Место третьего

Комната напоминает библиотеку, где только что рванула бомба. Вместо ковра — листы, разложенные прямо на полу, вместо покрывала — развороты учебников, вместо столешницы — наспех законспектированные лекции: кое-где неполные, потому что мне писать было лень — я ведь не рассчитывал, что спустя два-три года мне это вновь понадобится, — а кое-где так криво накарябанные, что я не в состоянии разобрать собственный почерк. Ну ничего. Специально для этого на второй половине стола разложены конспекты Ямато: ровненькие, аккуратненькие, иероглиф к иероглифу, и даже исправлений нет. Как будто их четыре года писала не обычная девчонка, а машинистка-андроид.

Что ещё немного напрягает, помимо желания всё бросить и пойти проветриться, так это то, что я не сказал Соби о своих вчерашних успехах. Если досдам всё в ближайшие дни, его ждать не буду. Правда, Минами уже наверняка и табель ему отдал, и сообщил, что двери отныне открыты. А мой приказ сдать всё как можно скорее в любом случае должен быть в силе.

От зубрёжки отрываюсь на курсе первой помощи, когда понимаю, что ещё две страницы назад знал, как отличить венозное кровотечение от артериального, а теперь эта простейшая информация плавно затягивается дымкой забвения. Дав себе слово продолжить загружать мозг всем этим хламом завтра, отправляюсь в душ, а потом и в постель. Макулатурный бардак даже не трогаю — всё равно с утра его опять устраивать. Книги с кровати аккуратно составляю на пол и мгновенно засыпаю.

Следующий день я честно убиваю на Нагису и её трёклятый предмет, с которым мне предстоят ещё целых две встречи, не считая эту. Доучиваю то, что не выучил накануне, вспоминаю то, что основательно забыл, сам гоняю себя по списку вопросов — и всё равно остаюсь не до конца уверенным в том, что знаю хотя бы половину.

В семь часов неожиданно вспоминаю, что последний раз ел накануне днём, и заставляю себя выпить чашку чая с несколькими крекерами. Хоть со вчерашнего обеда я не был в столовой ни разу, есть почему-то не хочется. Это всё от глупых нервов. Головой я понимаю, что Нагиса не посмеет меня завалить на последнем этапе, когда почти все экзамены сданы, а небрежная роспись Ритсу уже два дня как украшает мой табель. Но всё равно… Осталась какая-то нотка обиды после её отказа позволить мне переписать контрольную. Четыре года я был её любимчиком, теперь же — спасибо Агацуме — низведён до уровня одноразовых столовых палочек. Сегодня нужно показать этой крашеной дуре, что могу я куда больше, чем ей хочется мне продемонстрировать.

Без десяти восемь я уже вхожу в административный корпус и иду прямиком в лабораторию. При себе нет ничего, кроме ручки. Конечно, можно было захватить с собой сумку с книгами и конспектами, чтобы чувствовать себя увереннее. Но не хочу, чтоб был соблазн. Именно поэтому и шпаргалки никогда не делаю. Нужно уметь полагаться только на себя, в данном случае — на свою голову и хорошо подвешенный язык. Только в таких условиях мозги начинают работать в полную силу, являя весь свой потенциал. А пока будешь надеяться на крохотную смятую бумажонку в кармане, сам вряд ли что-то вспомнишь.

Списывание — не редкость даже в нашей школе. Сколько раз на экзаменах и контрольных я видел, как треть класса, сверля сосредоточенным взглядом сенсея или пустой лист бумаги, тянется под парту, в карман брюк или к раскрытой сумке. У всех у них в этот момент одинаково напрягшиеся, но в то же время отрешённые лица. Поэтому все умники вычисляются на раз и мгновенно из аудитории выгоняются. На самом деле это даже забавно. Будь у меня припрятан где-нибудь такой спасительный листик, все мои мысли тоже были бы только о том, как бы его поудачнее достать. Те время, нервы и силы, которые они тратят на эту нехитрую, но рискованную процедуру, я использую для того, чтобы как следует сосредоточиться и вспомнить то, что, кажется, никогда и не знал. И каждый раз вспоминаю. И они бы вспомнили. Ведь не бывает так, чтобы человек несколько лет ходил на занятия, но не вынес из них совершенно ничего.

Я сворачиваю в коридор, в конце которого виднеется дверь в лабораторию, и неуютно ёжусь. С освещением тут всегда было туго: не горит ни одна лампа, хорошо, что отголоски заката с улицы помогают не промахнуться и не войти в стену. Не знаю, почему так. Может, Нагиса забывает сказать, чтобы лампы починили, а может, она вампир и боится света?..

Несмотря на скудное освещение, чем ближе подхожу к лаборатории, тем яснее понимаю, что в этом мраке нахожусь не один. Замедлив шаг, ступаю по ковру совсем тихо, даже дышать стараюсь неслышно. Но как только до двери остаётся метра три, мгновенно расслабляюсь.

Картина, которую теперь наблюдаю, однозначно достойна того, чтобы немедленно бежать за фотоаппаратом.

Между распахнутых створок окна отчётливо виднеется задница в обтягивающих светлых джинсах. Продолжение туловища высунулось на улицу и отчаянно пыхтит — сюда долетает слабый запах дыма.

— Она почувствует, — говорю я, подходя ближе и сверяясь с часами: без пяти.

— Не почувствует. Она сама сейчас курит. Прямо в лаборатории.

Агацума выбрасывает окурок, выпрямляется и взмахивает ладонью, прогоняя остатки дыма. Потом поворачивается ко мне и опускает голову.

— Добрый вечер, Сэймей.

— Привет.

Почти на минуту мы замолкаем. Соби рассматривает носки ботинок, я нетерпеливо кошусь на дверь, ожидая, когда же она откроется, чтобы подарить мне лишний напряжённый час или даже больше.

Внезапно я понимаю, что в нынешней ситуации есть что-то неправильное. Зачем я стою у кабинета Нагисы в восемь часов вечера, мне известно. Но вот что тут делает Агацума?..

— Зачем ты к ней пришёл?

Соби смотрит на меня немного растерянно и слабо пожимает плечами.

— Наверное, за тем же, за чем и ты.

И только тут я вспоминаю, что Нагиса, помимо мутной науки о человеке, ведёт один предмет и у Бойцов: свойства материи Системы или свойства системной материи — как-то так называется. Неудивительно, что именно её дисциплина осталась у Соби в «долговых». И нет ничего странного в том, что мы с ним сейчас встретились. Когда ей было удобней принять должников, тогда и назначила.

— Сэймей, что ты уже успел сдать? — спрашивает Агацума после паузы.

— Всё, кроме этого, теории и практики боя и Чияко. А ты?

— Да, то же самое.

А быстро мы, кстати. Это хорошо. Если сегодня разберёмся с Нагисой, по сути, останется только выловить Ямаду с Такадой — и всё.

Дверь передо мной распахивается так резко, что я отшатываюсь. В глаза неприятно бьёт яркий свет из лаборатории, оплетая фигуру застывшей в проёме Нагисы. От неё и вправду неприятно пахнет табачным дымом.

— А, Beloved? — выплёвывает она, окидывая нас с Соби неприязненным взглядом.

— Добрый вечер, Нагиса-сенсей, — здороваемся мы синхронно.

— Заходите и садитесь. Только по разные стороны стола!

Лаборатория Нагисы обставлена до ужаса нелепо. Посреди небольшой комнаты стоит металлический длинный стол, как будто прямиком из морга. Но вместо того, чтобы кого-то на нём препарировать, Нагиса водрузила на него два компьютера и устроила развал из книг, которые поленилась даже выстроить в стопки. А может, и не поленилась. Скорее всего, из горы книжек быстрее выхватить нужную, чем из ровного ряда.