карла. Он удивительно сильный и здоровый человек для своего возраста, но я думаю, что если Мелани... если вы не найдете ее, он этого не переживет или будет совершенно разбит. Мой муж всегда говорил, что Карл - гений, что у него чутье на прибыльную сделку, на верный момент. Карл помог моему мужу сколотить капитал. Найдите Мелани, мистер Фонеска.

–  У вас нет ни малейшей идеи, где она может быть?
–  спросил я.

–  Ни малейшей, - сказала она.
–  Я понятия не имею, почему Джеффри Грин направил вас ко мне.

–  А знаете ли вы невысокого мужчину, похожего на медведя, лысоватого, с грубым лицом, который ездит на синем «Бьюике»?

–  Нет.

–  Когда вы потеряли ваши водительские права?

Она отвернулась, потом снова посмотрела на меня.

–  Откуда вы знаете, что я их потеряла?

–  Это моя работа.

–  Какое это имеет значение?

–  Ими пользовалась Мелани. Она переклеила фотографию и заламинировала карточку. Когда ей нужно, она становится вами.

Кэролайн Уилкерсон постучала накрашенными ногтями левой руки по стеклянной столешнице.

–  Что любит читать Мелани Себастьян?

–  Читать?
–  переспросила она.
–  Не знаю... Какое это имеет отношение...

–  У нее есть любимое блюдо?

–  Я никогда не замечала, - сказала она с раздражением.

–  Если бы я знал это, я, возможно, мог бы проверить, не покупала ли она книг, не ходила ли в ресторан, где подают ее любимую еду.

–  Понимаю, - сказала она.

–  Какой у нее любимый фильм?

–  Тоже не могу сказать.

–  Она демократка, республиканка? Безразлична к политике?

Кэролайн Уилкерсон покачала головой.

–  Я бы очень хотела быть вам полезной, но мы никогда не говорили с ней об этих вещах.

–  О чем вы говорили?

–  Об одежде, о знакомых, сплетничали. Это кажется поверхностным, но мы обе занимались серьезными вещами.

–  Какими именно?

–  Вы хотите знать, чем я занимаюсь?

–  Да.

–  Я выполняю добровольную работу в Женском центре. Но это действительно совершенно вас не касается.

Я был ей решительно неприятен. Дождь кончался, и я сожалел об этом.

–  А чем занималась Мелани? Я имею в виду - серьезным.

–  Она работала с детьми. Собирала деньги, передавала их организациям, поддерживающим брошенных или пострадавших матерей, детей. Сама она не могла иметь детей.

–  Почему?

–  Какая-то болезнь, - сказала Кэролайн Уилкерсон, проводя тонким пальцем по кромке стакана.
–  Не знаю, что именно, она никогда не говорила. Мне нужно идти.

Я встал и сказал:

–  Это почти все, что у меня есть на данный момент. Вы мне очень помогли.

–  Надеюсь, что это так.

Она тоже встала и посмотрела на меня - уже без того налета презрения, который я чувствовал сначала.

–  Найдите Мелани, - сказала она.
–  Найдите ее скорее.

–  Я найду, - пообещал я.

Она протянула мне руку. Я мягко пожал ее, и она проводила меня обратно через дом к входной двери.

Возможно, Мелани Себастьян и Кэролайн Уилкерсон и были лучшими подругами, однако Кэролайн явно знала о своей приятельнице не слишком много. Может быть, Мелани была не из тех, кто любит откровенничать, а может быть, Кэролайн дала понять, что не хочет подходить слишком близко и узнавать слишком много.

Есть люди, живущие как бы на поверхности. Они не хотят заглядывать себе в душу, а тем более в души других. За тем лицом, которое мы показываем миру, обычно есть нечто, что убийственно действует на таких людей, как Кэролайн Уилкерсон. Кэролайн Уилкерсон до последнего момента будет оставаться привлекательной, прибегая к пластической хирургии, диете, гимнастике и косметике, а затем наденет новую маску - меланхолического спокойствия.

В действительности я сам не знал того, о чем рассуждал. Это была фантазия, которая казалась правдоподобной, но могла не иметь под собой ровно никаких оснований. Например, за моей внешностью не скрывалось почти ничего - по крайней мере, ничего такого, о чем мне было бы известно.