Место третьего

С такими мыслями раздражённо вскрываю палочки, наливаю соус в пиалу, расплескав несколько капель, и лишь смутно замечаю, что сегодня на обед мои любимые сашими с креветками.

— Здравствуй, Сэймей.

Соби, как обычно, вырастает из ниоткуда, и я, вдобавок ко всему, умудряюсь облиться чаем. Пока я, чертыхаясь, вытираю пятно салфеткой, он отодвигает стул и садится возле стола. В руках у него нет даже чашки, так что технически он ко мне не подсел, а просто устроился рядом. Откуда у него, интересно, это умение так виртуозно обходить приказы и запреты? Не иначе как годы тренировок — наверное, в детстве слыл бунтарём.

— Ну чего тебе? — бурчу я, окончательно растерев пятно по штанине, к которой теперь до кучи прилипли мокрые катышки салфетки.

— Утром я говорил с Ямадой-сенсей. Почему ты не сказал мне, что в пятницу будет общая тренировка?

Об общих ночных тренировках редко бывает известно заранее. Как правило, их изюминка в эффекте внезапности. Сидишь себе вечером в комнате, прилежно делаешь уроки — и тут радио-динамики в коридоре взрываются зубодробительным сигналом, похожим на сирену. А следом за ним Нана объявляет о начале тренировки и о том, какие миссии на ней ожидаются. И понеслась… Бывает, конечно, что тренеры предупреждают за несколько дней. Но наш случай явно из первой категории, иначе бы Ямада-сенсей не понижала голос до шёпота, когда рассказывала мне о планах на пятницу.

Так что если бы Соби не подошёл ко мне или Ямаде, пребывал бы в неведении до последнего момента.

— Сегодня только вторник. Я успел бы тебя предупредить.

Соби смотрит на меня взглядом человека совершенно не убеждённого, чуть хмурясь, а потом констатирует:

— Ты забыл.

— Я не забыл! Тебе не обязательно было знать об этом за три дня. Зачем ты вообще подошёл к Ямаде? Я же сказал, что всё выясню и тебе сообщу.

— Я подошёл к ней, потому что предполагал, что ты забудешь, — на этом месте в его голосе появляются неприятные нотки упрёка: — Ты обещал мне, но забыл.

— Я ничего тебе не обещал!

Видавший виды крепкий стол выдерживает мой удар кулаком, а вот попавшая под раздачу чашка — нет. Крупные осколки тонут в остатках тёмного чая на полу.

Разговоры в столовой становятся в несколько раз тише, а головы, будто механические, синхронно поворачиваются на звук.

— Сэймей, — продолжает Агацума своим возмутительно спокойным голосом, будто ничего не случилось, — я хочу быть уверен в тебе. Но не могу на тебя положиться, пока ты будешь обо мне забывать.

Я прикидываю, что лучше бы вписалось в его физиономию: тарелка или сразу целый поднос.

— Ты смеешь предъявлять мне претензии? — с усилием заставляю себя улыбнуться, хотя губы слушаются отвратительно.

— Нет, всего лишь прошу, чтобы ты…

— Значит, ставишь мне условия?

Соби опускает глаза и вздыхает, как нерадивый отец, не сумевший доступно объяснить своему пятилетнему чаду, почему Земля круглая.

— Ты забылся, Боец. Я накажу тебя, — сообщаю я хорошо поставленным голосом ведущего прогноза погоды. И даже умудряюсь запихнуть в себя кусок креветки, которая теперь кажется на вкус варёной резиной.

Агацума никак не реагирует на моё заявление, не двигается и глаз не поднимает. Я хорошо чувствую чужие эмоции, и от него сейчас разит не страхом, как положено, а почему-то досадой. И это выбешивает окончательно.

Только моё бешенство, в отличие от других людей, не взрывное, а опасно низкой температуры. Я даже съедаю ещё одну безвкусную креветку, успевая и формулировку продумать. Тщательно вытерев пальцы салфеткой, наклоняюсь к Агацуме ближе.

— Та картина для выставки, Соби… с луной. Ты закончил её?

— Да.

— Вот и прекрасно. Потому что сейчас ты пойдёшь, возьмёшь нож и порежешь её на двенадцать ровных полосок.

Соби наконец вскидывает голову.

— Сэймей…

— Молчать!

На этот раз удар по столу отдаётся звоном в пиале. Несколько сидящих рядом учеников даже вздрагивают, и их взгляды, как намагниченные, снова притягиваются ко мне.

— Иди. И уничтожь. Свою. Картину. Немедленно. Это приказ.

Меня сегодня укусила муха злости на Мимуро, а вот какая — Соби, понятия не имею. Но возможно, что она у нас одна на двоих. Потому что сначала он сыпал на меня соль обвинений и выставлял счета с претензиями. А теперь, вместо того чтобы, как обычно, что-то удушливо пробормотать и тихо уползти, вскакивает с места и вихрем вылетает из столовой. Его уже нет в зале, а ножка качнувшегося стула только-только встречается с полом, да порыв ветра обдает лицо лишь сейчас.

Мышцы во всём теле деревенеют, кулаки и зубы сжимаются. А у меня больше и чашки нет, чтобы в неё вцепиться. Усилием воли заставляю себя остыть и вновь взяться за палочки. Когда подцепляю ещё одну ненавистную креветку, замечаю, что в столовой стало подозрительно тихо. Лишь подняв голову, понимаю, что половина всех присутствующих до сих пор пялится на меня: кто с ужасом, кто с отвращением, кто с неприкрытой ненавистью. Конечно, они всё слышали… В ответ я улыбаюсь им, кладу в рот эту чёртову креветку и медленно, тщательно пережёвываю, пока эти уроды наконец не отворачиваются. А потом встаю и, так и оставив на столе поднос, а на полу — разбитую чашку, тоже ухожу.

Дурацкое ощущение, как будто я участник театра одного актёра, регулярно дающий одно и то же представление. Всё это со мной уже было, две недели назад после показательной дуэли. Так же от меня шарахались, шептались за спиной и провожали неприязненными взглядами. Нет, вру. Кое-что всё-таки изменилось. Теперь они не садятся возле меня во время обеда, я соседствую с тремя пустыми столами. Хорошо ещё, что я больше не посещаю занятия, а то в лекториях бы прочувствовал свою «проказу» в полной мере.

Оказывается, ту сцену видел не только Мимуро, после всего очень «кстати» куда-то провалившийся. Он продолжает со мной здороваться при встрече, но каждый раз отговаривается тем, что его в зале ждёт Мэй — а ведь им же тренироваться нужно и всё такое, — и сматывается. Тогда в столовой, к сожалению, были и Зеро — я их просто не заметил. Впервые увидев, как мы с Соби «мило» общаемся, Ямато, у которой со своим Бойцом любовь до гроба, наверняка возвела меня в ранг главного идейного врага. То ли считала раньше, что мои убеждения по поводу Бойцов внешне никак не должны проявляться, то ли тот мой приказ стал последней каплей в чаше её толерантности, но теперь, проходя мимо по коридору, она даже не смотрит в мою сторону. Ямато отходчивая, я знаю — ещё сама ко мне прибежит, когда узнает, что я уезжаю. Но обиду, чувствую, затаила крепкую.

Всё это мне настроения не прибавляет. И заняться, как назло, решительно нечем — уроков-то у меня больше нет. И Мимуро нет, и Хироши… Больше не осталось никого. Смешно, но мои невероятные прогнозы, когда я предрекал себе одиночество в школе, постепенно сбываются. Минами тут, конечно, ни при чём. Я сам всё устроил наилучшим образом. И если бы на горизонте этого уныния не брезжил рассвет моего отъезда, разгребал бы последствия до конца года.

Как же всё-таки вовремя я затеял эту свистопляску с экстернатом, прямо как чувствовал. Или нет… Скорее, предвидел подобный итог, едва у меня появился Соби. Что, кстати, до самого Агацумы, его я не видел аккурат до этой пятницы, вечер которой начинается не совсем ожидаемо.