Место третьего

Недовольно покосившись в её сторону, подпираю подбородок кулаком и раз за разом перечитываю формулировки. Они, кстати, вполне понятны и даже обрели бы смысл, знай я, что такое элюция. Вот чем мне не нравится учебный процесс по системным дисциплинам, так это тем, что составители учебников, вместо того чтобы придумать свои, системные термины, натаскали их из квантовой химии, биологической физики и ещё кучи таких наук, о существовании которых я бы и не знал, если бы в своё время не интересовался, кому говорить спасибо за эти дикие названия. Уверен, всё то же самое можно сформулировать в разы проще и понятнее. Но нет! Какой же дурак в школе Лун будет искать лёгкие пути! И как назло, на помощь не приходит и курс латыни, которую мы изучали в первый год. По крайней мере, ничего похожего на «элюцию» там не было. Чёрт, ну не у Нагисы же спрашивать, что это такое! А пока не выясню значение этого термина… всё. Я застрял.

Саган продолжает о чём-то трепаться, но уже значительно тише. Хотя скорее вовсе не из уважения к нам, а чтобы мы не выловили из разговора что-то, о чём нам знать не требуется. Я по-прежнему пялюсь в вопросник, пытаясь наугад подобрать значение неизвестного слова и определить, при каком именно все три вопроса перестанут быть бессмысленным набором иероглифов. Вдруг чувствую осторожное прикосновение к ботинку, машинально подвигаю ногу, и, лишь когда манёвр повторяется, догадываюсь поднять голову.

Агацума уже расправился со своим заданием: исписанные чернилами листы лежат поверх распечатанных, ручка закрыта. Несколько секунд он смотрит на меня безо всякого выражения, а потом вопросительно поднимает бровь. Я морщусь. Да пошёл он. Сам разберусь. Не хватало ещё…

Ну да, ну да. Сам. С элюцией. Один на один. Мы и так с ней уже минут десять друг на друга таращимся, а дело не движется.

Продолжаю с умным видом рассматривать текст вопроса и снова чувствую его ботинок впритык к собственному. Отрываюсь от задания и склоняю голову вбок. Агацума, ты нарываешься. Очень сильно причём.

Но Соби, делая вид, что не понимает намёков, указывает глазами на мой лист. И взгляд у него при этом как будто… требовательный. «Ну-ка, покажи, какую оценку ты принёс из школы сегодня». Как-то так. А он ведь не отстанет. Интересно, как догадался, что я увяз? По настроению или по тому, что писать перестал?

Покосившись на стоящую к нам спиной Нагису, осторожно разворачиваю листок к нему. В самом низу строчка «8, 12, 19. Элюция = ?» обведена три раза — это я создавал видимость работы, пока размышлял. Соби улыбается чему-то и переворачивает ко мне свой лист. И в первой же строчке: «Элюция, то есть удаление системной материи из базовой при сворачивании Системы, имеет постоянный алгоритм…»

Нет, ну прекрасно. Просто отлично! Словами, обычными, человеческими, нельзя было спросить?! И сразу было бы понятно, что речь идёт о том, как Система влияет на обычный мир и переделывает его материю под себя.

Снова глянув на Саган, хватаюсь за ручку и самым позорным образом сдуваю у Соби несколько особенно удачных формулировок. Ведь три этих вопроса — это ровно та дисциплина, которую досконально изучает у Нагисы он. Понятное дело, и терминология у них более обширная.

Когда уже порядком затянувшийся телефонный разговор наконец-то завершается и Нагиса, всё это время стоявшая к нам спиной, поворачивается, захлопывая раскладушку, мы, как два прилежных ученика, уже сидим, перечитывая каждый свою работу. Саган, ухмыляясь своим каким-то мыслям, возвращается за стол и готовится вновь прилипнуть к ноутбуку, но, посмотрев на часы, несколько раз звонко щёлкает пальцами:

— Всё, всё! Ваше время вышло! Отложите ручки!

Мы с Агацумой поднимаем головы и смотрим на неё, потом непроизвольно — друг на друга. Никаких ручек у нас в руках уже давно нет. Трепаться нужно меньше, сенсей.

— Давайте вашу работу, Аояги-кун. Что вы там написали?

Она опять несколько раз щёлкает пальцами, как будто в западном бистро официанта подзывает. Встав, подхожу к её столу и протягиваю исчерканные листы. Нагиса долго читает то, что я написал, то хмурится, то морщится, то вообще качает головой. От меня не ускользает, что самым внимательным образом она знакомится с ответами именно на восьмой, двенадцатый и девятнадцатый вопросы. Тем самым ещё больше закрепляя уверенность, что эти формулировки подбирала специально для меня, чтобы сбить с толку или попросту завалить.

— Всё верно, — наконец нехотя признаёт она, так и не найдя, к чему придраться. — Наверное, долго готовились, Аояги-кун?

— Долго, сенсей, — серьёзно отвечаю я. — Два дня.

— Что ж, это видно. Остаётся надеяться, что такие же результаты вы сможете показать и на следующих экзаменах. Правда, к ним вам будет намного сложнее подготовиться, не посещая занятий. — Нагиса ядовито улыбается, быстро расписывается в табеле и протягивает его мне. — Можете быть свободны. Ну а у тебя, Агацума-кун, что получилось?

Соби поднимается со стула, но смотрит почему-то не на неё, а на меня. Подойдя к Саган, протягивает ей все листы и замирает. Она бегло просматривает ответы на теоретическую часть и впивается глазами в уравнения.

— Не поняла тут… Чему равна скорость «гамма» при радиусе десять метров?

Она хмурится и постукивает ногтём по бумаге, но Соби почему-то молчит. Нагиса выжидающе поднимает голову, смотрит на него, на меня, кривится как иссохший апельсин и раздраженно заявляет:

— Аояги-кун, да уберите вы это!

Убрать что? Что я опять не так сделал за последнюю минуту? Агацума поворачивает голову ко мне, тоже чего-то ожидая. И тут я понимаю…

— Приказ отменяю, — цежу сквозь зубы, и щёки вспыхивают.

— Шестьдесят два километра в час, — тут же чеканит Соби.

Уверен, он бы смог обойти мой приказ, если бы не хотел поизображать страдальца. Какая-то прям показуха персонально для меня.

— Да? Неужели?! А погрешность ты не учёл?

— Погрешность справедлива только для открытого пространства. В условиях задачи речь идёт о замкнутом помещении.

— Замкнутое помещение — не вакуум! Когда же вы научитесь включать воображение?! Если ты будешь сражаться на корабле посреди открытого моря в шторм, ты просчитаешь раскрытие Системы тоже с dp4? Или всё-таки радиус уменьшишь?

Зря я надеялся, что всё будет так же быстро и просто, как со мной. Агацума, конечно же, возражает в ответ, настаивая на правильности своей формулы, Нагиса чинит ей новые абстрактные препятствия, он их обходит, вываливая на неё кучу цифр и данных, она цитирует какого-то Циммерманна…

О чём они спорят, я представляю лишь в общих чертах — нас в такие частности не вводили, — поэтому слушать их не очень интересно. Как будто дискутируют два доктора такой науки, о которой только по телевизору слышал. И оставаться здесь не хочется, и уходить, обрывая Нагису на полуфразе, уже неприлично. Поэтому я незаметно присаживаюсь на край металлического стола и терпеливо жду.

Страсти немного утихают лишь спустя семнадцать минут — я засекал. К этому времени даже я, не разбирающийся в тонкостях системной материи, начинаю понимать, о чём разговор, а у них одни и те же аргументы начинаются уже по третьему кругу. Что мне пока не совсем ясно, так это почему Нагиса вообще спорит с учеником. Если он ответил неверно, отправила бы его восвояси и назначила бы пересдачу. А если он прав, то о чём спорить? Кто-то здесь явно упёрся рогом и не намерен сдавать позиции, вопреки здравому смыслу. И этот «кто-то» точно не Соби, хотя и он уступать не торопится.