Место третьего
Шрифт:
Постояв ещё немного в тревожных раздумьях, всё же решаю наконец взять себя в руки. Мне полагается радоваться, что так легко отделался, а не подкармливать свою паранойю. Лучше думать о хорошем. Например, о том, что всего какая-то неделя-полторы — и я окажусь дома, а сюда мне нужно будет вернуться только в конце декабря. Вот Рицка-то обрадуется…
При мыслях о Рицке на душе сразу теплеет, и нервы быстро успокаиваются. И откуда-то разом появляется прилив сил и радостное предвкушение. Мне, как ребёнку, хочется подойти к первому встречному и поделиться с ним своей радостью. Причём желание распирает так сильно, что, кажется, скоро лопну. Нет, эту новость
Войдя в офис, бодро здороваюсь с оператором, сообщаю, куда собираюсь звонить. Захожу в указанную кабинку, снимаю трубку и быстро набираю номер. По привычке я готовлюсь ждать секунд двадцать — телефон один на весь дом и стоит в коридоре, так что сразу мне ещё ни разу не отвечали, — но трубка щёлкает уже после второго гудка.
— Слушаю.
— Мама, привет, это я.
— Да, здравствуй. Что ты хотел?
Тёплое приветствие, нечего сказать. И голос у мамы какой-то надтреснутый и раздражённый одновременно. Как будто она ждала звонка от кого-то другого, а тут внезапно я. Или — вдруг посещает догадка — только что с кем-то очень нехорошо поговорила.
— Что случилось, мама? У вас там всё нормально?
— Да, — отвечает она излишне резко. Потом, помолчав, добавляет: — Нет, не всё. Твой отец не явился сегодня ночевать.
Ну вот, как что — так сразу «мой» отец. Если проблемы у них, то он в первую очередь её муж, а потом уже чей-то отец. Терпеть не могу, когда она предъявляет ему претензии посредством меня.
— А где он?
— Сейчас уже дома. А где был ночью, не знаю.
— Ясно. А как Рицка?
— Он не знает. Думает, что отец вернулся поздно вечером, а ушёл рано утром.
М-да… Я, вообще-то, не о том спрашивал. Но её теперь надолго заест — знаю по опыту. Что бы я сейчас ни сказал, разговор будет возвращаться к одному и тому же раз за разом.
— Дай, пожалуйста, мне с ним поговорить.
Мама молчит несколько секунд, потом заявляет:
— Он делает уроки. Поговорил бы лучше с отцом, может, тебе он что-то расскажет.
Я знаю, что родителей нужно уважать. Но сомневаюсь, что хоть какого-то уважения достойна женщина, которая, во-первых, ревнует одного ребёнка к другому, а во-вторых, пытается втянуть детей в свои разборки с мужем. Иногда с ней бывает очень, очень тяжело.
— Не думаю, что мне стоит в это вмешиваться. Это ведь ваши дела, мама.
— Наши?! — взвизгивает она так, что я вынужден отнять трубку от уха, чтобы не оглохнуть. — То есть тебя совершенно не волнует, когда твой отец шляется неизвестно где и неизвестно с кем?!
— Мама, успокойся, пожалуйста, — устало бормочу я, хотя с тем же успехом мог бы пытаться перекричать сирену.
— Это точно кто-то с его работы! Я даже догадываюсь, кто именно. Эта новая конструкторша. Как только она появилась, он сразу начал задерживаться!
— Успокойся, не кричи. Успок…
— А знаешь, сколько раз на этой неделе он приходил домой за полночь?!
— Мама, мне это не интересно!
— А должно быть! Это, между прочим, твой отец.
— Вот именно! — тоже ору я в трубку, уже не в силах сдерживаться. — Он — мой отец, ты — моя мать, а я — ваш сын! И я не хочу выслушивать всё это дерьмо! Можешь с этим разобраться без моего участия?!
— Да как ты со мной разговариваешь?! За такие слова тебя нужно…
Глубоко
вдохнув, прислоняюсь затылком к стенке и опускаю трубку. Из динамика беспрерывным потоком льётся визгливый мамин голос, но слов, к счастью, уже не разобрать. Зря я сорвался. Теперь она долго не заткнётся. И что теперь делать? Можно, конечно, просто повесить трубку, но я ведь хотел с Рицкой поговорить. Или попробовать позвонить ему позже? Но он уже будет спать. А маму угомонить, боюсь, сейчас не получится. Как жаль, что внушение нельзя сделать на расстоянии — она бы вмиг умолкла.Ещё раз вздыхаю и подношу трубку к уху. Теперь мама уже рыдает, между всхлипами продолжая свой экспрессивный монолог:
— …столько лет! Но ведь нет! Теперь ему обязательно нужно всё испортить.
— Мама успокойся, хорошо? Извини, что нагрубил, я не хотел. Я обязательно поговорю с отцом, когда приеду, ладно?
— И когда тебя ждать? Завтра? — она всхлипывает, но, к счастью, уже не рвёт мне барабанные перепонки.
— Нет, где-то через неделю-две.
— Ты же обещал приехать на эти выходные! Я слышала, как ты говорил Рицке. Сэймей!.. Ты должен…
Вновь опускаю руку с трубкой. Ну почему, почему я вечно всем что-то должен?! Где, в каком уставе написано, что Аояги Сэймей должен разгребать родительские проблемы, заботиться о брате, учиться на отлично, управлять Бойцом, разбираться с Ритсу и много-много-много чего ещё?! Покажите мне эту чёртову бумажку! Что, нет? Значит, не должен.
— Мама! — перекрикиваю её, наконец собравшись с духом. — Прекрати истерику! Когда смогу — тогда приеду. Я, вообще-то, живу в школе, а не в санатории. Чем смогу — помогу. А сейчас хватит кричать и дай мне — пожалуйста, мама, — дай мне поговорить с Рицкой!
Раздаётся глухой стук. Такой обычно бывает, если собеседник швырнул трубку на стол. Но хотя бы этого завывания больше не слышно. Закрываю глаза и тру ладонью лицо, мгновенно вспоминая, за что же в том числе я всё-таки так любил уезжать в школу. Ещё неизвестно, где б'oльшая нервотрёпка: здесь, под боком у Минами, или дома.
Наверное с полминуты из динамика не доносится ни звука. Я уже начинаю думать, что мама просто разбила телефон, когда вдруг слышу какую-то возню, а потом тихий тонкий голосок:
— Сэймей?
— Рицка…
На этом, в принципе, можно было бы и завершить разговор. Одного его слова достаточно, чтобы по телу разлилось приятное тепло, а по губам расползлась улыбка. Ссора с мамой разом вылетает из головы, даже Минами вдруг становится далёким и неважным. Всё неважно, кроме того, что скоро я вернусь домой, к Рицке.
— Что ты натворил? Мама так кричала…
— Не бери в голову. Она просто не в духе. Лучше расскажи, как твои дела.
— Дела? Хорошо. Сегодня отменили математику, и у нас было два естествознания подряд. Сначала сенсей хотела устроить контрольную, но вместо этого решила, что лучше провести опыт. Прямо в классе. Она велела каждому принести ветки со двора и сделать раствор марганцовки…
Он всё говорит, говорит, говорит, иногда останавливаясь, чтобы перевести дыхание, а я даже не пытаюсь встрять или перебить. И неважно, что именно он рассказывает, — звук его голоса действует лучше успокоительного и большой плитки шоколада вместе взятых.
— Сэймей? — зовёт Рицка, когда проходит добрая минута его рассказа под моё молчание. — Ты ещё здесь?
— Да, кот, я никуда не делся.
— Я знаю, что тебе всё это неинтересно, — говорит он смущённо, — просто не знаю, о чём ещё рассказать.