Место третьего
Шрифт:
— Нет, нет, я не это хотел сказать! Прости, Сэймей, я не хотел тебя обидеть.
Поглаживаю его по спине, понимая, что, да, разумеется, не это. Просто Рицка сначала говорит, а только потом думает.
— Кот мой, давай договоримся так. Ты не будешь обращать внимания на родителей. Их ссоры — это их дело. И тебя это не касается. Идёт? А теперь пошли обедать.
Обедаем мы с закрытой дверью, за которой слышны копошение, шорох одежды и звон ключей — это отец, до отвала накушавшись маминых обвинений, вновь отправляется на работу. Сама мама появляется на кухне спустя несколько минут, с покрасневшими веками и полностью выдохшаяся.
Соображая, что сейчас мне нужно её как следует обработать, причём быстро, принимаюсь за ней ухаживать: ставлю тарелку с едой, к которой она едва притрагивается, наливаю чай, пытаюсь завести нейтральную беседу и рассказать, что документы в школу я отдал. Она, кажется, и не слушает вовсе — со смесью апатии и горечи пялится в скатерть, механически поднося палочки ко рту, как большая заводная кукла, способная выполнять только одно действие.
Поняв, что мама не услышала от меня ни слова и что сейчас наступил именно тот момент, когда она кивнёт на любую мою просьбу, осторожно предлагаю ей отвезти Рицку в клинику, а заодно пройтись и развеяться. Тут Рицка удивлённо поднимает на меня глаза, но я его взгляд игнорирую. Есть ситуации, в которых приходится расставлять приоритеты, каким бы несправедливым ни был выбор. Рицка у меня всегда на первом месте, что бы ни случилось, но именно сегодня и именно в то время, когда мне полагается заниматься им, я должен быть с Соби — альтернативы не дано.
Мама подозрительно быстро соглашается, то ли опять плохо услышав, то ли не желая спорить ещё и со мной, и даже не уточняет причины, по которой не хочу ехать в клинику я. Когда она уходит к себе, глажу Рицку по поникшему Ушку.
— Ну вот тебе и маму разок в спутники. Для разнообразия.
Собираю со стола грязную посуду и уже поворачиваюсь к раковине, но то, что слышу в следующую секунду, заставляет замереть с тарелкой в руке.
— Ты ведь не из-за того, что я сказал, её попросил? У тебя есть какие-то более важные дела?
— Рицка, самое важное в моей жизни — это ты, — говорю я, глядя на кран. — Не говори глупостей.
— Тогда лучше отвези меня сам.
— Слушай, я…
— Что, Сэймей? Ты не хочешь? Ты не можешь? Чем ты собираешься заниматься здесь, пока нас не будет? Или ты куда-то уходишь? Куда?
Кран чуток подтекает. Следом за каждым вопросом о дно раковины ударяется очередная капля. Подставляю под кран руку, и Рицка наконец умолкает.
— Рицка…
— Только не говори, что ты не можешь мне сказать, потому что это связано с твоей школой. Ты вернулся оттуда. Ты что-то скрываешь от меня?
Стискиваю зубы. Наблюдательный Рицка и индифферентные к моим делам родители — это такой большой контраст, что порой в его компании я слишком сильно расслабляюсь. Нужно было придумать повод, прежде чем говорить с мамой, тем более — при нём.
Системные дуэли учат простому и удобному приёму: не можешь держать удар — отзеркаль.
— Ну а сам-то? — оборачиваюсь и прислоняюсь к кухонной стойке, складывая руки на груди. — О том, что у нас проблемы в семье, я узнал почему-то только от твоего психолога. Не объяснишь ли, почему?
— Ты же сам всё видишь, — Рицка пожимает плечами.
— Как выяснилось, мы с тобой смотрим на одно, а видим что-то разное. Я не предполагал, что их глупые скандалы так на тебя влияют. Ты всегда просто расстраивался, рассказывая мне о них, но никогда не говорил, что
чувствуешь по этому поводу.— Сяхоу-сенсей тоже постоянно спрашивает, что я чувствую.
— Ну и? Почему ему ты об этом рассказываешь, а со мной делиться не хочешь? Я тебе всё-таки не посторонний человек.
Рицка откидывается на спинку стула, тоже складывая руки на груди, бросает на меня странный взгляд исподлобья. Но вместо оправданий или даже простого ответа я получаю вопрос, который всё больше убеждает меня в том, что передо мной самая настоящая Жертва. Причём далеко не из слабых.
— Что ты от меня скрываешь? Отвечай мне, Сэймей.
По коже пробегают неприятные мурашки, а хвост в штанине напрягается. Вдобавок что-то происходит и со зрением, потому что возникает ощущение, будто я смотрю в колодец, на дне которого лицо Рицки. Всё прочее вокруг слегка сереет. Жуть в том, что мне хорошо знакомы эти зачаточные симптомы… ментального воздействия.
Сглатываю и трясу головой, чтобы нормальная картинка вернулась. Рицка и сам несколько раз моргает и опускает глаза, переставая колоть меня своим пронзительным взглядом.
— Рицка, у каждого есть своя жизнь и свои тайны, — начинаю я по возможности миролюбиво.
— Только твои тебе на пользу не идут, — перебивает он меня. — Ты стал… ты как-то изменился, когда приезжал домой тогда… когда мы ходили на аттракционы.
А ты всё-таки чувствуешь, Рицка. Чувствовал, что происходит нечто, но не знал, что именно, и потому молчал. Не знаешь, что случилось, да? Что ж, я расскажу тебе. Я объединился с Бойцом, и моя Сила возросла, потому что силовая цепь наконец замкнулась. Вот что случилось. И я расскажу тебе, да. Как-нибудь, когда ты в Луны отправишься.
— Тебе просто так кажется, — улыбаюсь я, — потому что мы редко виделись. Когда не видишь кого-то долгое время, всегда кажется, что он стал каким-то отчуждённым.
— Сэймей… — Рицка опять кидает на меня настороженный взгляд, и его пальцы сами собой тянутся к краю скатерти, чтобы потеребить его. — Я не говорил, что ты отчуждённый. Ты… сам это сейчас сказал.
Я сглатываю. Жертва, которая за словами не следит, — нонсенс. Вот только я не предполагал, что у меня ещё и дома поединки начнутся.
— Рицка…
— Ты меня обманываешь! — бросает он гневно, вскакивает на ноги, чуть не опрокинув стул, и пулей вылетает из кухни.
Провожу ладонью по лицу, разворачиваюсь к раковине, открываю воду… Медленно, точно в каком-то трансе, начинаю мыть посуду, плохо чувствуя и собственные руки, и то, что по коже хлещет почти кипяток.
Я готовился радоваться, когда наверняка выясню, что мой брат Жертва. Но теперь вижу, что это принесёт нам лишние проблемы. Крепко дружащих между собой Бойцов я видел — им-то всё равно, — а вот Жертв ни разу. Деловые, партнёрские отношения — это сколько угодно. Но дружба — никогда, уж не говоря о чём-то большем.
Закончив с посудой и с отстранённым удивлением посмотрев на покрасневшие руки, бреду к себе, на лестнице доставая телефон и набирая Соби. На часах уже начало пятого, а если учесть, что тащиться мне снова в центр — а это не меньше часа дороги, — выходить нужно не позже пяти.
— Сэймей, — раздаётся в трубке после второго гудка.
— Соби, привет.
И я запинаюсь, только тут вспомнив о том, что о встрече мы с ним, вообще-то, уже договорились. Я и его номер-то на автомате набрал. Выходит, звоню я… просто так?