Место третьего

— Фиро! Фиро, он же меня пристрелит!

Дайчи беспомощно трепыхается в захвате Хироши, но нож из руки так и не выпускает.

— Заткнись! Он не выстрелит. У него кишка тонка.

— Фиро, хватит! — кричит Кейдзи, однако уже с приличного расстояния. Хацуко трётся рядом, явно не собираясь приходить к кому-то на выручку.

— Фиро, бросай! — Хироши встряхивает Дайчи. — Фиро!

— Фиро, пожалуйста! Он в меня выстрелит!

— Заткнитесь все! Уйди, Агацума!

Сейчас меня спасает лишь то, что у Фиро есть только один выстрел, который он не хочет тратить на Соби. Выпустить вторую пулю уже не успеет. Сколько бы он ни сомневался в Хироши, историю с тем педофилом я вспоминаю до сих пор…

— Бросай немедленно!

— Фиро, давай же, он меня сейчас задушит!

— Отвалите!

У Фиро руки ходят ходуном, пистолет опасно трясётся, Соби отступает назад, чтобы заслонить меня плотнее. Дайчи дёргается ещё отчаяннее. Эта бесконечная сцена уже сочится всё нарастающим напряжением. Именно в такие моменты люди и совершают самые огромные в жизни глупости. И этот не становится исключением.

Всё происходит так быстро, что я едва осознаю…

Дайчи наконец удаётся вывернуться — как именно, мне за Соби не видно. Потом слышится короткий вскрик Хироши, а следом почти одновременно гремят два выстрела…

Краем глаза я замечаю летящего на землю Фиро и успеваю понять, что вторая пуля выпущена из его пистолета, всё ещё смотрящего в мою сторону.

Короткий рывок вниз — и я уже лежу ничком на холодном асфальте. Пальцы вязнут в чём-то тёплом и липком. Горячее дыхание щекочет мне ухо. Кто-то громко стонет неподалёку.

— Стоять! Я держу его! — бодро выкрикивает Накахира, а следом за ним кричит уже Фиро.

Меня трясёт. Я ранен? Почему боли нет? Саднит только ладони, которые я успел подставить, когда падал. И, как ответ, судорожный выдох мне в шею…

Оно шевелится во мне, кричит, паникует, воет от боли. Не моей боли — чужой. Эта чёртова Связь истошно орёт мне прямо в череп. Я понял уже, всё понял, у меня трясутся руки, голова идёт кругом. Пытаюсь повернуться и не могу — я придавлен к земле. Кто-то где-то суетится, куда-то бежит — мне не до них. Связь не даёт мне думать ни о чём другом.

— Соби… — приподнимаюсь на руках с трудом, как могу, тёплое и липкое на моей шее. — Соби.

Сердце сжимается от почти животного страха. И так тоскливо, так горько, так… Уйди, заткнись, не сейчас! Мне нужна трезвая голова.

Кое-как перекатываюсь на спину, заставляю его поднять голову. И облегчённо выдыхаю, когда он садится сам, упираясь одной рукой в землю. Вторая бессильно повисает вдоль тела. По светлой ткани его пиджака расползается бурое пятно. Я рывком спускаю с плеча пиджак, рву рубашку… Чёрт, тут всё в крови! Часто моргаю, чтобы прогнать застывшее перед глазами кровавое месиво.

Соби, встрепенувшись, перехватывает мою ладонь, сжимает, качает головой.

— Сэймей… Сэймей, всё в порядке, просто царапина.

Тут столько крови, что я не могу разглядеть, куда вошла пуля. Бестолково вожу глазами по его плечу, протягиваю руку, но тут же отдёргиваю… и тянусь вновь.

— Сэймей, прекрати, — Соби хватает моё запястье второй рукой, и это, наконец, меня немного успокаивает.

— Пуля… Где пуля?

— Валяется где-то у забора. Она только задела. Раны нет.

Поднимаю глаза выше и замечаю лишь теперь. Никакого отверстия действительно нет, только края кожи порваны. Правда, порваны сильно, потому и столько крови. Но, к счастью, это не опасно. Второй вдох позорного облегчения за последние полминуты.

Едва меня отпускает, первым делом велю истеричке-Связи заткнуться, а сам поднимаюсь на ноги, чтобы оценить ситуацию.

Фиро лежит на животе, рыча как зверь и грязно ругаясь. Пулевых ранений на нём нет — успел отпрыгнуть, когда Хироши выстрелил. Зато нос разбит в кровь — презент от Накахиры, который оседлал его ноги и теперь пытается связать запястья за спиной широким ремнём. У него на лице такая нелепая смесь детского восторга и сосредоточенности, что понятно: ему сейчас не до того, что творится в окружающем мире.

А в окружающем мире у нас отсутствует Дайчи, который наверняка сразу же дал дёру с полигона. А ещё… Faceless стоят на коленях возле Хироши.

— Хироши!

Подбежав, расталкиваю их и опускаюсь на землю. Вот тут уже всё серьёзней. Хироши слабо шевелится, скребёт по асфальту ногами и стонет. Он прижимает ладони к животу, из которого торчит рукоятка охотничьего ножа…

— Сэй… Сэ…

— Тише, не разговаривай.

Лихорадочно шарю глазами вокруг, в поле зрения попадает шарф Хацуко, который я бесцеремонно сдёргиваю, комкаю и вжимаю в рану. Хироши рычит от боли, в уголках глаз появляются слёзы.

— Так, — поднимаю голову и внушительно смотрю на обоих Сигимори. — Быстрее бегите в административный корпус. Поднимите на уши всех учителей, скажите им, где мы, если эти глухари ещё не поняли, откуда были выстрелы. И приведите врачей с носилками. Скорее же!

Повторять не приходится — Faceless молча вскакивают на ноги и бегут к воротам. Хироши начинает крупно трясти.

— Сэй… Ты скажешь Саки, что?..

— Замолчи, замолчи немедленно.

— Нет… Сэй… Они… не успеют…

Хироши хрипит и заходится в кашле. У меня руки в крови чуть не до локтей, а шарф уже весь промок. Пытаюсь приладить его как-то поаккуратнее, но он пропитался насквозь.

— Сэймей.

Поднимаю голову. Над нами стоит Соби, рвано дыша и хмурясь, и протягивает мне пиджак. Пятно на его рубашке стало ещё больше. Хватаю пиджак, быстро складываю и прижимаю к ране, вырывая у Хироши ещё один болезненный стон.

— Хироши, дождись их. Они скоро будут. Нельзя тебе сейчас умирать, — шепчу в порыве едкого отчаяния.

— Почему?.. — несмотря на боль, он умудряется улыбнуться. — Фиро уберут… Тебе больше… некого бояться… здесь…

Я стискиваю зубы. Ты знаешь, Хироши. Ты уже давно всё понял. Ты называл меня своим другом для красного словца, да?

— Не неси чепухи, — бормочу пересохшими губами. — Ты только… дождись их, Хироши.

— Но ты… всё равно… скажи ей… Ты скажешь? Скажи Саки… она свободна…

То ли Хироши трясёт всё сильнее, то ли у меня самого уже дрожат руки — не разберу. Но мне и страшно, и тошно, и больно — я уже на пределе.

— Зачем ты сунулся сюда один, дурак?

— От дурака… слышу… Ты сам… зачем… сю… да… Дурак…

Хироши вдруг замолкает, его веки опускаются. Рот остаётся чуть приоткрытым. На губе кровавые капли.